Домби потряс бутылку и подвинул ее ко мне вместе с бокалом. — Послушай, Лемми, все говорят, что ты умеешь держать нос по ветру. Но сейчас ты, кажется, не в милости у начальства, — сказал Домби. — Да ну! Не собираешься ли ты лишить меня сна? Что я натворил? — Мне думается, снова все дело в девочках. В последнем деле, которым ты занимался, была закавыка. Кто-то донес генералу Флешу, что ты слегка увлекся одной горячей особой по имени Марселина, той самой, какую они подбили. Вот ему и пришло в голову, что ты распустил язык: кое-что тогда стало известным. — Уж не знаю, кто занимался доносами, но это законченный брехун. Я умею обхаживать красоток, не распуская языка. Ясно. Надеюсь, ты сумеешь его в этом убедить. Понимаешь, генерал вбил себе в голову, что кто-то слишком много откровенничает, и он убежден, что это ты. — Подумайте только! — воскликнул я и подлил себе виски. — Особенно не переживайте Лемми, — успокоил меня Клив. — От девчонок вечные неприятности, верно. Но меня сюда вызвали из Нью-Йорка потому, что шефу показалось, будто я кое-что знаю. Вот он и отозвал меня из агентства и прямиком направил сюда. Задал кучу вопросов, так что пришлось выложить все, что я знал. — Все это прекрасно, — проворчал я, — но хотелось бы мне знать, какая сволочь наплела ему, будто я распускаю язык с девчонками? Домби пожал плечами. На минуту воцарилось молчание, потом Клив заявил: На это я могу ответить. Она, та самая крошка Марселина. Я промолчал, переваривая информацию. Потом выдавил из себя: — Неужели так оно и было? — Да, Лемми. Я ничего не выдумал. Когда ее стали допрашивать, она не сумела оправдаться и, прицепив вам эту медаль, надеялась облегчить свою участь. Наверно, у Марселины богатое воображение, но теперь основное заставить шефа этому не поверить. Еще один момент. Вы помните парня, который вместе с вами работал по этому делу? — Вы имеете в виду Риббона из Федерального бюро, из Коннектикута? Хороший парень, и ему все известно. — Я тоже так подумал и решил, что вы захотите повидать его до встречи с шефом. Для порядка, что ли. — Это очень благородно с вашей стороны, Джимми. Когда я должен отправиться к шефу? — Вроде бы сегодня часов в десять вечера, — ответил Домби. — Он так раскипятился по этому поводу потому, что тут есть и другие закавыки. Понимаешь, Лемми, уж слишком все много болтают. Секретные данные известны повсюду: в Париже, Лондоне. Уверяют даже, что кто-то раскопал показания Арихеима и что Джеррис знал, где и когда будут высажены британские части. — Может, шеф воображает, будто я и это разболтал? — Ерунда! — фыркнул Домби. — С твоим послужным списком! Не переживай, Лемми. По-моему, он считает, что ты чуточку излишне откровенничаешь с дамочками. А почему бы и нет? Если ты считаешь, что она предана тебе душой и телом? Откуда ты можешь знать, что она работает на другую сторону? — Я никогда не говорю о служебных делах с любовницами. Домби вздохнул. — Хотелось бы и мне сказать то же самое о себе. Конечно, ни о чем серьезном я с ними не рассуждаю, но все же наша болтовня когда-нибудь доставит мне массу неприятностей. Я еще раз хлебнул виски и обратился к Кливу: — О’кей, значит, в десять я буду у босса. Но, пожалуй и правда, сначала стоит поговорить с Риббоном. Вы сказали, что о чем-то с ним договорились? — Да, — ответил он. — Парень ходит тут в одну забегаловку, нечто вроде бара, возле Плас Пигаль, его держит Леон. Риббон собирался быть там около девяти вечера. Сейчас без четверти. Думаю, что вы успеете туда заскочить и поговорить с ним, прежде чем ехать к Старику. — О’кей, я пошел. Ладно, позже увидимся. — Надеюсь, что скоро, Лемми, — сказал Домби. — Увидимся сегодня же вечером, — добавил Клив. — Мне думается, Старик что-то ему преподнесет. Я встал, спустился по лестнице и вышел на улицу