– Нет, за целый день я никого не встретил, – сказал Петер. – Я был в лесу. Там даже приема нет, так что вы не увидите ни исходящих, ни принятых звонков. Я был совсем один. А потом отправился домой. Дома оказался без четверти три. Это я знаю точно, потому что посмотрел на часы, прежде чем въехать во двор. – Хорошо, – сказал Йоста. – А вы, Эва? Как прошли ваши утро и день? – Я проспала до половины десятого. Я тоже это точно знаю, потому что, проснувшись, первым делом смотрю на часы – если, конечно, не завела будильник. Помню, что я очень удивилась… – Она потрясла головой. – Чему вы удивились? – спросил Йоста. – Удивилась тому, что уже так поздно. Я редко сплю дольше чем до семи, – просыпаюсь сама. Наверное, просто устала накануне… – Она потерла глаза. – Потом поднялась, заглянула в комнату Неи и увидела, что ее нет. Но я не встревожилась. Ни капельки не встревожилась. Она ухватилась за край стола. – Почему вы не встревожились? – спросил Йоста. – Она часто ездила с Петером, – вставила Улла. Эва кивнула. – Да, она очень любила ездить с ним в лес, к тому же обычно просыпалась очень рано. Так вот, я и подумала, что она уехала с ним. – Что вы делали потом? В течение дня? – Долго завтракала, читала газету, потом собиралась. Около одиннадцати решила поехать в Хамбургсунд и пройтись по магазинам. У меня так редко выпадает свободное время… – Вы с кем-нибудь общались? – Йоста отпил глоток кофе, но кофе успел остыть, так что он поставил чашку обратно на блюдце. – Я сварю еще, этот наверняка остыл, – сказала Улла и поднялась. Он не стал протестовать, только благодарно улыбнулся. – Нет, просто заглянула в несколько магазинов, – ответила Эва. – Народу было много, но никого знакомых я не встретила. – Хорошо, – сказал Йоста. – Кто-нибудь приезжал сюда, на хутор, до или после вашей поездки в Хамбургсунд? – Нет, никто не заходил. Конечно же, несколько машин проезжали мимо… Несколько человек, кто бегает… Еще, прежде чем уехать, я видела Дагмар, отправившуюся на прогулку, как всегда по утрам. – Дагмар? – переспросил Йоста. – Она живет в красном домике неподалеку от нас. И каждое утро выходит на прогулку. Йоста кивнул и с благодарностью принял из рук Уллы чашку. – Спасибо, – произнес он и отхлебнул кофе, на этот раз обжигающе горячего. – Было ли что-нибудь, что привлекло ваше внимание? Что-то, что выделялось? Эва задумалась, нахмурив лоб. – Подумайте хорошенько. Всякая мелочь может оказаться ценной. Она покачала головой. – Нет, все было как всегда. – А как с телефонными разговорами? В течение дня вы с кем-нибудь разговаривали по телефону? – Нет, насколько я помню… нет. Хотя что я говорю – я же звонила тебе, Улла, когда вернулась домой. – Да, действительно, ты звонила. Казалось, Улла удивлена тем обстоятельством, что еще вчера жизнь шла своим чередом. Ничто не предвещало краха… – В каком часу это было? Эва посмотрела на Уллу. Теперь она дрожала меньше. Йоста знал, что это относительное спокойствие – временная передышка. На короткие промежутки времени мозг вытеснял мысль, которая в следующую секунду снова наваливалась непосильным грузом. За годы службы в полиции он так много раз сталкивался с этим. То же горе. Разные лица. Разные реакции, но, по сути, похожие. И нет этому конца. Все новые и новые жертвы… – Кажется, это было около часу. Бенгт, ты ведь тоже слышал, как звонила Эва. Ведь было около часу, правда? Мы спустились к Ла Мате, чтобы искупаться, а к часу вернулись домой готовить обед. – Она обернулась к Йосте. – В Торревьехе у нас всегда легкий обед, моцарелла с помидорами – помидоры там намного вкуснее, так что мы… Она зажала себе рот рукой, осознав, что на секунду забыла о случившемся и разговаривала как обычно, затем тихо продолжила: – Обратно в квартиру мы вернулись около часу. Эва позвонила чуть позже. И мы проговорили – минут десять? Эва кивнула. Слезы снова полились из ее глаз, и Йоста потянулся за очередным бумажным