В его глазах плясали смешинки. — Я заставил барда замолчать. Восхитительно. — Он постучал пальцами по столу. — Давай запланируем на четверг с семи до девяти. Играй, что хочешь. По воскресеньям я предпочту традиционные обучающие песни и истории. Мы будем поощрять семьи приходить на мероприятие со своими детенышами и назначим время с пяти до семи. Согласна? — Да. — Конечно, она могла бы придумать что—нибудь получше, чем такой слабый ответ. Она повысила голос. — Да, мне бы это очень понравилось. — Тогда договорились. — Он встал, кивнул остальным и направился к бару характерной походкой кота—оборотня. О, Моя богиня. Она повернулась к Бену и Райдеру, и по веселому выражению на смуглом лице Райдера поняла, что тот улыбается шире, чем подвыпившая цветочная фея. Она проигнорировала его и сказала Бену, как будто он еще не слышал: — Я снова буду петь. Бен усмехнулся. — Так и есть. Поздравляю, медвежонок. Глава 11 — Правильно ли я делаю? — спросила Эмма в пустоту кухни, изучая очищенный картофель и кусок говядины на сковороде. Правильно ли она помнила, как повар ее матери готовил тушеное мясо? Сомнительно. Поскольку Кавано не общались с прислугой, Эмме никогда не разрешалось находиться на кухне дольше, чем требовалось для того, чтобы съесть свой полдник. К сожалению, в доме Бена она не нашла ни одной кулинарной книги, а это означало, что на кухне она была предоставлена самой себе. Страшная мысль. Но ей так хотелось сделать для него что—нибудь приятное. Он был необычайно добр и открыто радовался, когда Козантир "приговорил" ее к пению в качестве наказания. Удивление снова наполнило ее. Козантир хотел, чтобы она пела, была бардом. Если она окажется полезной, если люди полюбят ее, возможно, она сможет остаться в Колд—Крике. Она бы приложила все усилия, чтобы быть достойной этого шанса. Во—первых, ей нужно было показать Бену и Райдеру, что она понимает «Закон взаимности». Бен дал ей приют, кормил ее, заботился о ней. Райдер сделал ей красивую деревянную трость, темную, гладкую и блестящую. С корсетом и тростью, ее не придется носить повсюду на руках. Хотя, быть на руках у Бена было более захватывающим, чем все, о чем она мечтала в юности. Забота и беспомощность — очень пьянящая смесь. А сам Бен... Что ж. За его покладистым характером скрывалась огромная сила воли и пугающая самоуверенность. Когда он сосредоточился на ней, она почувствовала себя вкусной добычей — и очень, очень женственной. Она заставила себя встряхнуться. Перестань мечтать. Картофель и ростбиф лежали на сковороде, как трупы, и она прикусила губу. Ей удалось прибраться на кухне, несмотря на частые перерывы, чтобы облегчить боль. Столешницы и стол сверкали, однако уборки было недостаточно, чтобы уравновесить чашу весов. Конечно, что—то столь простое, как ростбиф, не так—то просто испортить. Так ведь? После некоторого замешательства, она включила духовку. Итак, какую же температуру выбрать? Однажды вечером Райдер приготовил замороженную пиццу и установил духовку на 425 градусов (прим. 220 по Цельсию). Пицца была очень тонкой, в то время как ростбиф довольно толстый, так что, конечно, температура должна быть выше? Она повернула диск на 450 градусов (прим. 230 по Цельсию). Она знала, что жаркое должно запекаться долго. Их повар ставил мясо в духовку, когда Эмма перекусывала, так что говядина, должно быть, готовилась около трех—четырех часов. Она проверит его через три… на всякий случай. Так. Сделано. Прикусив губу, она заколебалась. Может, ей стоит присмотреть за ним? Пялиться на дверцу духовки было бы глупо. Она огляделась по сторонам, желая с кем—нибудь поговорить. В доме было так пусто, что даже пылинки, казалось, опускались с эхом. Если она выйдет на улицу, цветочные феи составят ей компанию, пока она будет придумывать, что спеть в таверне. В конце концов, еда не нуждалась в ее помощи для приготовления. А когда мужчины и Минетта вернутся со стройки, она угостит их всех вкусным горячим блюдом. Неужели они не удивятся? *** Три часа спустя Эмма, прихрамывая, вошла в кухню и в ужасе ахнула, увидев черные клубы дыма, вырывающиеся из духовки. — О, нет. Нет, нет, нет. — Оставив заднюю дверь открытой, она выключила духовку. С неподдельным ужасом она услышала, как открылась входная дверь и послышался топот ботинок. Бен и Райдер вернулись. — Черт. Неужели Эмма подожгла дом? — услышала она вопрос Райдера. — Я же просил тебя не дразнить ее из—за