Когда же он все-таки слегка успокоился и смог сосредоточиться, то первым делом осмотрел свою ногу. В лодыжке была дыра размером с яйцо малиновки, плоть обуглилась. До чего же больно! Наверное, тот кусок металла, который его поразил, благополучно остыл на полу. Один из священников принес мазь для его раны, но Олдред отказался от лечения: поди определи, какие языческие порошки пошли на это снадобье — вдруг там мозги летучих мышей, измельченная омела или помет черного дрозда? Монах отыскал взглядом Эдгара, которому доверял, и попросил юношу подогреть немного вина, вылить на рану, чтобы ее очистить, и замотать чистой тряпкой. Незадолго перед обмороком он видел, как расплавленный металл выплеснулся в лицо Годвину. Шериф Ден подтвердил, что Годвин умер, и Олдред этому не удивился: если уж крохотная капля металла проделала такую дыру в его ноге, то Годвину наверняка прожгло кожу до самого мозга. — Я взял под стражу Дегберта и Катберта, — сказал Ден. — Они останутся под замком до суда. — А что насчет Уинстена? — Мне боязно к нему подступаться, не хочу настраивать против себя всех церковников. К тому же, полагаю, нет необходимости его задерживать: он вряд ли сбежит, а если все-таки удерет, я его изловлю. — Надеюсь, ты прав. Я знаю его много лет, но никогда не видел таких припадков. Это было что-то жуткое. В него будто бес вселился. — Похоже на то, — согласился Ден. — Я тоже с таким не сталкивался, но не беспокойся — мы вовремя его схватили. 22 Октябрь 998 г. Эдгар знал, что последствия непременно будут. Уинстен не смирится с таким исходом. Он будет сражаться и станет беспощадно изводить тех, кто был причастен к его разоблачению. Страх ощущался крохотной, но твердой опухолью в животе, и юноша спрашивал себя, насколько сильная опасность ему грозит. Он ведь оставался в стороне, правильно? Помогал тайно, при вторжении в дом священников не присутствовал. Лишь когда суматоха отчасти улеглась, зашел в монастырь заодно с компанией любопытствующих. Да его не заметил и сам Уинстен, главный виновник переполоха. Выяснилось, что он ошибался. Круглолицый и светловолосый помощник Уинстена, дьякон Итамар, прибыл в Дренгс-Ферри через неделю после известных событий. Помолился со всеми на службе, а затем сделал важное объявление: в отсутствие Дегберта исполняющим обязанности настоятеля назначен старший по возрасту из монастырских священников, отец Деорвин. Это было несколько странно — неужели весть заслуживала того, чтобы передать ее лично, а не письмом? Когда прихожане стали покидать маленькую церковь, Итамар подошел к Эдгару, который явился на службу со всей семьей — Эрманом, Эдбальдом, Квенбург и шестимесячной Уинни. Дьякон не собирался любезничать и прямо заявил Эдгару: — Ты дружен с братом Олдредом из аббатства Ширинг. — Он не спрашивал, а утверждал. Может, поэтому он на самом деле приехал сюда? По спине Эдгара пробежала дрожь, но ответил он ровно: — Тебе виднее, но я не понимаю, почему ты так говоришь. — Потому что ты идиот! — влез Эрман. Эдгар еле сдержался, чтобы не врезать брату по физиономии. — Эрман, тебя никто не спрашивал, будь добр помалкивать. — Юноша повернулся к Итамару: — Я знаком с монахом, спору нет, но… — Ты промыл его рану, — перебил дьякон. — Ну да, и что? Тебе какое дело? — Тебя видели с Олдредом здесь, в Дренгс-Ферри, а также в Ширинге и Куме, я сам встретил вас двоих в Оутенхэме. Итамар всего-навсего доказывал, что Эдгар знаком с Олдредом. Похоже, он не знал, кого монах определил в свои шпионы. Так что у него за дело? Эдгар