Это объясняло ее уверенность и военную выправку. Райдер изучал полное надежды выражение лица Эммы. Очевидно, женщина не возражала против того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, и не планировала вечно навязываться Бену. Размотался еще один узел беспокойства. Вики повернулась к мужчинам. — Калум хотел поговорить со всеми вами в портальной комнате. — Она улыбнулась Райдеру. — Эта комната — один из наших входов в лес на случай, если ты захочешь побегать в зверином обличье. Он даст вам ориентировку. — Хороший план. — Бен протянул Райдеру руку. — Боюсь, детенышу придется остаться здесь, — сказал Алек. Райдер покачал головой: — Я не могу оставить ее. Может быть… — Я бы с удовольствием присмотрела за ней, — нерешительно сказала Эмма. Доверить ей своего детеныша? Он скорее отгрызет себе левую лапу. Но... была ли у него причина не доверять этой женщине, которая уже подружилась с его дочерью? — Ладно. — Он усадил дочь на диван. Без малейшего колебания Минетта забралась к Эмме на колени и прижалась к ней, положив голову на ее мягкую грудь. Обхватив пальцами медового цвета косу женщины, она засунула большой палец в рот и мгновенно уснула. Райдер сомневался, что детеныш настолько полностью доверял своей собственной матери. — Спасибо тебе, Эмма. — Успокойся, папа Минетты, — мягко сказала она. — Я буду охранять твоего детеныша ценой своей жизни. *** Видя удивление Райдера, Эмма пожалела о своем импульсивном заявлении, но она говорила серьезно. Его необоснованное отвращение к ней не имело значения. Никто не причинит вреда этой малышке, пока она здесь. Через секунду он кивнул. Бен наклонился и провел рукой по ее волосам в молчаливом прощании. Когда он выпрямился, ощущение тепла осталось вместе с его мужским ароматом. — Пошли отсюда. — Вики увела Кахиров и Райдера. Шли минуты, и Эмма крепко прижимала к себе Минетту, проводила губами по шелковистым волосам детеныша и вдыхала сладкий детский аромат. Ее удовольствие было подобно хорошо прогретым углям — постоянным теплом. У нее на руках был ребенок, она была полезной, вокруг нее было веселье, смех и разговоры — все, чего она лишилась три года назад. Она была бы счастлива сидеть здесь вечно. — Ты сделал это! — Крик донесся из ниши, где стояли два бильярдных стола. От громких возгласов и хлопков Минетта проснулась. Ее крошечное личико обеспокоенно сморщилось, когда она приподнялась и огляделась в поисках отца. Бен и Райдер никогда не говорили о своей паре, но если они заботились об этом детеныше, то мать, должно быть, умерла. Как ужасно для Минетты. — Твой отец скоро вернется, милая, — сказала Эмма. Но что теперь? Ребенок был слишком встревожен, чтобы снова заснуть, а в таверне вряд ли найдутся игрушки. Не имея кубиков и кукол, Эмма знала только один способ отвлечь скучающего ребенка. — Позволь мне рассказать тебе одну историю, мой маленький львенок. — Она провела три года, развлекая легко отвлекающихся пикси; один сонный ребенок был не сложной задачей. Ее голос плавно вошел в ритм повествования. Без колебаний Минетта опустила голову. Медленно посасывая большой палец, она потерла косу Эммы о свою щеку. — Давным—давно, на самом рассвете дней Даонаинов, волки—оборотни нашли маленькую девочку, лежащую в норе в широком зеленом лесу. Стая назвала ее Ронвен, потому что ее волосы были цвета сияющего серебра зимней луны. Жалкие годы одиночества Эммы исчезли, когда она рассказала свою любимую историю всех времен — о первых днях легендарного медведя—оборотня. Всемилостивая Богиня, как же ей не хватало этого — использовать все свое мастерство, чтобы развлечь клан, вовлечь аудиторию за собой в самое сердце истории. Когда она довела рассказ до великолепного завершения, то заметила Вики возле камина, вероятно, проверяющую, не нужно ли чего. Эмма улыбнулась. — Мы в порядке, спасибо. Символически отсалютовав, барменша—помощник шерифа удалилась. Эмма посмотрела вниз на свою единственную аудиторию. — Хочешь на этот раз песню? Может, о таком котенке, как ты? Минетта восторженно кивнула. Поучительная мелодия об опасностях беспечных приключений — и благословениях