Роз. «Какого черта!» — думал я со злостью, шагая к Плас Пигаль. Я вовсе не спешу увидеться с Риббоном и еще меньше горю желанием предстать пред ясными очами своего начальника. Так что чем больше я проболтаюсь на улице, тем дольше не будет неприятных разговоров. Во всяком случае, Риббон может подождать моего прихода! Я шел медленно, внимательно рассматривая парижские улицы, сравнивая их с Парижем 1936 и 1939 годов. Я приезжал сюда расследовать кое-какие дела, и тогда все шло прекрасно. Похоже, в 1939 году город мне нравился больше. Из головы не выходила крошка. Умная девчонка, ничего не скажешь! Маленькое хитрое создание, она с нежной улыбкой могла подмешать в питье яд. Я бы отдал двухмесячную зарплату, чтобы узнать, что эта лиса наговорила шефу и сколько в этом было правды. Может, я и на самом деле о чем-то болтал, хотя следовало помалкивать в тряпочку. И в данный момент мне не хотелось ломать себе голову над тем, была ли важной разглашенная мною информация. Нет, сэр, сейчас я не желаю рассуждать на эту тему… Вам следует понять, что для службы «Г» не набирают ангелочков из армии в Париже. Уж поверьте мне. В доброе старое время, когда я был среди передовых ребят из Федерального бюро и вот-вот должен был стать полевым агентом, дела шли отменно. Может быть, я сам не понимал, как здорово мне жилось. Теперь, когда небольшая горсточка несчастных работает здесь при армейской разведке и секретной службе, все носятся с видом занятых, секретничают и говорят шепотом с таким видом, будто от них зависит благополучие всего мира. Но все же мне хотелось разузнать, что натрепала малютка Марселина… Моя старушка мама прекрасно разбиралась в дамочках, может быть, потому, что сама не относилась к их числу, и часто говорила мне, что человек, который вечно возится с особами слабого пола, не должен даже приближаться к службе «Г». Возможно, она была права, а может быть, и нет, но сейчас я сидел на мели. Невольно начинал думать, не переоценил ли я свои силы с этой Марселиной? Похоже, что девчонка была сообразительней, чем я воображал! В дальнем конце улицы виднелся свет. Я двинулся туда, к забегаловке с названием «Вилли», одному из многих злачных местечек. Бар, несколько девиц, огромное число бутылок, расставленных по всему помещению. Спиртное чертовски дорогое, так что парню приходится выложить чуть ли не 4 миллиона франков, чтобы быть хоть немного навеселе. А коли ты пьешь дешевую дрянь, то, опуская стакан на стол, даже замираешь и пытаешься сообразить, не огрел ли тебя кто-нибудь по башке или не обрушил ли Гитлер на твою голову фауст-патрон. Я нагнулся над стойкой и подал знак Вилли, что мне нужен «бренди», и из соответствующей бутылки. Оглянувшись, я заметил, что парень, сосредоточенно читавший номер боевика «Мое сердце замерло», заинтересовался особой мистера Лемюэля Кошена, специального агента ФБР, сейчас переданного Генеральному штабу при секретной службе армии США в Париже. Похоже, парень с удовольствием станет моим собеседником, надеясь кое-что выведать за столиком, уставленным батареей бутылок. Но самым неожиданным ударом по моим нервам оказалась моя старая приятельница Джуанелла Риллуотер, которая сидела на другом конце стойки. Она казалась только что сошедшей с картинки модного журнала. Джуанелла замужем за Ларви Риллуотером, считающимся одним из величайших хвастунов в США. Его вечно преследуют все полицейские Америки, но они напрасно тратят время, так как мистера Риллуотера не возьмешь голыми руками. Уверяю вас, ребята, вид этой крошки заставил учащенно забиться мое сердце. Во-первых, из-за ее внешности, ну а о второй причине я расскажу вам через пару минут. Эта Джуанелла — лакомый кусочек. В ней всего в меру, все такое кругленькое и мягкое, никаких излишеств, но и сухой ее не назовешь. У нее