А то Тайка не думала! У нее уже голова распухла, а толку? — Мало мы знаем. Только то, что ему нужна наша молчаливая птичка, — она вздохнула. — Вопрос в том, — дед, кряхтя, придвинулся поближе к теплой печке, — хочет он заставить ее молчать или же говорить. — Ну это-то понятно. Он хочет выкрасть ее прежде, чем она расскажет нам, как его победить. Или… постой. Над этим стоило поразмыслить. Может, дед и прав: что, если Радмила знает что-то такое, без чего у колдуна не получится претворить в жизнь коварные планы? — Но зачем тогда он забрал у нее голос, разум и силу? Для чего превратил в горлицу? — А кто это сказал? — прищурился дед Федор. И Тайка едва не задохнулась от неожиданной догадки. Ведь все, что она знала о Лютогоре и его злодеяниях, ей поведал Яромир. Про ледяные статуи, про войну и долгий плен и про бой Радмилы с колдуном… В Дивнозёрье некому было ни подтвердить его слова, ни опровергнуть. А что, если (у нее похолодели ладони) он и есть Лютогор? Ну посудите сами: когда у упыря не вышло выкрасть птицу в первый раз, кто за ней пришел на следующую ночь? Кто говорит, что не поступится ничем, лишь бы Радмила заговорила? Кто всеми правдами и неправдами пытается подтолкнуть Тайку к нужному ему решению и громче всех кричит о надвигающейся грозе? Когда выручали деда Федора, кто рядышком стоял и пристально смотрел на упыря, когда тот в мыслях с хозяином общался?.. И вязовые дупла закрылись именно в те дни, когда Яромир зачастил в Дивнозёрье… не его ли хотели запереть на этой стороне? А ведь все это могло бы и не всплыть, если бы не случайная встреча на лисьей полянке. М-да, сходила за грибочками, называется… Глава тринадцатая. За умную сойдешь Этой ночью Тайка спала плохо. Вскакивала от каждого шороха: все казалось, что злой колдун бродит поблизости. Под утро задремала, и тут ей приснился кошмар: будто бы сидят они с Яромиром, пьют чай, и тот вдруг на глазах превращается в чудище с красными глазами; и хочется вскочить, убежать, а ноги словно ватные. Так до рассвета и промаялась. А открыв глаза, обнаружила на подушке свежий лист болотной кувшинки, на котором было нацарапано всего одно слово: «Приходи» — и еще красовалась подпись в виде отпечатка жабьей лапки с короной. Выходит, шорохи ей не почудились, только это был не Лютогор, а подданные Мокши (Тайка не сомневалась, что такое послание мог отправить только хозяин болот). Что же у них там стряслось? Просто так Мокша писать бы не стал. И был только один способ все выяснить: принять приглашение. В глубине души Тайка была даже рада провести пару дней на болотах: уж там точно не придется видеться с Яромиром. Заодно, может, удастся привести в порядок мысли и вдали от дома хорошенько обдумать происходящее. А то и у самого Мокши совета спросить: он вроде как мудр и рассудителен, когда не выделывается. За завтраком она предупредила Никифора, что тот остается за старшего. Домовой был не рад, но перечить не стал, а вот Пушок развопился: — Тая, ты в своем уме? Такие дожди, а тебя на болота несет! Враз утопнешь! — Но Мокша меня сам пригласил, — Тайка помахала у него перед носом уже подвядшим листом кувшинки. — Стало быть, в его интересах сделать так, чтобы я добралась целой и невредимой. — А с чего ты взяла, что он не замышляет какое-нибудь коварство? — Зачем бы ему? — Ну… он всегда был себе на уме. Слушай, давай я с тобой полечу? Пушок состроил обреченную мину, будто бы собирался прямо сейчас пожертвовать жизнью ради товарища, но Тайка его геройства не оценила: — Нет уж, в прошлый раз дома остался — и сейчас сиди. Мокша меня одну позвал. Коловерша распушился и зафырчал, как закипающий чайник: — Тая, одумайся! Тебе не о том сейчас беспокоиться надо: всего шесть дней осталось, чтобы Радмиле голос вернуть. Или своего лишишься! Мог бы и не напоминать, паникер пернатый: Тайка сама только об этом и думала. Но сердце чуяло: неспроста Мокша ей весточку прислал. Надо идти. Пришлось прибегнуть к последнему средству: — Пока меня не будет, можешь лопать вишню сколько влезет. Прямо с дерева. — А… о! Правда? — Пушок