спросил в лоб: — Чего ты от меня хочешь, Итамар? — Ты намерен быть клятвопомощником Олдреда? Вот оно что! Итамару поручили выяснить, кто заступится за Олдреда на суде. Эдгар испытал несказанное облегчение. Все могло обернуться куда хуже. — Вообще-то меня не звали. Он не лукавил, хотя и не был честен до конца. Эдгар ожидал, что его позовут. Клятвопомощник, который был очевидцем событий, ценился высоко. А Эдгар был в мастерской Катберта, видел металл, чеканы и свеженькие поддельные монеты, поэтому его показания существенно помогли бы Олдреду — и навредили Уинстену. Видимо, Итамар это знал: — Будь уверен, позовут. — Его круглое, почти детское лицо исказилось от злости. — Когда это случится, настоятельно советую тебе отказаться. Эрман снова не утерпел: — Он прав, Эдгар. Люди вроде нас не должны встревать в распри священников. — Твой брат разумен, — скромно заметил Итамар. — Спасибо вам обоим за совет, — откликнулся Эдгар. — Вот только меня не звали на суд над епископом Уинстеном. Итамар нахмурился. — Вспомни, — произнес он, помахав пальцем перед носом Эдгара, — что настоятель Дегберт — твой землевладелец. Эдгар даже растерялся — уж угроз он точно не ожидал. — Ты о чем, а? — Он надвинулся на Итамара: — Ну? Говори яснее! Итамар попятился с испуганным видом, потом спохватился и вздернул подбородок. — Наши крестьяне должны поддерживать церковь, а не разрушать ее устои, — изрек он. — Знаешь, ты, кажется, слегка перепутал. Это ведь не я чеканил дурные монеты в стенах монастыря. — Не умничай со мной! Короче, так: если ты оскорбишь своего землевладельца, тебя выгонят с земли. — Боже всемилостивый! — вскричал Эрман. — Спаси и сохрани! Как это «выгонят»? Эдгар, послушай его, не глупи, прошу тебя! Эдгар недоверчиво уставился на Итамара: — Мы стоим в церкви, ты сам был на службе, нас окружают ангелы и святые, незримые, но настоящие. Все они следят за тобой, Итамар, и знают, что ты творишь. Ты хочешь помешать правосудию и защищаешь нечестивца, повинного в преступлении. Как думаешь, о чем сейчас шепчутся ангелы, наблюдая за тобой? Ты грешишь, хотя вино святого причастия еще не обсохло на твоих губах. Эдбальд вмешался: — Эдгар, это он священник, а не ты! Итамар побледнел и на мгновение замедлил с ответом: — Я ратую за церковь, и ангелам сие ведомо. — Судя по его лицу, он сам в это не верил. — Тебе надлежит примкнуть ко мне, иначе ты познаешь гнев Господень и его священства. Эрман заговорил с ноткой отчаяния: — Эдгар, ну послушайся же ты! Тебе что, так приспичило вернуться на полтора года назад, когда мы оказались бездомными и обездоленными? — Я подумаю, — коротко отозвался Эдгар. Он чувствовал себя сбитым с толку, но не хотел этого показывать. — Эдгар, брат, скажи, что ты не пойдешь давать показания, — взмолился Эдбальд. — Подумай о моем ребенке, — добавила Квенбург. Итамар усмехнулся: — Послушай родичей, Эдгар. — Он отвернулся с видом человека, который сделал все, что мог, и теперь умывает руки. Что сказала бы матушка? Как никогда Эдгар нуждался в ее мудрости. От остальных проку не было. — Ступайте домой, — сказал он. — Я вас догоню. — Что ты собираешься делать? — с подозрением в голосе спросил Эрман. — Хочу поговорить с мамой, — ответил Эдгар и ушел. Он покинул церковь и двинулся на кладбище, к могиле матушки. Молодая трава вокруг ярко зеленела. Эдгар встал в изножье могилы и сложил руки так, словно пришел помолиться. — Я не знаю, как мне быть, мама. Закрыв глаза, он вообразил, что матушка, живая и здоровая, стоит напротив и задумчиво слушает.