— Легче легкого. В любое время, когда тебе захочется поучиться, приходи в закусочную. Мне нравится, когда мне помогают, и ты научишься готовить все, что есть в меню на день. — Энджи сняла крышку с кастрюли и вдохнула. — Запеканка из оленины с сырной лапшой. Очень мило. Я думаю, что любой из братьев мог бы научить тебя. — Райдер научил меня готовить завтрак. Но он наблюдает за строительными работами, пока Бен выздоравливает. — Она усмехнулась. — А если я попрошу Бена научить меня, он постарается сделать все сам, чтобы я не устала. — Ты хорошо его знаешь. — Мягкий голос позади нее заставил Эмму обернуться так быстро, что она чуть не потеряла равновесие. — Прости, я не хотела тебя напугать. — Женщина была невысокой и светлокожей. В ее золотистых волосах были пряди от платиновых до светло—каштановых. В ее голубых глазах светилась улыбка. — Я Бри. — Эмма. — Я была со стаей и слышала, что ты сказала, — Бри кивнула налево на группу женщин. Оборотни. Конечно, они слышали ее разговор с Энджи. К сожалению, и Эмма могла слышать их шепот в очереди. «Неуклюжая медведица даже готовить не умеет», — прошептала другая стройная женщина с рыжевато—каштановыми волосами. «Наверное, слишком занята пением, вместо того чтобы быть женщиной». — Брюнетка ухмыльнулась. «В конце концов, какой мужчина захочет ее?» Желудок Эммы сжался от знакомого оскорбления. К ее удивлению, Бри уперла руки в бока и одарила женщин... взглядом. Обе женщины замолчали. — Эмма? — Сразу за стаей стоял Бен с несколькими самцами. Он наблюдал за ней, сдвинув густые брови. Беспокоился о ней. Отогнав прочь несчастье, она легко помахала ему рукой и увидела, как расслабились его плечи. Его глаза прищурились, и пристальный взгляд задержался на ней, долгий взгляд, который становился все теплее и теплее, и пробудил медленное трепетание внизу ее живота. Мир вокруг нее померк, и все, что она видела, — это насыщенную синеву его глаз и тлеющий в них голод. — Бен, рады тебя видеть, — пронзительный голос прервал их связь. Три самки из стаи подошли к Бену, окружили его и сочувственно похлопали по раненому плечу и предложили помочь сделать... все, что ему может понадобиться. Эмма отвернулась. Все они были меньше. Красивее. Тоньше. Вероятно, он предпочитал хрупких женщин. Она смотрела, как он улыбается им сверху вниз, весь такой крупный кахирский самец. С легким характером. Сильный. Храбрый. Заботливый. Ее руки сжались в кулаки. Что, если он приведет одну из них домой? Во рту появился горький привкус. В конце концов, это не ее дом. Райдер, вероятно, был бы рад разделить женщину со своим сородичем. Когда женщина с рыжевато—каштановыми волосами погладила мускулистую руку Бена, червь ревности проел дыру в сердце Эммы. Ревность? Как, черт возьми, она могла ревновать? Было ли это тем, что приходит с любовью? Нет… Тем не менее, каждый раз, когда она смотрела на женщин вокруг Бена, ей хотелось... оттаскать их за волосы. Утащить их прочь. Загнать их поглубже в лес. У нее вырвалось низкое рычание. — Эй, — тихо сказала Бри. — Это просто типичное порхание самок вокруг неженатых кахиров. Ничего существенного. — Он не... он не мой. И не заинтересован. Или что—нибудь еще, — поспешно добавила Эмма. — Угу, — голубые глаза Бри были полны сочувствия. — Во всяком случае, я слышала, как вы с Энджи разговаривали. Я готовлю все десерты в закусочной, так что, если ты захочешь научиться готовить угощения для своих парней, приходи ко мне. — Серьезно? — прошептала Эмма, ошеломленная до бессвязности, слова Бри предлагали уроки, но ее улыбка предлагала дружбу. — Спасибо, — она тоже повернулась к Энджи. — Спасибо вам обеим. Я буду рада любым урокам, на которые у вас найдется время. — Потрясающе. Мы с Энджи обе наслаждаемся компанией, когда готовим. — Привет, Эмма, — подошла Вики, черноволосая женщина, связанная с Алеком и Калумом. Наблюдая за ней, Эмма понюхала воздух. Вики нахмурилась. — Что? Неужели я забыла дезодорант? — Прости. Просто... твоя поза выглядит так, будто ты готова к бою, только от тебя не пахнет злостью или страхом. — Бард довольно наблюдательна. — Бри указала пальцем на Вики и рассмеялась. Заметив растерянный взгляд Эммы, она добавила, — Вики служила в армии — солдатом. — Морской Пехотинец. Не солдат, — пробормотала Вики. — Но ни один Даонаин не вступает в армию, — возразила Эмма. Им может стать плохо от одного только металла. — Только не эта чертова армия. — Вики прервал смех Энджи. — Она