Она повысила голос, ворвавшись в крик женщины в доме и ее призывы убивать, затем опустилась ниже, чтобы его инстинкты показали, что он достоин потенциальной пары. Она рассказала, как его натура заманила его в заблуждение и разрушила с таким трудом обретенный контроль. Она хлопнула в ладоши — зрители отшатнулись — и опустила руки по бокам, когда пела для юного Уэсли, с отчаянием осознавая его неудачу, его невыполненную задачу. Ее голос звучал скорбно, когда связь между телом и духом кахира разорвалась. С нотками грусти она оплакивала его укороченную жизнь, его незаконченную работу, смягченную сознанием того, что когда—нибудь он вернется, чтобы снова взяться за свои дела. Что в следующей жизни у него все получится лучше. Наконец, она отпустила сдерживающие ее слова, когда радость стерла прошлое, когда молодой кахир двинулся навстречу своему вечному покою в объятиях Матери. Ее песня шепотом растворилась в тишине. Никто не шевельнулся. Через некоторое время Эмма пошевелилась, чтобы вытереть слезы с лица, и увидела, что другие делают то же самое. Один человек молча покинул поляну, за ним последовал другой, начав медленный исход. Когда оборотни проходили мимо нее, большинство из них касались ее плеча в знак формального уважения. Большинство. Не все. Не те женщины, которые смеялись над ней. Когда они проходили мимо, пышногрудая брюнетка пристально посмотрела на нее. И брюнетка была объектом множества неодобрительных взглядов. Может, это Сара, женщина, которая подстрекала молодого кахира? Рука легла на плечо Эммы, слегка покалывая от силы. Калум стоял рядом. Он одарил ее слабой одобрительной улыбкой, прежде чем двинуться дальше. Последний из людей покинул поляну, оставив ее стоять с... двумя мужчинами и ребенком. — Отличная работа, — тихо сказал Райдер. Он стоял слева от нее, Минетта — у него на бедре. — Ну что, мы закончили? — спросил Бен справа от нее. Их сила и поддержка вливались в нее, придавая ей смелости. — Да, я закончила. — Она подняла глаза, изучая лицо Бена. Его лицо напоминало камень, челюсти сжались от боли и горя. Но его глаза были ясными, больше не затуманенными чувством вины. Его плечи не ссутулились, словно в ожидании нового удара. Потому что он не сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться. Не то что Эмма. В каком—то смысле она, должно быть, похожа на ту эгоцентричную женщину, которая подстрекала Уэсли. В своем собственном презрении к поведению Сары Эмма могла понять, как оборотни в Пайн—Кнолле, должно быть, отнеслись к ее собственным действиям на Собрании. Однако Сару не изгнали. И Мать простила Эмму и стерла черноту изгнания. Теперь Эмме оставалось только простить себя. Пришло время двигаться дальше. — Пойдем, медвежонок, — мягко сказал Бен, беря ее под руку своей массивной ладонью и подталкивая вперед. Луг был заполнен людьми с печальными глазами, молчаливыми. Еда, казалось, никого не интересовала. — Бард. — Брат Калума, Алек, был высоким, с волосами песочного цвета и темно—зелеными глазами. — Козантир просит еще одну песню — ту, которая поможет клану двигаться дальше к принятию и жизни. — Как пожелает Козантир, — ответила Эмма традиционным ответом. Она медленно оглядела толпу, но ее взгляд вернулся к тем, кто был ближе всего. К заплаканному личику ребенка, которого она полюбила, — и Эмма знала две песни, которые хотела спеть. Сначала песня благодарности Матери... а потом очень старая мелодия о маленьком котенке, познающем радость и влагу — о рыбалке в крошечном ручье. Потому что за грустью должен следовать смех. Глава 16 В середине недели Бен сидел в своем кабинете, хмуро изучая список дел, которые ему нужно было сделать. Клянусь Богом, сломанные кости были гораздо хуже, чем разорванные мышцы. Обычно, после исцеления, он чувствовал бы себя одеревеневшим и слабым всего пару дней. На этот раз его плечо все еще чертовски болело. Эмма не сразу обратилась к целителю — неудивительно, что она все еще ходила как старая бабуля, — хотя у нее дела шли лучше, чем у него, поскольку она каждый день ухаживала за Минеттой. Она даже начала учить крошку алфавиту. Он отодвинул свой список дел с низким рычанием. Ему нужно было быть на работе, но Донал сказал, что строительные работы — стучать, пилить, поднимать тяжести — могут навсегда повредить его плечо. Быть калекой не входило в список дел. Тем не менее, он не мог позволить себе потратить на выздоровление больше одного—двух дней. — В чем дело, брат? — Райдер прокрался внутрь и поставил кофейную чашку с нарисованным на керамике медведем гризли. Чашку, из которой пил он сам, украшала пума. Это были подарки от их Найни. — У меня слишком много дел и только одна