– Помочь разобрать вещи? – спросила она, указывая на сумку. – Нет, спасибо, – отказалась я. Но Нина Тимофеевна не уходила. Встала около окна, сложила на груди руки и наблюдала за тем, что я принесла с собой. Просто глаз не спускала. Это создавало некоторые трудности, потому что в сумке было то, что я не хотела никому показывать. Наручники, например. Или отмычки. Да мало ли что там у меня может быть. Поэтому я сделала упор на демонстрации всего остального. Зубную пасту, гель для душа, немного косметики, носки и спортивную обувь, которую я предпочла домашним тапочкам, я раскладывала медленно и обстоятельно. Каждый предмет, оказавшийся в моих руках, Нина Тимофеевна разглядывала с пристрастием, одновременно объявляя мне другие правила пребывания в данном лечебном учреждении: – Здесь «легкие» пациенты, – рассказывала Нина Тимофеевна. – Но если в процессе обследования вдруг подтвердятся симптомы какого-нибудь заболевания, то человека переселяют в корпус, где, собственно, и начинается серьезное лечение. – Капельницы, смирительные рубашки и снотворное? – «испугалась» я. – Вы живете вчерашним днем, Татьяна, – снисходительно улыбнулась Нина Тимофеевна. – Мне, как врачу, даже обидно слышать подобные домыслы. Все это только звучит страшно, но на самом деле это не так. – А как? – Контроль за психически неуравновешенными пациентами, разумеется, ведется. За ними следят, но не шпионят. Чувствуете разницу? Опять же, все в интересах пациента. Лекарства не даются насильно, но если врач прописал, то нужно их принимать по определенному графику. Схемы лечения разнятся. Вот вы, например, вольны покидать палату, ходить по коридорам и даже гулять в парке. Вас никто не будет сопровождать. Но если вдруг я обнаружу некоторые изменения в вашем поведении, то порекомендую согласиться на более строгий режим дня. Но, надеюсь, вас это не коснется. Значит, Вика Соломко, скорее всего, находится под чьим-то неусыпным наблюдением. Мне нужно было узнать что-нибудь о ней, но как это сделать, я не знала. Прямо спросить об этом? Не вариант. Рано. С какой стати? Предполагалось, что я пришла сюда не из-за Вики, я ее практически не знаю и не должна вызвать подозрений своими вопросами. Надо немного подождать и разведать обстановку, а потом уже действовать по обстоятельствам. – Вы давно знакомы с Владимиром Сергеевичем? – спросила Нина Тимофеевна. – Давно, – ответила я, задумчиво рассматривая кусок мыла, который взяла с собой. – Взяла это с собой, но не подумала… Наверное, вы свое мыло выдаете? – Нет, мыло пациенты приносят из дома. А почему же вы ушли из полиции, Татьяна? Я бросила мыло на кровать. – Когда я была оперуполномоченным, то навидалась такого, что уже не знаю, как можно заснуть без снотворного, – ответила я. – Подполковник Кирьянов раньше меня заметил, что я не в порядке. – В чем это выражалось? – с интересом спросила Нина Тимофеевна. – Печенье прихватила, – сообщила я и протянула извлеченный из сумки пакет Нине Тимофеевне. – Угощайтесь. Называется «Весеннее». Врач шагнула вперед, достала из пакетика печенье и положила в карман. – Вечерком попробую, во время полдника. Вы не ответили на вопрос. Что же странного заметил Владимир Сергеевич в вашем поведении? Я закрыла сумку и задвинула ее под кровать. – Он сказал, что на мне лица нет, – пожаловалась я. – После каждого вызова я выпивала. Иногда это происходило прямо на рабочем месте. Могла зареветь без причины прямо при всех. Понимаете, у меня ведь нет никого, кто бы ждал меня дома. Раньше казалось, что успею, потому что вся жизнь расписана, а потом поняла, что ничего не будет. Не хочу. Да и со мной мало кто желал связываться. Был один майор. Ой, как вспомню! Женатый, но нас это не остановило. Это была страсть, Нина Тимофеевна. Ни он, ни я от себя такого не ожидали. А он же майор, начальник отдела уголовного розыска. Шишка в своем отделе. Делал все, что хочет, и его сильно боялись. Я знала, что у него «крыша» в ведомстве, есть жена и дети, что об этом всем известно… Но меня ничего не остановило. А после всего он меня бросил и, наверное, поделился некоторыми подробностями с коллегами. По отделу покатились сплетни, но я долго ничего не знала. Мне потом знакомая из бухгалтерии доложила. Это стало последней каплей. Размазанная по стенам кровь – вот что мне снилось, если удавалось заснуть. – Остановитесь, – попросила Нина Тимофеевна. – Я поняла вас. – Но я еще не закончила! – возразила я. – Скажу пару слов о моральном состоянии. Когда начинала работать в органах, то была уверена, что привыкну к тому, что увижу. Окостенею, не буду переживать. Это ведь моя работа, иначе нельзя. Но почему-то все пошло в обратную сторону. С каждым новым делом мне становилось хуже. Число пустых винных бутылок росло с неукротимой скоростью. Но я все еще не верила в то, что все так плохо. Нет, не так – не хотела видеть. Любовь к работе осталась, но этого очень мало. Не осталось никаких сил. Если добавить к этому неудачные отношения с тем майором и последствия романа, то я, считай, еще легко отделалась. Ушла с работы, постепенно свела употребление алкоголя на нет. Все коллеги отвернулись, а подполковник Кирьянов остался