темно-рыжие волосы, такие, что невольно начинаешь думать, что их создал лучший в мире красильщик. Ее глаза зеленые, а фигура гибкая и тонкая. Лучших слов не подобрать. И в ней хоть отбавляй того, что знатные дамы ценят дороже жемчугов и злата, — я говорю про очарование. Когда наши писаки изобрели слово «сексапил», думается, что они имели в виду Джуанеллу. Господь Бог наделил ее двойной дозой этого качества. На ней были ярко-зеленый бархатный джемпер и юбочка, словно созданные для нее, пышная крепдешиновая блузка цвета чайной розы, нарядная шляпка, кокетливо надвинутая вперед, а на ножках бронзовые туфельки на высоченных каблуках. Ручаюсь, что она может с первого взгляда сразить любого мужчину и он пойдет за ней, как покорная овечка, куда бы она его ни повела. Готов держать пари на последнюю рубашку. Только ей не всякий придется по вкусу. Вторая причина, почему меня заинтересовало присутствие Джуанеллы в Париже, заключалась в том, что Джимми Клив, тот самый частный детектив, с кем я недавно разговаривал, наложил лапу на Ларви Риллуотера из-за дельца с банковским сейфом в Иллинойсе за 18 месяцев до войны. И я моментально сообразил, в чем состоит причина беспокойства сыночка миссис Кошен, именуемого Лемми. Поймите, ребята, что я один из тех поэтически настроенных парней, которые всегда ищут прекрасное. Уж такая у меня натура. Может быть, вы слышали про мудреца Конфуция, замечательного малого, у которого наготове умные советы на все случаи жизни, поскольку он не просидел всю жизнь на печи, а знал почем фунт лиха. Так вот, он подытожил всю человеческую мудрость в одной простой фразе: «Женская красота подобна аллигатору, притаившемуся в бурной воде». Как раз в тот момент, когда венец создания вообразил, что он способен совершить великие дела, стоит какой-либо смазливой бабенке поласковей на него взглянуть — и все его благие помыслы полетели к дьяволу. А через пару часов он плетется домой в предвкушении здоровой головомойки от его дражайшей половины. И у него, ребята, колени дрожат от страха. «Лучше, — продолжает Конфуций, — лучше разозлить спящего тарантула, чем дать ложный ответ в присутствии соблазнительной блондинки, получившей медаль за образцовое поведение от Генриха Восьмого за то, что знала все правильные ответы и сумела представить бесспорное доказательство своего добродетельного поведения, хотя монарх лично заставал ее в буфетной наедине с графом Джестером не менее четырех раз. Но он все же сменил гнев на милость, когда палач уже точил топор». Я не зря подумал о предостережениях мудреца Конфуция, ребята, потому что всем и каждому ясно, что в тот момент для меня самым неподходящим делом было завести шуры-муры с какой-нибудь бабенкой. Но жизнь полна неожиданностей. Тебе не хочется упустить то, чего у тебя никогда не было… черт побери, очень не хочется. Понимаете, «безопасные» девчонки никогда не бывают красивыми. Это, может, и хорошо для парня, который ищет надежности. Но надежная девчонка, как правило, скучная и пресная. Писатели именуют их губы «полными», так как джентльменские чувства не позволяют им прямо написать, что их рот похож на пасть акулы. Надежная девчонка для тебя не опасна, это верно, зато ее коленки напоминают печные трубы, а фигура такая, что тебе охота убежать или же самому взять кусок картона и клей и смастерить для нее фальшивый бюст. Надежная девчонка прекрасно справляется с самой ответственной работой, она будет занимать свой пост, пока ее зубы не пожелтеют от старости. Надежная девчонка воображает себя привлекательной, но ей настолько не хватает серого мозгового вещества, что она думает, будто мушкетон, именуемый у нас «бландербасом» — «слепым автобусом», — это машина, доставляющая старых девиц в родильный дом. Таковы все безопасные, надежные девчонки. А если женщина