– Больше ничего не выберете? Я пробежалась взглядом по меню. – И капучино, пожалуйста. Биточки с азиатским рисом появились передо мной спустя пять минут. Не иначе как только меня и ждали. Я медленно расправлялась с блюдом дня и вспоминала разговор с Сергеем Копыловым. Он был последним из тех, кто мог бы пролить свет на то, что случилось с его бывшей женой, но чуда не случилось. Он тоже не знает, кто мог желать зла Елене. С бывшим супругом жертвы было очень трудно общаться. Психологически. Мы провели вместе минут сорок, не больше, но после этого я чувствовала себя так, словно я пыталась вкатить бревно на гору. Но тем не менее именно он пролил свет на события, о которых никто из тех, кто знал Елену, не догадывался. Он практически порвал все шаблоны. Оказывается, Копылов был не таким уж плохим человеком, как о нем говорили. Если верить его словам, то семейная лодка пошла ко дну совсем не из-за того, что он пил и не работал. Наоборот, он стал заботиться о семье. Как мог, как умел. Но все равно не пришелся ко двору. Его показания шли вразрез с тем, что я услышала от домоуправа и подруги Елены. Они хором восславляли погибшую и поливали упреками ужасного Сергея Копылова. Горелов даже побить его хотел. Даже Аарон, который был знаком с Еленой всего несколько недель, утверждал, что был от нее без ума. Это расхождение меня совсем запутало. Нужна была правда. Настоящая, а не возведенная в ту или иную степень. И где же мне ее искать? Биточки были обалденными. Рис по-азиатски тоже не подкачал. Даже если официантка принесла мне не свежеприготовленное, а вчера приготовленное и разогретое в микроволновке блюдо дня, то даже в этом случае я не стала бы выдвигать претензий. Во-первых, вкусно. Во-вторых, правды я все равно не узнаю. Значит так. С самого начала. Жили-были Юлия Ветрова, Егор Горелов, Сергей Копылов и Аарон Барнаби. Их связывало одно: каждый из них был знаком с Еленой Соломко, которая внезапно выпала из окна собственной квартиры. Она ушла, а они остались. Каждый рассказал мне про Елену, но если три рассказа так или иначе походили друг на друга, то четвертый сильно от них отличался. Копылов представил мне другую Елену Соломко. Не нежную и нуждающуюся в посторонней помощи, а вечно недовольную, не желающую видеть рядом отца своего ребенка. Между тем Копылов как отец мог вполне состояться. И все же. Я же ничего не добилась. Ни до чего не докопалась. Был ли за секунду до трагедии рядом с Еленой человек, о котором мне рассказала случайная знакомая по имени Катя? Не он ли покинул дом через черный ход и был замечен в этот момент маленькой девочкой Алиной? Она ведь даже его не запомнила. Одно было известно точно. Алина видела мужчину, а вот Катя не рассмотрела того, кто промелькнул в окне кухни Елены. Там вполне могла быть и женщина. Вика. Блин, вся история началась с Вики. С той самой Виктории, которая при мне лопала транквилизаторы и утверждала, что от полноценной шизофрении ее отделяет всего-то пара симптомов. Это единственный человек, с которым я не смогла пообщаться после смерти Елены. Официантка поставила передо мной большую чашку с капучино. Я поблагодарила ее кивком и попросила принести счет. Придерживая плечом мобильник, я полезла в сумку за кошельком. – Слушаю, – ответили мне почти сразу же. – Не отвлекаю, Вов? – Нет. Как твои дела? – Нормально. Жива. Навестила Сергея Копылова. – И что он там? – спросил Кирьянов. – Жаловался на жизнь? – Нет, жалобой я бы это не назвала. Он описал свою жизнь в семье Соломко, и там мало радостного. – Прекрасно их понимаю, – сказал Кирьянов, – он же пил и не работал, кажется? – Не пил и работал, – поправила я его. – Подвергался насмешкам со стороны тещи и жены. Обе всячески травили его в эмоциональном смысле. Он бы не ушел из семьи, но утверждает, что Елена сама выставила его за дверь. И даже предлагала деньги за то, чтобы он исчез из их жизни. – Все это еще нужно проверить, – буркнул Кирьянов, и я поняла, что он не верит ни единому слову Сергея. – Знаешь, у меня тоже сначала появились такие мысли, – улыбнулась я. – Какие? – Такие же, как и у тебя, Вов. Конечно, алкоголику