" Серия: Наследие дикой охоты (книга 3) Автор: Шериз Синклер Название на русском: Вечер медведя Серия: Наследие дикой охоты Перевод: RF Сверка: helenaposad Бета-коррект: Ольга Романова Редактор: Amelie_Holman Оформление: Skalapendra Аннотация Всю свою жизнь Эмма мечтала быть любимой. Ее карьера певицы не сложилась и девушку на долгие годы изгоняют из племени. Получив ранение после спасения ребенка от церберов, ей приходится воровать еду у людей, подорвав тем самым основу Закона Оборотней. На месте преступления ее находит вожак территории и его смертоносный гризли-воин. К ее удивлению они помогают ей вылечиться и принимают к себе. Очевидно, они не знают ее прошлого. И, она не может сопротивляться соблазну побыть рядом с другими оборотнями — особенно с такими привлекательными и могущественными. Возможно, она сможет остаться …еще ненадолго. Как гризли-воину, Бену приказывают предоставить симпатичной вер-медведице убежище, где она может исцелиться. Соплеменник оставил Бена, его дом пуст, и он уже слишком долго был один. Смышленая и нежная, пышнотелая Эмма - восхитительна…, даже если она странно мало говорит о своем прошлом. Давно зарекшийся в отношении женщин, он не может противостоять ей. Будь он проклят, если не попытается удержать ее, плевать, есть у нее секреты или нет. Женщины - это проблемы. В минувшие годы, из-за одной такой Райдер расстался с другом. Теперь вер-пантера возвращается к Бену со своим четырехлетним детенышем, которого он забрал у отвратительной женщины. К раздражению Райдера его собрат защищает раненую медведицу. Женщину. Хуже того, красивую, нежную, любящую — будь он проклят, если собирается влюбиться и снова во все это ввязаться. Но прибывает темная луна и смерть дышит в затылок, он понимает, что не все женщины одинаковы. Могут ли три одиноких оборотня и один детеныш создать вместе новую семью в мире, заполненном церберами и феями? Пролог Три года назад Сосновый Холм, Территория Маунт—Худ — полнолуние А что, если никто не захочет со мной спариваться? Обхватив себя руками, Эмма Кавано стояла на тротуаре и смотрела, как оборотни стекаются в трехэтажный дом на Собрание Полной луны. Она присоединится к ним, потому что уже взрослая и готова к своему первому Собранию. Окончательно. У большинства самок первая течка наступает до двадцати двух, и она беспокоилась, что с ней что—то не так, хотя у оборотней медведей, как правило, это происходит с задержкой. Неважно. Теперь она была здесь. Ее потребность привела ее прямо к двери Собрания. Давай, медведица. Пора двигаться. Чувствуя себя так, словно идет по хрупкому льду, она почти добралась до двери. Затем мимо нее прошла группа оборотней. Самцы. От их пьянящего запаха у нее по коже побежали мурашки. Она застыла на месте. Мужские голоса проникали вибрацией до самой ее сердцевины. Насколько удивительным это было? Захочет ли ее кто—нибудь из этих мужчин? Беспокойство приглушило бурлящее возбуждение. А что, если они этого не сделают? Что, если она простоит у стены всю ночь, одинокая и никому не нужная, как на танцах, на которые тайком ходила, когда ей было тринадцать? Когда она попыталась заставить свои ноги двигаться, блондинка Сиси и ее хихикающая подруга Марни оттолкнули ее в сторону. — Путь заблокировала, Большая Гриз, — сказала Марни нарочито громко. — Это потому, что ее бедра занимают весь тротуар, — сказала Сиси. — Прекрасная одежда, Эмма, точно такую же носила моя бабушка. Их слова причиняли боль, словно удары острых когтей. Эмма сдержала то, что хотела сказать, как ее учила мама. Конечно, она была медведицей—оборотнем, крупнее волчицы и пантеры, но не настолько уж большой и уж точно не гризли. Когда они уходили, она сделала себе мысленную пометку выбросить цветастую юбку и свободную блузку. Она попыталась стряхнуть с себя ощущение того, что ее ненавидят. После многих лет, проведенных в школе Соснового холма, она должна была уже привыкнуть к оскорблениям со стороны сверстников. Никто не хотел дружить с Эммой, даже если бы это разрешила ее мать. Присцилла Кавано была эгоцентрична, одержима властью и статусом и не питала любви ни к кому, даже к своей дочери. Все даонаины в округе ненавидели Присциллу и распространяли свою неприязнь на ее дочь Эмму. Ее мать умерла два месяца назад, но враждебность по отношению к фамилии Кавано казалась бесконечной. Может, кто—то более жизнерадостный и обаятельный мог бы переломить общественное мнение. Эмма надеялась, что, став бардом, она обретет некоторую уверенность в себе и убедительность. Даже капля мужества не осталась бы незамеченной. Но нет. Очевидно, талант петь и развлекать публику не превратился в красноречие. Хуже того, никто в городе не хотел слушать ее пение. Плечи Эммы поникли. Может, сегодня вечером все будет по—другому. Потому что после спаривания люди смотрели друг на друга иначе. Разве не так? Будет ли самец все еще предвзятым после того, как он... побывает... с ней? Пришло время встряхнуть