полотенцем. – Еще с кем-нибудь вы вчера разговаривали? Он понимал, что им кажется совершенной дикостью, что он спрашивает о телефонных разговорах и о том, не встречались ли они с кем-нибудь. Но все обстояло именно так, как он им сказал. Их нужно исключить из числа подозреваемых, посмотреть, есть ли у них хоть какое-то алиби. Сам Флюгаре ни на секунду не верил, что Эва и Петер были замешаны. Однако он не первый полицейский в мировой истории, которому трудно поверить, что родители могут навредить собственному ребенку. И, к сожалению, многим пришлось убедиться в обратном. Бывают несчастные случаи. И, что особенно ужасно, не только они. – Нет, только с Уллой. Потом приехал Петер, и тогда я поняла, что Нея была не с ним, и… дальше вы знаете. Она так сжала бумажное полотенце, что костяшки ее пальцев побелели. – Есть ли кто-то, кто мог желать смерти вашей дочери? – спросил Йоста. – У вас не возникло мыслей по поводу предполагаемых мотивов? Кто-то из вашего прошлого? Человек, враждебно настроенный к вам или вашей семье? Оба покачали головами. – Мы самые обычные люди, – сказал Петер. – Никогда не были замешаны в криминальных разборках. – Может, бывшая или бывший, желающий отомстить? – Нет, – ответила Эва. – Мы познакомились, когда нам было по пятнадцать лет. Других отношений у нас не было. Йоста сделал глубокий вдох, прежде чем произнести следующую фразу, – но все же произнес ее. – Я знаю, что этот вопрос может показаться оскорбительным, особенно в нынешней ситуации; но были ли у кого-то из вас отношения на стороне? Я спрашиваю не для того, чтобы обидеть вас, а лишь для того, чтобы выяснить все возможные мотивы. Может быть, кто-то счел, что Нея стоит у него или у нее на пути? – Нет, – ответил Петер и уставился на Йосту. – Боже мой… Нет. Мы все время проводим вместе и никогда бы… Нет. Эва затрясла головой. – Нет, нет, нет… Почему вы тратите на это время? На нас? Почему вы не ищете убийцу? Есть в наших краях люди, которые… Она побледнела, осознав, что собиралась сказать, какое слово чуть было не произнесла – и что это означало. – Так она… ее… О боже! Эва разрыдалась так, что эхо отдалось в стенах кухни, и Йоста с трудом сдержался, чтобы не встать и не уйти. Так невыносимо было видеть глаза родителей Неи, когда они поняли, что у них есть к нему вопрос, ответ на который они не хотят слышать… А у Йосты не было ответа, и он ничем не мог их утешить, потому что сам не знал. * * * – Извините, но там снаружи творится черт-те что! Йорген обернулся к юному ассистенту. На виске у него пульсировала жила. – Какого черта? Мы тут работаем, а не дурака валяем! Он толкнул оператора, подошедшего к нему слишком близко, тот попятился и чуть не врезался в стол в павильоне, изображавшем гостиную. Одна из ваз чуть не упала на пол. Мария понимала нервно сглатывавшего ассистента. Они снимали уже четвертый дубль, и настроение у Йоргена портилось на глазах. – Простите, – снова извинился ассистент, которого звали Якоб. Или Юнас. – Откашлялся. – Я больше не могу их сдерживать. Там собралась целая толпа журналистов. – Им назначено на четыре часа; тогда мы и будем давать интервью. Йорген перевел взгляд на Марию, которая развела руками. Она надеялась, что у него не войдет в привычку разговаривать с ней в таком тоне. Иначе процесс съемок будет долгим и трудным. – Они спрашивают о мертвой девочке, – нервно проговорил Якоб или Юнас, и Йорген закатил глаза. – Да, нам это уже известно. Но им придется потерпеть до четырех часов. Шея у Якоба или Юнаса пошла красными пятнами, однако он не сдавался: – Хотя они говорят не о… не об этой девочке, а о другой девочке. И хотят поговорить о ней с Марией. Прямо сейчас. Мария обвела взглядом небольшой павильон. Режиссер, оператор, помощник режиссера, гримерша, ассистенты – все смотрели на нее. Так же, как все смотрели на нее тридцать лет назад. В каком-то смысле ее успокаивало то, что ситуация ей хорошо знакома.