проще свалить все на других и сказаться несчастным, обездоленным и непонятым. Но Копылов не тянет на такой тип. Нервная система, конечно, у него не в порядке, но он просто излагал факты. Понимаешь, о чем я? – Не скатился до оскорблений того, о ком говорит? – Ты все правильно понял. Окажись я на его месте, то тоже бы напряглась. Постоянные упреки и замечания. Напоминания о том, что он там на птичьих правах. Работа у него плохая, стул не там поставил, ну и дальше. После развода он следил за дочкой, прятался за заборами, приходил к ее школе. Представь, что это за жизнь? – Несладко ему пришлось, – согласился Киря, – но его слова просто некому опровергнуть. Может, этим он и воспользовался. – В любом случае в этой истории появились темные пятна на светлом лике Елены, от любви к которой все просто стонут. – И какие выводы? – Мне нужно поговорить с Викой. Ты должен помочь мне с ней встретиться. – Ты с ума сошла. Как ты туда попадешь? – Как пациент, конечно. Вот такой реакции я от Кирьянова и ждала. И уже заранее все придумала. Осталось объяснить ему, что и как нужно сделать, а потом разберемся. * * * Кирьянов за рулем – это отдельная песня. Я бы даже сказала, что всем хитам хит. Вовка так красиво матерился, что я пожалела о невозможности как-то записать его перлы. А все дело было в том, что на перекрестке произошла слабенькая авария. Такси тюкнуло автобус. Все живы, раненых нет. Такси слегка помялось в месте удара, автобус пострадал еще меньше. Но шум вокруг стоял такой, словно в автобус въехал как минимум бронетранспортер. Водитель автобуса размахивал руками и делал это совсем рядом с лицом таксиста. Последний же спокойно курил, присев на капот, и что-то спокойно отвечал на крики шофера автобуса. Из автобуса выпустили пассажиров, но часть из них почему-то решила остаться на месте происшествия и тоже что-то обещала таксисту. Случайные прохожие снимали «фильм» на камеры мобильников. Завершали картину две патрульные машины, перегородившие проезд. И все это происходило в центре Тарасова при температуре тридцать два градуса по Цельсию. Со знаком плюс, разумеется. Посмотрев на все это безобразие, Кирьянов вывернул руль и дал задний ход. – Все. Не могу больше. В объезд, – решил он. Минуты три ушло на смену курса. Мы втопили с превышением скорости, но, слава богу, не с очень большим. – Ты ей позвонишь, когда мы приедем? – спросила я. – Нет, нас там уже ждут. Легенду помнишь? – Помню. – Молодец. Подъезжаем. Машина съехала с главной дороги на тихую узкую улицу, в конце которой виднелся край высокого бетонного забора. За ним располагалась городская психиатрическая клиника, которую в народе любовно называли «Неврозы». Кирьянов съехал к обочине, заглушил мотор. – Ты же в курсе, что у тебя там все отнимут? Никаких диктофонов не будет. Никакой «прослушки». Боюсь, что и с мобильным придется распрощаться. Не ты там будешь за кем-то наблюдать, а тебя будут круглосуточно пасти. Нельзя брать с собой острые и металлические предметы, шнурки, ремни и пояс от халата. – У меня нет халата, Кирьянов. – И хорошо. Я тебя в нем слабо представляю. И все же душа не на месте. Расскажи мне, как на духу, что тебя заставило обратиться в «Неврозы». Я опустила голову. – Довела работа, – прошептала я. – Отлично, – потер руки Киря. – Может, что-то еще? – Отсутствие личной жизни. – Прекрасно. – Бешеный ритм нашей жизни. Люди. Очереди. Хамство. Безденежье, – перечислила я. – Это все, что тебя сломало? – Я не вижу смысла в жизни, – ответила я и посмотрела Кире прямо в глаза. – Верю. А с чего все началось? – А это уже не твое дело, – отвернулась я. – Врачу буду рассказывать. – Ну, ладно, – растерялся подполковник. – Пойдем. Провожу тебя до проходной. Все-таки по моей протекции сюда попала. Кстати, насчет работы. Я сказал, что когда-то ты была опером, но быстро ушла из органов. Не твое это. – Поняла. Предъявив паспорт охраннику, Кирьянов взял меня под руку, дав понять, что я нуждаюсь в поддержке и участии. Охранник кому-то позвонил и показал в сторону турникета. – Проходите на территорию, – участливо сказал он. – Вас сейчас встретят.