того, что она читает. Женщины становятся такими сентиментальными от этих любовных историй. — Я чувствую запах горелого мяса, — мягко ответил Бен. Слишком быстро он вошел в кухню вместе с Минеттой и Райдером. Стиснув зубы, Эмма открыла дверцу духовки, уже зная, что не увидит идеального, сочного, вкусного блюда, которое планировала. Отнюдь нет. Дымящуюся, сморщенную тушку окружали черные комочки картофеля. Клянусь матерью, как она могла так все испортить? Настолько глупа? Она была настолько никчемна, в чем ее всегда уверяла мать. Она испортила вкусную еду и впустую потратила деньги Бена. — Ну, здесь... — Райдер взглянул на нее и не договорил. Вместо этого он отодвинул ее в сторону, схватил прихватку и вытащил отвратительное месиво. Поставив кастрюлю в раковину, он включил воду. С сердитым шипением поднялся пар. Разбитая. Она попыталась сморгнуть навернувшиеся слезы. — Мне жаль, — прошептала она. — Об этом не стоит беспокоиться, дорогая. — Бен дразняще дернул ее за распущенные волосы. — Мы ценим твои усилия, даже если они не увенчались успехом. Его доброта сокрушила ее попытку успокоиться, и ее глаза наполнились слезами, затуманивая зрение. — Садись, Эмма. — Сильными руками он усадил ее на кухонный стул. Присев перед ней на корточки, он взял ее за руки. — Я впустую потратила твои деньги. Мне не следовало пытаться готовить еду. — Она опустила голову, в ее ушах звучал голос матери. Бесполезная. Глупая. Неуклюжая. Неблагодарная. — Я не умею готовить. Райдер нахмурился. — Я думал, всех женщин учат готовить и убирать. Неужели он считает ее не только неумехой, но и лгуньей? Она выпрямилась. — У нас был повар. — Ее взгляд снова опустился на колени, грубые руки Бена все еще держали ее ладони. — Мне не разрешали заходить на кухню. Ее дыхание прервалось в преддверии слез, но она взяла себя в руки. Не плачь. Ты взрослая женщина. — Повар. Интересно. — Черные глаза Райдера были непроницаемы. Он подошел к двери и подхватил Минетту на руки. — Давай, котенок, ты можешь поработать над своей головоломкой, пока я приведу себя в порядок. Через секунду она отвела взгляд от пустого дверного проема и поняла, что Бен не отпустил ее руки. Рывок не только не принес ей свободы, но и усилил его хватку. Через секунду он погладил большими пальцами тыльную сторону ее ладоней, посылая по телу трепет осознания. — Посмотри на меня, медвежонок. Медвежонок? Тон его голоса был таким же нежным, как когда Райдер называл Минетту «котенком». Это звучало так если... словно она действительно ему нравилась. Его спокойный взгляд был таким же открытым и легко читаемым, как и непроницаемый взгляд Райдера. Он не был расстроен. — Это не конец света, у тебя просто подгорел ужин. Мы все лажали, и не раз. — Его губы дрогнули. — Да, я неплохой повар, но Райдер чертовски хорош, и даже он может сотворить настоящую катастрофу. — Правда? Бен на мгновение задумался. — Думаю, самая ужасная вонь была, когда он забыл, что поставил вариться картошку. Вода испарилась, и картошка сгорела. Клянусь волосатыми яйцами Херне, весь дом вонял несколько дней. Напряжение в ее груди ослабло. — Но я испортила ужин. И теперь нам нечего есть. — Вот почему Мать подарила нам рестораны и закусочные. Давай я быстренько приму душ, и мы все пойдем куда—нибудь перекусим. Он отпустил ее и обхватил руками за талию, поднимая и ставя на ноги. Вместо того, чтобы отстраниться, он придвинулся достаточно близко, чтобы она почувствовала тепло его тела от бедер до плеч. — Клянусь Богом, ты хорошо пахнешь. Его губы коснулись ее волос. Он был таким высоким, что ее глаза находились на уровне его груди. Она не могла не видеть, как его синяя рабочая рубашка обтягивает мощные грудные мышцы. Расстегнутые верхние пуговицы открывали взъерошенные каштановые волосы, и ей захотелось расстегнуть еще, провести по ним руками. Каково было бы ощущать прикосновение его волос к ее коже? Ее груди? Она моргнула. Пресветлая Богиня, насколько неуместной была эта мысль? Запрокинув голову, она попыталась не обращать внимания на сильную линию его шеи, квадратную челюсть, ямочку на подбородке. Нет, Эмма. Она не должна позволять себе так сильно тянуться к нему. Слишком поздно. Его медленная улыбка сообщила ей, что он почувствовал её желание. Боже, как это унизительно. Где та самая глубокая, темная пещера, в которой можно спрятаться медведю? — Эм. Я просто... — Ее слова затихли от вида голода в его глазах.