Я бегу за таблетками и водой. Присаживаюсь рядом. Не могу уйти и оставить ее так. Она все еще слишком бледная. — Детка, поставь-ка чаю. Я тебя пирогом угощу. С яблоками. — Да не стоит, я не голодна. — Составь компанию одинокой старушке. Возразить на это мне нечего. Поэтому я покорно иду на кухню, ставлю чайник и разбираю продукты. Минут через пять, когда выхожу в зал, вижу легкий румянец на бледных щеках и оживший взгляд. Женщина поднимается сама и идет хозяйничать на кухню. Разливает ароматный малиновый чай по чашкам, ставит на стол пирог. Я чувствую себя неуютно теперь, когда опасность миновала. Потому что замечаю знакомые черты. У Ильи такая же улыбка. — Хорошая ты девочка, Тоня. Правильная. Не то, что сейчас молодежь. Ходят не пойми в чем, дерзят, да по углам целуются. Киваю в ответ. Что еще тут можно сказать? Для старшего поколения младшее всегда кажется не таким. Пожилая женщина испытующе смотрит на меня, а я и так чувствую себя неуютно. По ее глазам вижу, что она хочет что-то спросить. Так и есть, отпив глоток чая, она произносит: — А жених-то твой куда делся? Не видно что-то. Я даже сказать ничего не могу, язык так и прилип к нёбу, да с ног до головы окатывает удушливой жаркой волной. — Ну тот красивый. Высокий такой. Вы на днях миловались у дома. Это она про Савельева что ли? Про его попытки меня уговорить? — Он не жених мне. — Говорю глухим хриплым голосом. — Пристает, проходу не дает. — Не нравится он тебе? — Нет. — Чувствую себя, как на допросе, но и промолчать не могу. — Раньше думала, что нравится… Мы замолкаем ненадолго. Я уже хочу встать, как женщина начинает говорить: — Илья, внук мой, тоже все никак не женится. Говорит, не встретил еще ту самую. Все ждет чего-то. — От звука его имени у меня внутри все замирает, тело натягивается струной. А баба ВАря продолжает, не замечая моей реакции. — Ты знаешь, какой он у меня замечательный? Сам всего добился, хоть и трудно ему было. Дочка моя одна его растила, на двух работах работала, а потом заболела сильно. Ну и уволили ее. Кому она больная нужна? А Илюшка тогда сам работать пошел. Грузчиком. Днем учился, ночью работал. Вечно в синяках — в школе его дразнили постоянно и задирали, из-за того что он плохо одевается. А с чего ему одеваться? На еду с трудом хватало. Сейчас-то, все слава Богу. — Она вздыхает и смотрит на меня. — Девочку бы ему хорошую. Киваю и поднимаюсь, чтобы кружку свою помыть. — Я пойду. Спасибо за чай. — Тебе спасибо, детка. Заходи в гости. Я всегда тебе рада. Прощаюсь и стремглав несусь домой. Окунувшись в тишину своей квартиры, лежу на кровати и все думаю о том, что услышала об Илье. Мне так жалко мальчика, которым он был. Неужели в нашей школе творилось такое? Никогда не замечала. А еще, как на повторе, в голове звучат слова «не нашел еще ту самую». Глава 13 Каждый новый день похож на предыдущий, как близнец. Словно я попала в фильм про «День сурка». Только в отличие от романтичной комедии мой сценарий явно писал садист. Провалявшись всю субботу в кровати, уже поздним вечером слышу настойчивый звонок в дверь. Я никого не жду, Юлька уехала с классом на экскурсию на все выходные, а больше и приходить некому. Разве что какие-нибудь просветители, желающие поговорить о Боге и приобщить к вере всех не приобщенных. Не буду открывать. Позвонят и уйдут. Но противный звонок все звенит и звенит, вынуждая встать. Кто это такой настойчивый? Открываю дверь с желанием послать куда подальше пришедшего, кем бы он не являлся. Но на пороге стоит Илья. Все слова замирают на кончике языка, а внутри грудной клетки каша, как будто мне проломили ребра, разодрали легкие и сердце в клочья. Мне хочется бросится к нему, обнять крепко-крепко, целовать. А еще хочется захлопнуть эту дверь, потому что больно. Очень больно его видеть. — Привет. Пустишь? — Несмело спрашивает. Я сторонюсь и он шагает внутрь. Прихожая становится вдруг тесной и маленькой, а воздух пропитывается запахом свежести, моря и едва различимо — хвоей. На меня накатывает слабость, но я усилием воли беру себя в руки и на ватных ногах прохожу вглубь квартиры. В голове вакуум. — Чаю? Или кофе? — Кофе. Я не оглядываюсь, но чувствую, что Илья идет следом. Он заполняет собой все пространство. Чайник закипает быстро. Я все так же не поворачиваюсь к Волкову, разливаю кипяток по кружкам. Пальцы дрожат, и я спешу поставить его кружку на стол, а сама отхожу к окну и упираюсь поясницей в подоконник. От кружки