мех и выйти из пещеры. Может, сегодня вечером у нее появятся друзья. Я могу это сделать. С надеждой, распускающейся в ее сердце, она поднялась по ступенькам и вошла внутрь. Как и во многих домах оборотней, декор был традиционным — полы из темной древесины и стены кремового цвета с отделкой из красного дерева и лепниной в виде короны. Комнаты на первом этаже были открыты, так что гостиная перетекала в гостиную слева, столовую и кухню справа. Поскольку оборотни спаривались в человеческом обличье, территории обеспечивали комфортное жилье для Собраний в полнолуние. Куда бы она ни посмотрела, всюду женщины были не одни. Сиси сидела на кожаном диване, а пятеро мужчин старались произвести на нее впечатление. Марни стояла возле камина из речного камня и тоже с группой мужчин вокруг. То, что у донаинов рождалось больше мужчин, чем женщин, до сих пор было весьма интересным фактом. Окутанное ошеломляющими мужскими запахами и звуками, ее тело вспыхнуло жизнью и наполнилось жаром. Она тяжело дышала, словно галопом взобралась на гору. И, о, Богиня, эта жажда! Она сделала шаг вперед и остановилась. Рядом с дверью стоял Козантир, страж и лидер территории Маунт—Худ. Как всегда, когда Седрик видел ее, его глаза похолодели. Из—за ее матери. Как один из аватаров Бога, он действовал на благо клана. Ее мать действовала только ради собственного блага, поэтому они ненавидели друг друга. Эмма обошла его стороной и прошла дальше в комнату. Мужчина с каштановыми волосами, чье обычно бледное лицо покраснело от похоти, встал у нее на пути. Он удивленно поднял брови. — Эй, это Эмма. Приехала в трущобы вместе с остальными жителями города? Несмотря на его оскорбительный тон, Эмма все еще чувствовала покалывание по спине. Другой самец придвинулся ближе. Его широкие плечи заслонили свет позади него. — Это ведь Эмма, не так ли? Ты сегодня очень хорошенькая. — Этот голос был удивительно глубоким и звучным, и интерес к нему вызвал в ней волну возбуждения. Когда песня нужды, гудевшая в ее ушах, стала громче, ей удалось сфокусировать взгляд. Гавейн. Мужчина был ненамного старше ее. Он сделал нож для мастера бардов. Его чудесные глаза были словно ясная синева летнего неба — и он хотел её. Она вздрогнула, удивленная этим. *** Эмма понятия не имела, сколько времени прошло, но ночь уже давно наступила. Стоя у столика с напитками, она пыталась собраться с мыслями. Она была с несколькими самцами и наслаждалась спариванием, если только "наслаждением" можно было назвать что—то такое первобытное и неуправляемое. Некоторые мужчины были грубы, и она не знала, как их притормозить — или как притормозить себя, если уж на то пошло. Она улыбнулась. Слава Матери, Гавейн был терпелив. Нежен. Он привел ее в комнату, снял с нее одежду и гладил каждый дюйм обнаженной кожи, пока все ее тело не задрожало от желания. Целовал, покусывал, облизывал. Даже сейчас ее тело снова начало согреваться от воспоминаний. Затем он нежно уложил ее на покрытый подушками пол и расположил свой рот — рот — между ее ног. По милости Матери. Все в ней вышло из—под контроля. К тому времени, как он устроился над ней, она так отчаянно нуждалась в нем, что, когда он пронзил ее девственность, острая боль исчезла под чудесным ощущением наполненности. Потом Гавейн обнимал ее, пока она дрожала. В комнате витал запах секса, мужского мускуса, ее желания — и ее крови. Кровь. У нее шла кровь. Когда она начала паниковать, он быстро объяснил ей, хотя и был удивлен, что ее мать не рассказала ей о таком элементарном факте жизни. Присцилла Кавано была не слишком хорошей матерью. Эмма горевала, когда ее мать перешла к Богине, но чувство утраты было еще сильнее. Все шансы изменить их отношения исчезли. Она никогда не познает материнской любви или заботы. Когда же она сделала судорожный вдох, то почувствовала, что ее тело снова начало возбуждаться. Жара полной луны не заботилась о трауре или упущенных шансах. Сегодня ночью физическое управляло ментальным, и все ее тело было сосредоточено на попытке спариться, забеременеть. Почему никто никогда не говорил ей о том, каким ошеломляющим может быть Собрание? Она раздраженно рассмеялась. Да и кто бы стал с ней разговаривать? Та же самая мать, которая не объяснила, что влечет за собой первое спаривание? Несправедливо. Ее наставник—бард никогда не обсуждал сходки иначе, чем в качестве основы для песен. Он был очень стар; возможно, он забыл, как действует полная луна на оборотня. Потягивая яблочный сидр, она сосредоточилась на более радостных мыслях. В конце концов, теперь она знала все о Собраниях, верно? И ее не проигнорировали, как она боялась. Многие мужчины интересовались ею. Один оборотень даже похвалил ее размер и не стал над ней смеяться. Она прикусила губу. Конечно, его признательность не могла простираться дальше этой ночи, когда правили гормоны. Но, о, это было так волнующе, когда к тебе прикасались и относились так же, как ко всем остальным.