рядом. Однажды позвонил мне, чтобы узнать, как дела, и сказал, что едет на вызов. Я напросилась с ним. Не сразу согласился, но разрешил подъехать при условии, что я не буду вмешиваться. Я приехала, постояла рядом. Вроде бы как поучаствовала в том, что когда-то умела делать очень хорошо. Вот так и упросила Владимира Сергеевича иногда оповещать меня о новых вызовах. Если он разрешает, то я приезжаю. Бред был отборным. Слова сами рождались в голове, и я поймала себя на мысли, что уже и сама начинаю верить в то, что говорю. Главной задачей было уверить Нину Тимофеевну в том, что у меня поехала крыша, но ее еще можно вернуть на место. Я не сразу посмотрела на Нину Тимофеевну. Сначала прятала взгляд в складках выцветшего постельного белья. Врач молчала, а потом опустилась на кровать рядом со мной и положила руку мне на плечо. – Татьяна, все, чем вы поделились, несомненно, важно. Мне, как вашему врачу, было очень интересно вас слушать. Но есть одна нестыковка. Господи, что? Неужели я где-то переборщила? И вдруг я стала догадываться, что она имеет в виду. Не факт, что угадала, но уточнять было нельзя. Вика. Все дело в ней. Грузанкова могла быть в курсе, что в день смерти матери мы с Викторией встречались. Вика обратилась ко мне именно как к частному детективу и могла рассказать о своем неудачном визите своему психиатру. Но я-то в своей «исповеди» ни словом не обмолвилась о том, что я частный детектив. – Вы сказали, что не работаете. На что же вы живете? «Слава богу», – чуть не вырвалось у меня. – Консультирую онлайн по юридическим вопросам, – ответила я. – А еще выгуливаю соседскую собаку и подрабатываю няней. Хватает на еду и квартплату. – Понятно… Значит, интерес к жизни вы не потеряли? – Иногда чувствую и такое. Нина Тимофеевна сняла руку с плеча. Ощущения были такими, словно у меня выросли крылья. – Спасибо, Танечка. Спасибо за то, что открыли свою душу. Она встала с кровати и пошла к двери. У порога остановилась и взглянула на часы. – Без пяти два. Скоро у нас обед. Столовая находится в главном корпусе. Он справа от выхода, там вывеска. Ваше имя уже внесено в список, поэтому вы спокойно можете прийти и пообедать. – А что сегодня на обед? – спросила я, стягивая джинсы. – Я не знаю, но из кухни пахло чем-то очень вкусным, – улыбнулась Нина Тимофеевна. – Сегодня я вас больше не потревожу. Делами займемся завтра. Если что-то нужно, то мой кабинет в главном корпусе. Второй этаж, кабинет номер семь. Отдыхайте, Танечка. Все будет хорошо. * * * Ага. Хорошо, как же. Едва за Ниной Тимофеевной закрылась дверь, как я бросилась к окну. Спрятавшись за занавеской, дождалась момента, когда Нина Тимофеевна покажется на улице. Она шла строевым шагом, спрятав руки в карманы халата, и ни разу не оглянулась. Исчезла за поворотом, очевидно, решила вернуться к себе в кабинет. Что ж, уже кое-что. Теперь я знаю, где расположен главный корпус, и посещать его могу совершенно свободно. Я ничего не узнала про Вику, но я, простите, здесь всего полчаса. За узкой дверью в углу палаты обнаружился крохотный, но чистенький санузел. Душ за цветастой клеенчатой занавеской, раковина и унитаз милого салатового цвета. Ничего лишнего. Но и это меня вполне устроило. Посещать общий туалет и пользоваться ванной, в которой до тебя плескался разнообразный люд, совершенно не хотелось. Кстати, если Кирьянов запихнул меня сюда по знакомству, то, очевидно, мое пребывание тут должно быть кем-то оплачено. Подполковник ничего об этом не сказал. То ли сам решил вопрос, то ли вообще об этом не думал. Да и Нина Тимофеевна не затронула тему. Так или иначе, сейчас не время об этом думать. Решив, что на обед я пойду все-таки не в спортивной одежде, а в джинсах и футболке, я снова влезла в джинсы. За дверью послышались голоса. Наверное, мои собратья по несчастью уже выдвигаются в главный корпус. Отличная возможность с кем-нибудь познакомиться. В коридоре было тихо. Я решила, что все уже ушли на обед. В попытке сесть кому-нибудь на хвост, я ускорила шаг и вскоре оказалась перед входной дверью. Позади послышался топот. От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Оказывается, кроме меня нашелся еще один опоздавший. Им оказался темноволосый симпатичный парень, который вылетел на меня сломя голову. – Обедать? – весело спросил он. – Да. И вы? – А что тут еще делать? Новенькая? Я тебя раньше не видел. – Сегодня поступила. – Понятно. Я Роман. – Таня. Мы спустились с крыльца. Роман шел рядом, размахивая руками. – А ты тут по какой причине? – спросила я. – Мы не настолько близко знакомы, – подмигнул Роман. И он вопросительно развел руки в стороны. Мол, вот он я. Ответ перед тобой. Но я не понимала. Внешне абсолютно адекватный человек, который радуется таким мелочам, как обед в главном корпусе. В главном корпусе? Нина Тимофеевна сказала, что в моем отделении нет тяжелых. Значит, такие же, как и я, пришли на обследование или доследование. Даже не знаю, как лучше выразиться. – Ну и не надо, – отмахнулась я. – Мне в армию не хочется, – понизил голос Рома. – Договорились, что проведу здесь месяц, а потом получу справку о непригодности. – И не стыдно? – усмехнулась я.