в моих руках поднимается пар и он, как прозрачная завеса между нами. Надеюсь, он не заметит того, как сильно я волнуюсь и как жадно вглядываюсь в любимые черты. Я так безумно скучала! Илья молчит, не торопясь говорить, зачем пришел. Он только смотрит. И у него глаза человека, который заглянул в Ад. — Я слушаю — разрываю между нами тишину, которую, кажется, можно потрогать. — Злишься? Пожимаю плечами. Илья проводит рукой по волосам, вздыхает. — Пожалуй, начну с самого начала. Со школы. — Он не смотрит на меня, его взгляд блуждает по кухне, а у меня есть возможность любоваться им, запомнить, как красиво лежат в беспорядке темные волосы, как темно-синяя ткань рубашки ласково обнимает его широкие плечи, как изгибаются полные губы. — Мы были в седьмом классе и нам поставили один урок, напутали что-то с расписанием. Ты, наверное, не помнишь, но нас с тобой посадили вместе. Я тогда весь урок украдкой смотрел на тебя и думал, что никого красивее в жизни не видел. У меня сердце в пятки уходило, стоило тебе мимо пройти. Ты знаешь, сколько раз я хотел к тебе подойти? — Он теперь смотрит мне прямо в глаза, а я не могу ничего сказать. Я поверить в услышанное не могу, только ком в горле и пелена слез в глазах. Убираю кружку на подоконник, потому что пальцы дрожат так сильно, что могу ее просто уронить. — Сотни, тысячи. Только коленки подкашивались и язык немел. Каждый раз. Всегда. Я до чертиков боялся! Он снова молчит, вздыхает. — А потом я заметил, как ты смотришь на Савельева. Уж этот взгляд я мог узнать без ошибки, все девчонки в моем классе так на него смотрели. Понял, что нет у меня шансов, а потом и из школы ушел. Он встает с места, начинает расхаживать по моей небольшой кухне. — У меня такое в жизни началось, что ни до чего не было. Я работал, как проклятый, чтобы достичь того, что имею. И девушки были, врать не буду. Только о тебе все равно вспоминал часто. Думал, что с тобой, как ты. А семь лет назад увидел тебя снова, когда бабушке квартиру покупал. И знаешь что? — он стоял уже прямо передо мной, нависая, заглядывая в глаза. — Понял, что ни черта не изменилось. Ты была еще красивее, чем я помнил. И все также не замечала меня. А я ведь пытался к тебе подойти. И не раз. Да опять, как последний трус, стоял столбом. Вот только на вечере и осмелился. — Почему ты не звонил? — Задаю, мучавший меня все эти бесконечно долгие дни вопрос. — Да потому что бабушка сказала мне, что видела, как ты с парнем обнимаешься. А ты в тот вечер мне ничего не сказала. Вот я и подумал, что ничего не значу для тебя, что снова размечтался, как дурак, а ты с… ним. Разбил телефон. Злился, пил… скажи, я ведь не придумал то, что видел в твоих глазах? Тогда в аэропорту. — Его руки на моих плечах горячие, сильные. От них так тепло, как давно не было. — А что ты видел? — Любовь. — у него в глазах отражается вся Вселенная. — Нет. — Говорю, словно в бездну шагаю. Его лицо меняется, взгляд тускнеет, руки отпускают меня. — Ты не так понял! Я… да, ты видел… любовь. — Правда? Киваю и тут же оказываюсь в крепких объятиях. Он целует меня так страстно, так жарко, что я теряю себя, растворяюсь в нем. — Люблю тебя… люблю…девочка моя… — шепчет между поцелуями. — Прости меня… Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, переплетя руки-ноги. Я слушаю его дыхание в темноте и думаю, что не могу быть счастливее, чем сейчас. — Илья? — тихо шепчу. — Ммм… — Ты спишь? — Почти. — Сонное в ответ. — А почему ты приехал? — А это бабушке надо сказать спасибо. Партизанка. — В его голосе слышится любовь и улыбка. — Она увидела тебя и притворилась больной. Решила тебя к себе затащить и аккуратно допросить. — Так она притворялась? — Я даже приподнялась от возмущения. — Знаешь, как я испугалась! — Не сердись на нее. Она хотела, как лучше. — Он гладит мое плечо, нежно целует в висок. — Получилось же. — А что она тебе сказала? — Женское любопытство так просто не спрячешь. — Сказала, что ты очень грустная. И еще, что ты меня любишь, и мне надо спешить и, цитирую: «не мучить девочку». И целует сладко, до головокружения. И одиночество больше не имеет здесь власти. Надо обязательно сказать Юльке спасибо, что все-таки уговорила меня пойти на вечер встречи выпускников. Правду говорят — не было бы счастья, да несчастье помогло. Без всего произошедшего я бы так и страдала по Савельеву и не видела бы в нем недостатков, и самое ужасное, что могла так и не узнать, что такое быть любимой.