красива, ей приходится всегда быть начеку, хотя бы ради самозащиты. Парни все время охотятся за такой дамочкой, пытаясь использовать ее в своих интересах. Кроме того, ей нужно развивать свою находчивость, чтобы суметь в нужный момент ответить интересному парню, где, скажем, находится ближайшая трамвайная остановка. Я припоминаю одну красотку из Ошкоша, где на всех женщин приятно посмотреть, а мужчины держатся в строгих рамках. Она была потрясающе красивой. Ну и потом голова тоже не мякиной набита, хорошо варила. Идет она однажды по главной улице, а навстречу ей один из тех образцово-показательных парней, про которых мы читаем в книжках. — Эсмеральда, — сказал он ей, — мне не нравится ваш образ жизни. Все мужчины в этом паршивом городишке от вас без ума. Вчера ночью я думал про вас и молился за ваше спасение. На что она ему ответила с достоинством, опустив, как полагается, глаза: — Зачем же это было делать, дружище? Чего ради за меня молиться, когда в телефонной книжке имеется мой номер? Почему вы мне не позвонили? После чего этот праведник заказал себе четыре двойных виски, ушел в моряки, и в последний раз, когда его видели, он надраивал свой пулемет. А если вам не ясна мораль рассказанной мной истории, то, по-моему, вам нужно обратиться к какому-нибудь знахарю. Однако все это отвлекло нас немного в сторону. Возвращаясь к миссис Джуанелле, я должен сообщить, что в настоящее время ее муженек Ларви спокойненько сидит в федеральной тюрьме США и, вероятно, Джуанелла решила, что ей нужно ковать железо пока горячо, с помощью ей одной известных средств и приемов. Вот она и примчалась в Париж поискать себе чего-либо стоящего. Я подумал, что сейчас можно на минуту забыть об этой крошке и отправиться к Риббону. Но тотчас отогнал столь дикую мысль, подошел к Джуанелле, встал сзади нее и сказал: — Ну и ну, провалиться мне на этом месте, если это не украшение рода человеческого, сама очаровательная Джуанелла! И как у нас дела, девочка? Она быстро повернулась на высоком табурете, словно ее ужалила оса, и посмотрела на меня своими зелеными глазами. Потом покраснела, побледнела, даже посинела и пробормотала: Чтоб я пропала, если это не единственный парень, которого я хотела бы заполучить! Лемми, ты ли это? Она улыбнулась мне, потом сделала очаровательную гримаску и показала свои белые зубки. — Лемми, — продолжала она, — пусть меня засахарят, заморозят и продадут для украшения свадебного торта, если я не счастлива тебя видеть. Ты — радость моих очей, я тебя дьявольски люблю. Я ей подмигнул. Такие слова в ходу у Джуанеллы. Она их говорит всем и каждому. Правда, когда-то она по мне немного сохла, так что в ее словах могла быть и частица правды. — Это замечательно, — ответил я. — Ни разу я не получал такого удовольствия с тех пор, как мной однажды выстрелили из пушки в цирке. Давай поговорим, сокровище. Расскажи мне, чем ты занимаешься в этом городе счастья и горя, одетая, как кинозвезда, и прекрасная, как миллион долларов? Как поживает твой супруг Ларви, если он еще твой? Она бросила на меня долгий понимающий взгляд и проговорила нечто вроде следующего: — Все такой же, прежний мистер Кошен. Если бы ты мне так не нравился, я бы обозвала тебя мерзавцем, потому что ты прекрасно знаешь, что мой супруг, как ты его назвал, а иначе Ларви — эксперт по взлому сейфов, «медвежатник» высшего класса, в настоящее время постоянно находится в одной из камер Алькатраса. А ты не думаешь угостить меня, мистер Кошен? Или я могу называть тебя просто Лемми? Пришлось снова обратиться к Вилли, и после недолгих переговоров мы получили два настоящих коктейля, перенесли их на столик в углу и уселись визави, внимательно разглядывая друг друга. Я подмигнул ей. Для меня это было равнозначно первым разведывательным ударам боксера.