родилась человеком. Но получила Дар Смерти и стала котом—оборотнем, — объяснила Энджи. — Действительно. О... замечательно. — О такой трансформации могла бы — и должна — быть история. Это была история, взывающая к тому, чтобы ее рассказали. Может, даже превратили в песню. — Могу я как—нибудь поговорить с тобой об этом? — Теперь есть свет, которого я не видел целую вечность или две. — Голос был грубее лавины гравия. Подошел старый оборотень, лицо которого было покрыто шрамами от многочисленных драк. — Эмма, это Джо Торсон. Он владелец городского книжного магазина. — Вики потерлась плечом о плечо мужчины в дружеском кошачьем приветствии. — Какой свет, Джо? — Сияющее любопытство барда, почуявшего запах новой истории. Я скучал по этому зрелищу, — оборотень почтительно кивнул ей. — Мы рады видеть тебя в Колд—Крик, бард. Песни и истории — самые прочные нити в гобелене жизни — без них нити, связывающие нас вместе, начинают рваться. От его грубого приветствия у нее защипало глаза. Не в силах вымолвить ни слова, она склонила голову в знак согласия. Он залился лающим смехом. — Застенчивый бард. Это настоящее чудо. — Она… — Энджи остановилась, провожая взглядом Козантира, который шел через луг к деревьям. — Время для ритуала. Желудок Эммы сжался, но она молча последовала за остальными через лес на небольшую поляну. Свежая земля отмечала новую могилу. Козантир, одетый во все черное, заговорил первым. — Даонаины, мы здесь, чтобы отметить кончину Уэсли Трамбле, кота—оборотня. Кто из нас помнит этого парня? Шей заговорил из толпы: — Он был молодым кахиром, еще новичком, приехавшим сюда научиться убивать адских псов. — С территории Тонгасса. Они будут оплакивать его потерю, — грубый голос Зеба прозвучал еще резче. — Добросердечный парень, храбрый и сильный. Пытался доказать свою ценность. — Печаль Бена и затянувшееся чувство вины омрачили его глубокий голос. Ей хотелось подойти ближе, чтобы обнять его; хотелось, чтобы они были достаточно близкими друзьями, чтобы она осмелилась предложить ему утешение на публике. — У него было чувство юмора, и он любил розыгрыши, — добавил Оуэн. — Он нарвал мне цветов, — сказала одна женщина. — Он скучал по своей семье. — Он ел скорее, как медведь, чем как кот, — сказала Энджи. — Мальчик мог проглотить целого цыпленка, не переводя дыхания. Смех прокатился по поляне, прежде чем другие люди заговорили, рассказывая свои воспоминания о мужчине, формируя ощущение пустоты, оставленной его потерей. Наконец, все высказались. В наступившей тишине Козантир сказал: — Наш юный кахир вернулся к Матери. — Он повысил голос. — Уэсли, да освежишь ты свой дух в Летних Землях. Знай, что твой народ будет скучать по тебе, пока ты снова не вернешься к нам. Клан скорбит. Хор голосов отозвался, как ветер в кронах деревьев: — Клан скорбит. Медленно вздохнув, Калум оглядел толпу. Для нее. Это был ее момент, если она решила воспользоваться им. — Мастер—бард сказала, что у нее талант к сочинительству, так что, возможно... возможно, она сможет отдать должное молодому кахиру. И все же песня ее собственного сочинения раскрыла бы ее собственные реалии, ее неуверенность в себе перед этим обществом. В прошлом обнажение души никогда не шло ей на пользу. Но в Колд—Крик приняли ее радушно. Им было больно. Песня помогла бы им успокоиться. Глаза Козантира все еще были темными от присутствия Херне, когда он встретился с ней взглядом. Она чувствовала его горе и свою собственную потребность предложить что—нибудь в ознаменование печальной кончины юноши, ушедшего раньше времени. Подчиняясь безмолвному зову Бога, она могла только ответить. Первые ноты взмыли в воздух прежде, чем она поняла, что начала. Во власти песни ее окружала тишина, и она чувствовала каждого человека на поляне. Она прониклась глубиной их утраты, разделила их печаль, и их эмоции наполнили ее голос, когда она пела песню Уэсли, храброго молодого кахира, который хотел только защитить. Весь день она прокручивала эту историю в голове, плывя по течению реки жизни, смешивая воедино то, что рассказывали ей люди. Ее долгом как барда было заглянуть под поверхность воды, вплоть до самого темного дна, и вернуться с сокровищами, которые другие могли не заметить. И вот теперь она перешла к минорным аккордам «Темной луны». Нота за нотой, слово за словом Эмма уводила свою аудиторию в ночь, в темноту, в страх. В стремление защищать, в желание быть героическим членом команды.