— Вот как? — Уинстен приподнял бровь. — Да, ходил тайком, был очень осторожен. Думал, что никто его не заметил, но мне тут же донесли. — Хитрый лис! Он за моей спиной обратился к архиепископу Кентерберийскому и попытался захватить мой монастырь в Дренгс-Ферри. — У него есть слабости? — Когда-то давно его уличили в связи с другим молодым монахом. — С тех пор больше ничего не было? — Нет. — Жаль, а то бы мы попробовали его опорочить. Сам знаешь, монахи живут друг с другом, обходясь без женщин, и наверняка половина из них падка на содомский грех. — Да плевал я на этого Олдреда! Однажды я с ним уже справился и раздавлю снова, если понадобится. Гита не разделяла самоуверенности сына. — Я просто не понимаю, о чем монаху говорить с шерифом, — раздраженно произнесла она. — Меня больше беспокоит эта норманнская сучка. Гита согласно кивнула: — Да, Рагна умна и отважна. — Она перехитрила меня в Оутенхэме. Немногие могут этим похвастаться. — Еще она упросила Уилфа выгнать старшего конюха Уигнота, который по моей просьбе покалечил ее лошадь. Уинстен вздохнул: — Зря мы позволили Уилфу жениться на ней, честное слово. — Когда ты договаривался о свадьбе, сам все твердил, что так мы привяжем к себе графа Хьюберта. — Я бы не стал якшаться с норманнами, не наседай на меня Уилф. — Но ты ведь мог задурить ему голову. — Знаю, — печально откликнулся Уинстен. — Вернулся бы из Шербура с известием, что мы опоздали, что она уже помолвлена с Гийомом Реймсским… — Он поразмыслил над сказанным. Обычно он говорил матери правду, поскольку твердо знал, что Гита во всем его поддержит. — Дело в том, что Уилф только-только поставил меня епископом. К сожалению, мне не хватило смелости. Я боялся, что он разгадает мою уловку, вздумай я лукавить, и сильно разозлится. Сейчас-то я понимаю, что ложь почти наверняка сошла бы мне с рук. Но тогда я думал иначе. — Забудь о Рагне, — велела Гита. — Она нам не угроза. Девчонка понятия не имеет о силах, с которыми взялась бороться. — Как знать, как знать. — В любом случае сейчас очернять ее глупо. Она завладела сердцем твоего брата. — Гита недобро усмехнулась: — Увы, мужская любовь недолговечна. Со временем Уилф устанет от нее. — Сколько нам этого ждать? — Не могу ответить. Терпи. Однажды это случится. — Люблю тебя, мама. — Я тоже люблю тебя, сын. * * * Иногда по утрам ловушка просто кишела рыбой, в другие дни оказывалась полной наполовину, а порой и вовсе пустовала, не считая пары-тройки мелких рыбешек. Но неделю за неделей улов был больше, чем требовалось на прокорм семьи. Весь дом внутри был в копченых угрях, свисавших со стропил, и казалось, что под крышей идет дождь из рыбы. Как-то в пятницу, достав очередной обильный улов, Эдгар решил, что часть можно продать. Он отыскал палку длиной в ярд, повесил на нее дюжину жирных угрей, обвязав тушки гибкими ветками вместо веревок, а потом направился к таверне. Этель, младшая жена Дренга, сидела снаружи, на вечернем солнышке, и ощипывала голубей. Ее костлявые руки покраснели и лоснились от жира. — Не желаешь купить угрей? — спросил Эдгар. — Отдам по фартингу за пару. — Где ты их взял? — Поймал на нашем затопленном поле. — Молодец. На вид вроде ничего, так что возьму двух. Этель ушла попросить денег у Дренга, тот вышел из таверны вместе с ней. — Откуда угри? — хмуро справился он у Эдгара. — Нашел на дереве целое гнездо, — ответил юноша. — Все дерзишь, малец, — проворчал Дренг, но выдал Эдгару четверть серебряного пенни. Еще двух рыбин Эдгар продал прачке Эббе, а четверых купила Толстуха Беббе. Эльфбург, которая прибиралась в монастыре, посетовала, что денег у нее нет, но ее муж Хадвин отправился в лес за орехами, так что они могут рассчитаться с Эдгаром натурой. Юноша отказался и с четырьмя фартингами в сумке на поясе понес остаток улова священникам. Жена Дегберта, Эдит, кормила ребенка грудью возле дома. — Хорошая рыба, — одобрила она. — Уступлю все за полпенни. — Лучше спроси у него. — Эдит кивнула в сторону открытой двери, и оттуда, услышав, должно быть, голоса снаружи, вышел Дегберт. — Откуда рыба? — немедленно уточнил он. Эдгар подавил желание съязвить в ответ: — Из-за наводнения наше поле затопило, рыба сама заплыла. — А кто разрешил тебе ловить угрей? — Так рыба сама приплыла, я же сказал. Дегберт присмотрелся к палке Эдгара: — Похоже, ты уже кое-что продал. Эдгар неохотно признался: — Да, восемь штук. — Забыл, кто тут хозяин? Вам дали землю, а не реку. Если решил устроить садок с рыбой, попроси у меня разрешения. — С чего бы? Я-то думал, что ты владеешь землей, а не рекой. — Ты невежда, поэтому на первый раз я тебя прощаю. В монастырском уставе сказано, что рыбой я тоже ведаю. — За все то время, которое я тут провел, ты ни разу не поймал ни единой рыбы. — И что? Устав есть устав. — Хотелось бы его увидеть. Дегберт ухмыльнулся: — Жди здесь. — Он скрылся в доме и быстро вернулся, держа в руках сложенный лист пергамента. — Вот, прямо тут. — Он ткнул пальцем в нужное место: — Паче кто изловит рыбу в сей реке, надлежит оному отдать настоятелю одну рыбину из каждых трех. Эдгар кисло взглянул на пергамент. Он не умел читать, и довольный Дегберт это знал. Поди знай, что на самом деле в уставе записано. Вот незадача! Дегберт прав, он простак и невежда. Дегберт радостно потер руки: — Ты принес дюжину, значит, с тебя четыре штуки. Эдгар безропотно протянул ему палку с угрями. Тут послышался стук копыт.