понимающего клана — всегда нравилась Эмме. Наслаждаясь собой так же сильно, как и Минеттой, Эмма использовала тон и темп для передачи эмоций, подобно тому, как художники накладывают цвет на картины. Все вокруг исчезло, когда она погрузилась в музыку. Один куплет, другой. Опасность и мужество. С радостью и болью в сердце она спела заключительный куплет о возвращении маленькой кошки в свою семью. Она замолчала, издав несколько приглушенных нот. Ее маленькая аудитория удовлетворенно вздохнула — самая лучшая награда, какую только может получить бард. Глубоко внутри нее расцвела острая, почти болезненная, радость. Через секунду она поняла, что вздохи и шепот раздаются по всему помещению неестественно тихой таверны. Она резко вскинула голову. О, Моя Богиня… Люди, собравшиеся в комнате, смотрели на нее. Подслушивали. Райдер, Бен, два незнакомых Кахира и Козантир стояли у камина. Тревога поползла вверх по спине Эммы, как волна муравьев, ожидая, что все они укусят ее сразу. — Мне очень жаль, — сказала она группе мужчин. — За что? — Бен неторопливо двинулся вперед. — Отличная песня, дорогая. — Он легонько потянул ее за волосы. — Я... я не хотела беспокоить вас. — Ты никому не помешала, Эмма. — Козантир обошел диван и сел лицом к ней на тяжелый дубовый кофейный столик. Его серые глаза не отрывались от ее глаз. — Сколько же ты тренировалась, бард? Она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Он знал, кто она такая. Слышал ли он о барде, который стал причиной смерти двух мужчин? Вышвырнет ли он ее со своей территории? — Эмма? — подсказал Козантир. Он не выглядел сердитым. — Ты начала в обычном возрасте? В подростковом? — Четырнадцать. — Это был единственный раз, когда она поссорилась со своей матерью. Она бы никогда не получила разрешения, если бы мастер—бард не обратился лично. Ее мать не могла отказать кому—то столь уважаемому. — Я закончила свое семилетнее ученичество. А потом... — А потом ее жизнь была разрушена. — Я уже давно никого не развлекала, — кроме древесных фей и лесных зверей. — Я больше не бард. — Отречение от своей мечты пронзило ее, как нож в душу. Ироничный смех осветил его худое лицо. — Хвост не исчезает, даже если им не вилять. Ты все еще бард. — Он задумчиво посмотрел на нее. — Мы отсрочили твое наказание, да? Когда ее тело напряглось, она почувствовала, как Минетта зашевелилась. Дыши, Эмма. — Да. — Пожалуйста, не отправляйте меня обратно в лес. Пожалуйста. — Почему ты была в лесу, и никто не мог тебе помочь? Он не знал, что она была изгнана. Это осознание ослабило спазм в ее горле. Она тщательно подбирала слова. — После смерти матери у меня не осталось семьи. И я была... несчастна. Никому не было дела, когда я уходила в лес. — Истина. Правда. Городу Пайн—Нолл было все равно, если бы она не вернулась. — Так что я была одна, когда меня ранили. Он изучал ее долгое, неловкое мгновение. Очевидно, он знал, что она рассказывает не все. Как он решит с ней поступить? Как стражи территорий Херни, Козантиры следовали своей собственной уникальной логике, принимая решения на благо Даонаинов в целом, а не одного одинокого оборотня. Она отвела взгляд. Бен стоял, скрестив руки на груди. Райдер оперся плечом о каминную полку. Оба внимательно слушали. Она сглотнула и снова обратила внимание на Козантира. — На данный момент я принимаю твое объяснение. — Калум смерил ее оценивающим взглядом. — Итак... за риск быть обнаруженной людьми я налагаю такое наказание: ты будешь работать бардом дважды в неделю до Лугнасада. Она уставилась на него, разинув рот, как будто он рано пробудил ее от спячки. Петь? Для других? До праздника урожая в августе? – Эм, а где? — Да хоть здесь. — Его жест охватил всю комнату. Его губы изогнулись. — Я забыл упомянуть, что бар принадлежит мне? — Тебе? — Козантир был скромным владельцем таверны? Он... фыркнул. — Твое пение привлечет посетителей в периоды затишья, что пойдет на пользу бару. Как Козантир, я хочу, чтобы наш народ снова услышал свою историю в песнях и рассказах. У нее будут зрители? Бушующая река эмоций вышла из берегов, лишив ее голоса. Она могла только кивнуть.