– Да ладно. Все в порядке? – Мы в порядке. Слышала, как мама говорила это Саймону, но, конечно же, Джона должен был все увидеть своими глазами. Он всегда был человеком, которому нужно «увидеть, чтобы поверить». Джона качает головой. – Говорил же тебе, что дороги стали плохими. Ты должна была вернуться несколько часов назад… – Я нашла платье! – восклицаю я, пытаясь отвлечь его от этой тирады. Джона глубоко вдыхает, и его плечи поднимаются – знак того, что он сопротивляется своему желанию отчитывать меня. – Это то, что нужно? – Оно идеально. Или скоро будет таким. Джона выдыхает. – Хорошо. Я рад. Мама выскальзывает из машины Роя, захлопывая за собой тяжелую дверь. – Саймон не поехал с тобой? – Я сказал ему остаться. Почему бы вам не взять машину и не поехать домой? А я помогу Рою вытащить джип. Мама улыбается Рою, но только для того, чтобы промолвить: – Спасибо за помощь. Надеюсь, мы скоро увидимся. А после бросается вперед, чтобы успеть забраться на водительское сиденье. – Разве в Торонто не бывает снега? – непринужденно спрашивает Рой, осматривая днище моего джипа. Ищет, куда бы закрепить этот огромный крюк, догадываюсь я. – Бывает. Но она терпеть его не может и там. Джона замечает, что Мейбл надевает запасной шлем. – Куда это она собралась? – Погуляет немного с Келли. Он хмурится. – Сегодня же канун Рождества. – Я знаю, но Агнес сказала ей… – Мейбл! – кричит он. – Я хочу тебя видеть у нас к четырем тридцати! Даже в полумраке я вижу, как ее лицо искажается от возмущения. – Но мама сказала… – Я буду смотреть на часы. И Келли! Езжай медленно. Эта штука разгоняется быстрее, чем нужно. Это предупреждение Джона делает каждый раз, когда Мейбл и Келли уезжают куда-нибудь вместе. Мейбл отворачивается, однако успеваю заметить, как она закатывает глаза. Джона тоже это видит, судя по его недовольному стону. – Ты заставишь ее возненавидеть тебя. – Не страшно. По крайней мере, она останется жива. – Он застегивает пальто. – А теперь брысь отсюда. На улице просто отвратительно. Джона ведет себя куда терпимее, чем я ожидала. – Ты ведь выслушаешь меня позже, да? – Ага. – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. – Но это только потому, что я тебя люблю. Увидимся дома. Я стыдливо улыбаюсь. – Спасибо. – О, поблагодаришь позже. – Он шлепает меня по заднице и идет к джипу. – Привет, Рой. Завтра вечером у нас рождественский ужин. Приедешь в районе четырех? Рой бросает в мою сторону укорительный взгляд, а затем возвращается к возне с машиной и крюком. – У меня уже есть планы. Тяжело вздыхаю. – Ага. Рождество с цыплятами. – И козами, – кричит он мне вслед. * * * С трудом борюсь со сном, лежа под одеялом, после ужина и вина, в ожидании, когда Джона придет в постель. Они с Роем сражались с метелью почти час, пытаясь вытащить мой джип из кювета. Я же в это время занималась бесконечной кучей посуды, которую Астрид испачкала во время готовки, поскольку чувство вины за мою небрежность взяло верх. Уже натягивала сапоги, собираясь съездить на снегоходе проверить их, как вдруг на нашей подъездной дороге показался свет фар моего джипа. Удивительно, но в этой аварии он получил минимальные повреждения: разбитые стоп-сигналы, несколько царапин на бампере и вмятину, которая, по словам Джоны, лишь портит эстетический вид. Все это легко устранимо. Джона оказался слишком уставшим и замерзшим, чтобы ругать меня, и, к счастью, моя мама тоже не стала устраивать мне выволочку, а расположилась в кресле у камина с глинтвейном, приготовленным Астрид, и моим ноутбуком, изучая идеи декорирования зимних свадеб в деревенском стиле для «Пивного домика». Суматошный день сменился приятным вечером, состоящим из вкусной еды, теплого семейного общения и звонкого смеха. Астрид выставляла тарелку за тарелкой с сытными норвежскими блюдами: сочными свиными ребрышками, которые она называла ribbe, нежным отварным картофелем, слегка хрустящей брюссельской капустой, аппетитной краснокочанной капустой с нашего огорода, а также оригинальным студенистым блюдом из трески под названием lutefisk, от которого я сразу же отказалась. После ужина Джона оторвал себе крышу пряничного домика и улегся на диван смотреть рождественские фильмы, а Бьерн в это время вытащил настольную игру «Мечи и щиты». Даже Мейбл проявила интерес к ее правилам. Меня охватила волна ностальгии по временам, когда я наблюдала за тем, как она сосредоточенно хмурится, и слушала ее соревновательный треп. На несколько часов к нам вернулась прежняя Мейбл – та, что сидела напротив моего отца за шашками вечера напролет. – Да ладно тебе, Джона, – стону я. В другой раз я бы уже закричала, чтобы он тащил свою задницу сюда. Но все остальные пожелали мне спокойной ночи более часа назад, и в доме стоит полная тишина, если не считать мерного храпа Бьерна. Достаю телефон, чтобы отправить Диане поздравление с Рождеством; она получит его, когда проснется. И мое сердце замирает, когда вижу уведомление. Делайла ответила на письмо, которое я отправила ей вчера утром. Дрожащие пальцы сами открывают сообщение. Читая длинный, развернутый ответ, задерживаю дыхание. Перечитываю его уже второй раз, когда в спальню наконец входит Джона, который, закрыв дверь, стягивает через голову свитер. – Не удивлюсь, если завтра на весь день отключат электричество. По крайней мере, генераторы наготове… – Его голос затихает. – Что случилось? Я напряженно вздыхаю. – Мне ответила дочь Роя. Его глаза увеличиваются. – Ты действительно связалась с ней? – Вчера. Из-за свадебной суматохи я совсем забыла рассказать Джоне об этом. Честно говоря, какая-то часть меня вообще не хотела говорить о письме, пока сама не узнаю, оправдались ли мои ожидания. Делайла могла и не ответить женщине, которая просто живет по соседству с ее отцом. Но она ответила. Джона бросает свой свитер на комод. – И? – Она поблагодарила меня за то, что связалась с ней и хочет, чтобы я ей позвонила. Когда смогу, но чем скорее, тем лучше. В словах Делайлы ощущались нетерпение и энтузиазм. Джона снимает оставшуюся одежду и переодевается в термофланелевую пижаму, которую я ему купила.