облизнул усы и аж затанцевал, цокая когтями по столу. — Вот это да! За это я тебя и люблю! А Никифор усмехнулся в усы: — Ежели наша Таюшка-хозяюшка что-то решила, никому ее не отговорить. Так-то! Ну что ж, в добрый путь… * * * Собралась Тайка быстро. Но прежде чем идти на болота, сделала крюк, завернув к речке, и покликала Майю. Та пусть не сразу, но все-таки высунула нос из-под коряги, хлопая заспанными глазами: — Чего тебе, ведьма? Не видишь что ли — сплю я! — Ой, прости, что разбудила, — Тайка присела на корточки у воды. — Такое дело: я опять к Мокше иду. Может, хочешь что-то сестрице Марфе передать? Майя подплыла ближе: — Ох ты ж! Хорошо, что я не поленилась и выглянула, а то бы такую оказию проспала. Скажи ей, что я в ее пруд толстолобиков напустила и известью дно усыпала, а другие мавки да водяницы сачками ряску вычерпали, выкосили заросли рогоза. Пока не самое чистое жилье, но все же уже есть куда вернуться. Если, конечно, она захочет… — Мне показалось, она хочет, просто Мокша ее не отпускает, — Тайка вздохнула. — Эх, сглупила я, — Майя шлепнула ладонями по воде. — Надо было у него зеркальце волшебное на Марфу выменять. А второго такого нет. И тут Тайку осенило: — Слушай, а ты по дну Жуть-реки пошарь — мало ли чего завалялось? Не обязательно чудесное, можно просто красивое. Я была у Мокши в его надводной пещере — он словно сорока: любой хлам к себе тащит, лишь бы блестело. — Хм… Подожди-ка меня здесь. — Мавка бесшумно ушла под воду. Ее не было около получаса, и Тайка начала было беспокоиться, но когда она уже собралась покричать, Майя вернулась. — Вот, смотри, — она протянула Тайке ложку. Ух и красивая! Золотая, украшенная красными и синими самоцветами и с капелькой хрусталя на рукояти. — Никогда такой не видела, — восхитилась Тайка. — Прямо царская! — Может, и царская, — мавка пожала плечами. — Здесь уж точно таких не делают. Видать, по самому Непуть-ручью из дивьего края приплыла. Как думаешь, ему понравится? — Уверена, что понравится, — Тайка спрятала ложку в карман куртки и застегнула его на молнию. — Ну, мне пора… — Удачи, ведьма! Провожать тебя не пойду, не обессудь: сегодня виски ломит, значит, ливанет скоро. А тропинку ты и сама знаешь, — махнув рукой на прощанье, Майя нырнула под корягу. Небо вскоре действительно затянуло тучами, начал накрапывать мелкий дождик. Оставалось утешаться мыслью, что дождь в дорогу — добрая примета. * * * Стоило Тайке пересечь границу Жуть-реки, перепрыгнув на другой берег, как она поняла: ее ждут. От ощущения чужого присутствия по спине пробежали мурашки, она резко обернулась и чуть не вскрикнула: за ее спиной, улыбаясь, стояла Марфа. — Ну, здравствуй, ведьма. Не думала, что так скоро свидимся. С их последней встречи болотница посерела лицом, будто бы ее присыпало пеплом. Желтые с оранжевым оттенком глаза смотрели устало, спина сгорбилась. Неважно, в общем, выглядела Марфа… — Что у вас случилось? Болотница зашикала, озираясь по сторонам: — Тс-с-с, молчи, ни слова больше. А то услышат, тогда нам обеим несдобровать. Надень пока вот это, — она протянула сушеную жабью лапку на веревочке, — Мокша сам для тебя сделал. Тайка приняла подарок и сразу же нацепила его на шею. Голова вдруг закружилась так, что пришлось прикрыть глаза, а когда она вновь подняла веки, болота изменились. Густая осока расступилась, мутные бочажки поголубели, будто бы в них отразилось небо, кочки выстроились ровной дорожкой, а грибы на корягах засияли, подсвечивая верный путь. Тайка сделала шаг. Другой. Корни и ветви сплетались в мудреные узоры под ее ногами и слегка покачивались, вместо затхлости запахло свежим травяным соком, кувшинки вынырнули из воды и раскрыли лепестки. Марфа усмехнулась: — А ты, небось, и не знала, что болота могут быть красивыми? Любуйся, такими они не всякому являются. — Да уж, не знала… — Тайка восхищенно глазела по сторонам. — Смотри только от пути не отклоняйся. Менее опасными они от этого не становятся. — Ты поэтому из дома ушла, да? Увидела здесь то, что другие не разглядели?