— Я все поняла, — Тайка сглотнула, чтоб самой не зареветь. — Мы обязательно вызволим ее, обещаю. Не знаю как, но что-нибудь придумаем. * * * Мокша не обманул: наутро мешок с волшебной землицей действительно появился в саду. А Гриня сгонял на своем мотоцикле в магазин и привез пуд соли на отдарок. Еще пару дней Тайка вместе с верной помощницей Аленкой раздавали обереги с волшебной землицей, а щенок Симаргла вился под ногами и лаял на кикимору Киру, которая под шумок все-таки добралась до яблок. После заката, когда дневная нечисть отправлялась на покой, заявлялись ночные гости: полуночницы, вытьянки, омутники… даже старик бабай пожаловал. К исходу второй ночи Тайка совсем валилась с ног, умаялись они с Аленкой так, что словами не передать. На рассвете третьего утра Тайка отпустила помощницу и, свернувшись калачиком, задремала на лавочке под вишнями. Первые лучи солнца осветили ее измученное лицо. — Эй, вы, потише там, — шепотом ругался домовой Никифор. — Коли разбудите мне Таюшку-хозяюшку, я всем зубы пересчитаю-то. — Баю-баюшки-баю, — курлыкал Пушок колыбельную. — Пошел котик на гору, принес котик сон-дрему… Девицы-лесовицы поставили возле Тайкиной лавочки туесок, полный спелой земляники, духи-водяники выпустили в ведро серебристую щуку для ухи, полуденница испекла хлеб, банник Серафим принес новые березовые веники, Гриня наколол дров, овинники натаскали ключевой водицы, мавки перестирали белье и развесили его в саду, а Кира сварила вкуснейшее повидло… Каждый был благодарен Тайке и старался помочь, чем мог. В этом и было подлинное волшебство — самая соль земли дивнозёрской. Глава девятая. Не буди лихо Тайка проснулась задолго до рассвета от стука камешков по ставням. Сперва даже не поняла: может, почудилось? Но тут с улицы донесся взволнованный голос Аленки: — Тая! Ты спишь? Внизу залаял Снежок. Пришлось открыть окно. — А чего не в дверь? Темнота стояла, хоть глаз выколи. Даже птицы еще не начали петь. — Да я… растерялась просто, — Аленка смутилась. — Прости. Можно мы войдем? — Конечно, — Тайка помчалась на кухню ставить чайник. Аленку трясло. Да уж, в таком состоянии не то что дверь с окном перепутаешь — собственное имя забудешь. Пришлось добавить в чай цветков ромашки, чтобы гостья немного успокоилась. — Тай, у нас на огороде кто-то лежит, — она стукнула зубами о край чашки. — Я до ветру вышла, а там это! Самой не разглядеть, только когда глазами Снежка смотрю, вижу. — А что оно делает? — Тайка, подумав, сыпанула ромашки и себе тоже. — К-кажется, спит. — Неудивительно: ночь ведь на дворе, — она зевнула. — А на что хоть оно похоже? Аленка замотала головой: — На жуть жуткую. Тебе лучше самой увидеть, правда. Я теперь одна домой ни за что не пойду. А там мама осталась… с этим. Тайка вздохнула: — Ладно, допивай чай. Я быстренько переоденусь. Не в ночной же рубашке идти… Аленка кивнула и вцепилась пальцами в чашку. Снежок, поскуливая, жался к ее ногам. * * * Весь июль стояла невозможная жара, поэтому Пушок сменил излюбленное место ночевки за печкой на садовую прохладу. Тайка тряхнула яблоневую ветку, и сонный коловерша свалился ей прямо в руки, даже не успев расправить крылья. — У-ух! — Он встопорщил перья. — Тая, ты слышала такое слово: режим? В моем возрасте уже нельзя скакать круглые сутки. — Но ты же, считай, наполовину кот, наполовину сова. Они ночами не спят обычно. Коловерша аж задохнулся от негодования: — Вообще-то я не то и не другое! Ты ругаешься просто потому, что я не соответствую твоим ожиданиям! Тая, знаешь такое слово — «стереотипы»? Нужно быть выше этого! — Тише, не ори. Кругом люди спят, — прошипела Тайка. — Вот именно! А меня, выходит, можно будить, я же не человек! А вот это уже было обидно. Тайка надула губы: — А кто говорил: «случись чего — буди в любое время дня и ночи»? — Она передразнила скрипучий голос коловерши. — Опять наврал? — Погоди-погоди! А что стряслось-то? Ты не отмахивайся давай, а говори по существу. И не беги так! Я за тобой не успеваю. Тьфу, опять тут эта дивья псина… Да что ж за жизнь-то такая, а? Пушок перестал бурчать, только когда они дошли до Аленкиной калитки и на цыпочках прокрались мимо дома к огороду. — Вот тут оно лежало! — Аленка ткнула пальцем в примятые кустики клубники и завертела головой. У Тайки екнуло сердце при мысли, что жуткая тварь бродит где-то неподалеку, таясь в предрассветных сумерках. — Может, в дом пойдем? Надо проверить: вдруг оно туда забежало? — Ее голос дрогнул. Аленка вцепилась в загривок симарглу так сильно, что Снежок тоненько заскулил. — Н-надеюсь, не забежало, — опомнившись, она ослабила хватку. Обходить весь дом пришлось крадучись, чтобы не разбудить тетю Машу — Аленкину маму. Но старые половицы скрипели так громко, что та все равно проснулась. — Ой, девчонки, что это вы тут колобродите ни свет ни заря? — Ты спи, мам, спи… — Какое там «спи», — тетя Маша откинула одеяло. — Все равно через час вставать уже. Давайте я вам лучше оладушек напеку. Аленка и ее мама жили очень бедно. Тетя Маша работала учительницей в соседней Ольховке, а в свободное время шила на заказ, но они все равно еле сводили концы с концами. Об отце Аленка знала лишь то, что тот рано умер, и видела одну выцветшую фотокарточку. Когда она сама заболела — да так сильно, что доктора только руками разводили, — мать постарела в одну ночь… Никто не упрекал тетю Машу в том, что она часто сетовала на судьбу. Ну и помогали, чем могли, конечно — чай, не чужие все, из одной деревни. — С вареньем или со сметанкой? — Тетя Маша поставила перед Тайкой тарелку с угощением. Пушок подцепил когтем один оладушек и рванул в окно. Вот проглот! Надо будет потом разъяснить ему, что в гостях так себя не ведут. — С вареньем. — Тайка облизнулась: нашли что спрашивать у сладкоежки! Она потянулась за ложкой, как вдруг увидела на плече у тети Маши странное существо. Маленькое: размером с воробья, не больше. Но не птица, а что-то непонятное. — Вишня-то в этом году не уродилась, — вздохнула тетя Маша. — Жаль. Существо на ее плече будто бы увеличилось в размере. Тайка пнула под столом Аленку и глазами стрельнула: мол, взгляни-ка. Та приманила Снежка на кусок оладушка, обняла его за морду, заставляя посмотреть на маму, и тихонько ахнула. — Тай, — зашептала она, — это та самая жуть жуткая. — Ты ж говорила, она большая? — Была большая, а теперь стала маленькой почему-то…