рука, — сказал Бен. — Ты не будешь этим заниматься. Донал сказал, что на этой неделе ты не работаешь. — Я не могу. — Бен указал на два участка, где шло активное строительство, затем на два волонтерских проекта. — Они все нуждаются... — Я займусь ими. Мы прекрасно справляемся и без тебя. — У тебя есть своя работа. Райдер закинул ногу на стул и оперся локтями о бедро. — Мои проекты по деревообработке можно отложить до твоего выздоровления. — Тебе не нравится руководить бригадами. — Не особенно. — Райдер запустил пальцы в волосы. — Но мы же братья, а это значит, что я подбираю то, что ты роняешь. Просто вернись на работу через неделю, иначе твоя команда тебя бросит. Когда тяжесть спала с его плеч, Бен рассмеялся, вспомнив их первый год на стройке, когда Райдер по очереди командовал бригадой. Три человека уволились еще до конца рабочего дня. — Просто относись к ним так, как если бы они были Минеттами большого размера, и у тебя все получится. Райдер фыркнул. — Значит, мне нужно купить им пластырь с «Суперменом»? — Ты можешь уволить их, если они начнут обманывать тебя насчет своих обязанностей. — Минетта была в восторге от своих пластырей с «Русалочкой»... и указывала на мельчайшие царапины в надежде получить больше. Улыбка Бена погасла. — Серьезно, спасибо тебе, братишка. — Мне это нравится. Ну, не командовать, а снова работать с оборотнями. И заниматься благотворительностью. Приятно для разнообразия что—то отдать взамен. Бен улыбнулся. Казалось, его брат наконец—то начал расслаблять булки. — Рад слышать. Райдер оглядел кипы бумаг в кабинете. — А пока у тебя есть шанс наверстать упущенное за столом. — Да, ничего такого, что я предпочел бы сделать. Ну что ж, может быть, ворчанье раздраженной пумы будет веселее. — Придурок. — Райдер отвесил Бену подзатыльник. — Да ладно. Донал сказал, что ты быстрее выздоровеешь, если не будешь напрягать плечо. Эмма сказала, что посидит с детенышем, а мне нужно какое—то время побыть кошкой. Бен внимательно посмотрел на брата. — Давненько не виделись в животных обличьях, правда? Ты изменился с тех пор, как забрал Минетту? — Нет. Черт побери, ради своих строительных бригад, ему на время лучше одеть Райдера в меха, иначе тот может выпустить кому—нибудь кишки. — Пойдем. Он отправился к садовому сараю, стена которого была общей с забором на заднем дворе. Внутри они разделись и вышли через потайной черный ход. Их окружал лес. Салмонберри и салал с красными стеблями образовали густой подлесок под болиголовом и елями, блокируя любой доступ возможным незваным гостям. Бен указал на правую развилку небольшой оленьей тропы. — Я не могу уйти слишком далеко, но эта дорога ведет к небольшому озеру в паре миль отсюда. — Прекрасно. – Райдер расплылся в улыбке, показывающей его облегчение, и перешел в свою животную форму. Бен медленно втянул в себя воздух и наблюдал, чувствуя, как комок подступает к горлу. Он не бегал с братом уже пять одиноких лет. Кот прибавил в весе и мускулах. Его мех был чуть темнее, чем у большинства золотисто—коричневых пум, а под брюхом становился почти белым. С тихим мурлыканьем Райдер потерся головой о бедро Бена — толчок, говорящий о том, что пора двигаться дальше. Рассмеявшись, Бен обернулся, чувствуя, как его захлестывает материнская любовь. Он опустился на переднюю левую лапу, перенеся вес тела на правую. Сегодня он не собирался выигрывать ни одной гонки, но, клянусь волосатыми яйцами Херне, было приятно снова ощутить грязь под лапами. Он фыркнул и кивнул Райдеру, чтобы тот шел вперед. Его прикованному к дому однопометнику нужно было бы какое—то время побегать, почувствовать свободу и уловить запахи. Бен мог бы прикрывать тыл. С низким рычанием Райдер прыгнул вперед. Даже медленно ковыляя, Бен получал удовольствие. Лето уже приближалось, полевые цветы начали распускаться и цвести. Из высоких гнезд доносились крики птенцов. Он уловил запах оленя и одинокого койота. Тропа вела вверх, через заросли высоких серебристых елей, а затем сворачивала вниз по крутому склону. Спускаться с горы без здоровой передней лапы было сущей занозой в хвосте. Ворчание Бена перешло в хриплое дыхание. Райдер молниеносно вернулся к нему, потерся мордой о голову Бена и снова исчез. Звук рвущейся коры свидетельствовал о том, что он точил когти о ствол дерева. Несколько минут спустя резкий писк возвестил о том, что мышь или землеройка встретила свою участь. Не было ничего вкуснее свежих закусок. Воздух стал влажным и прохладным, когда они спустились к ольхе и виноградным кленам, окружающим небольшое озеро, питаемое ледником. Потянувшись, Райдер превратился в человека и растянулся на солнышке на плоской, покрытой мхом скале.