Сперва ничего не произошло. Птица повертела головой и ткнулась в руку брата, требуя добавки. Когда Тайка уже готова была признать, что ничего не вышло, Радмила вдруг несколько раз сморгнула, в ее светлых, почти прозрачных глазах мелькнула прозелень — почти такая же, как у брата. И она заговорила: — Ох, я уж и не чаяла, что когда-нибудь смогу сама поблагодарить вас. Спасибо вам за помощь, друзья! Глава семнадцатая. Пролетая над Дивнозёрьем Сомнениям настал конец: уж кем-кем, а Кощеевичем Яромир точно не был. Тайка даже не ожидала, что испытает такое сильное облегчение, но от сердца прямо отлегло. Когда к Радмиле вернулся ее голос, дивий воин обрадовался как ребенок: кажется, даже чуть не плакал от счастья. Лишь один раз скривился, когда сестрица — видать, по старой памяти — назвала его «малышом». Тайка, не удержавшись, прыснула в кулак: да, такому «малышу» любая баскетбольная секция была бы рада. Радмила же ничуть не смутилась: — Ой, прости, Мир. Ты же знаешь, что для меня всегда будешь младшим братиком. Но я горжусь тобой, правда. Щеки Яромира покраснели, и он сердито пробурчал: — Да знаю я… Тайка готова была биться об заклад, что на самом деле он не сердится, а только делает вид. Идиллию, как всегда, нарушил бестолочь Пушок. Бочком-бочком он подкрался к Радмиле и зашипел ей на ухо: — Так он правда твой брат? Не притворяется? — Его заговорщический, с позволения сказать, шепот услышали все. — Ну да, — горлица в изумлении вскинула брови. — А кто же еще? — Не Кощеевич? Ты уверена? Яромир аж побелел, услыхав, к чему клонит коловерша, а Радмила заливисто и звонко рассмеялась: — Ой, скажешь тоже! Они ж с Лютогором не схожи совсем. Как вообще можно дивьих людей с навьими перепутать? А вот ее братец веселья совсем не разделял. Он сразу понял, от кого Пушок набрался этих гениальных идей, и, с укоризной глядя на Тайку, процедил сквозь зубы: — Ну и как давно ты меня подозревала? Пришлось сознаваться. Тайка то бледнела, то краснела, бормоча слова извинений. Дивий воин слушал ее с каменным лицом. Вытьянка таращила глаза и даже не остановила Сеньку, под шумок таки пригубившего рюмку бражки. Радмила едва удерживалась от смеха — ишь, пичужка-веселушка. Домовой Никифор прятал лицо в мохнатых ладонях и вздыхал, а Пушок, поняв, что опять напортачил, курлыкнул что-то невнятное и от греха подальше скрылся за занавеской. Поток Тайкиного красноречия скоро иссяк, а Яромир так и стоял недвижимый и мрачный, будто скала. Уж лучше бы кричал и ругался, если честно. — Ну а что я должна была подумать? Ты же ничего не рассказываешь, — выдохнула Тайка. — Ах, выходит, я виноват! — вспылил дивий воин, раздувая ноздри. Он хотел добавить что-то еще. Скорее всего — что-то очень грубое и нелестное. А за Тайкой бы не заржавело ответить… так, слово за слово, они наверняка крепко поссорились бы, если бы не Радмила. — Остынь, Мир, — она мазнула его крылом, будто бы отвесила подзатыльник. — Девочка права, ты и впрямь скрытный, слова порой не вытянешь. И от помощи вечно отказываешься, все на своих плечах тащишь. Будешь так себя вести, совсем один останешься. Друзьям доверять надо, тогда и они будут верить тебе. — Эй, ежели вы поссоритесь, кто Кощеевича ловить будет? — добавил Никифор, хмуря кустистые брови. — Давайте-ка, пожмите друг другу руки, потом садитесь и будем вместе смекать-кумекать, что дальше. Тайка вздохнула и первой протянула Яромиру ладонь. Тот ее даже пожал, но как-то неискренне, будто одолжение сделал. Пф, ну и пожалуйста! Она плюхнулась в кресло и цапнула последний пирожок с блюда. Все замолчали. Тишина, казалось, звенела в воздухе, даже недотепа Пушок перестал копошиться за занавеской. Никифор, вздохнув, прочистил горло: — Таперича вернемся к делу. Нам нужен меч-кладенец, помните. Радмила, ты знаешь, небось, где его искать? Горлица поджала губы: — Он где-то в Дивнозёрье. Но заклятие, что обратило меня в птицу, наверняка изменило и его тоже. Теперь меч может выглядеть как угодно. Любой предмет, понимаешь? — Но ты его узнаешь, если увидишь? — Марьяна подалась вперед. — Понятия не имею. Голос — не единственное, что я потеряла. Без воинской силы и колдовского ума я мало отличаюсь от глупой птицы… — она горько вздохнула. — М-да, — вытьянка почесала в затылке. — А где ж это все добро теперь искать? Никифор, кашлянув, пнул Тайку ногой под столом, и та захлопала глазами, будто очнувшись ото сна: — Я знаю, где искать. В смысле, уже нашла! — И ты молчала? — вскинулся Яромир. — А когда я должна была об этом сказать? Когда ты на лису орал? Или когда на меня дулся? Домовой еще разок незаметно пнул Тайку, и она сбавила тон: — Ладно, проехали. В общем, у меня дома лежат Радмилины косы. В них ее разум и сила. Могу сбегать и принести. Она вскочила, но Никифор поймал ее за руку: — Погодь, не суетись. Как ты отрезанные волосы к голове приставлять собираешься, а? Об этом Тайка как-то не подумала. Ей казалось — чего уж проще: вот разум, вот сила — бери и пользуйся. — Может, заклятие какое-то есть? Нет? — Это сколько же мне теперь ждать придется, пока волосы отрастут? — всхлипнула Радмила. Ее светлые локоны за прошедшие месяцы стали немного длиннее, но пока, увы, не доставали даже до плеч. Пройдут годы, прежде чем их можно будет снова заплести в косы. — Мертвая вода! — Яромир вдруг посветлел лицом. — Если она руки-ноги приращивает, то уж волосы точно сможет. — Мир, ты умничка, — Радмила чмокнула его в щеку. — Тогда уж добудь нам и живой воды тоже. — Это еще зачем? Кто-то умер? — Пока никто. Но мы же собираемся сражаться. Лучше иметь запас, а то мало ли… Дивий воин вновь насупился, и Тайке стало до жути любопытно, почему про мертвую воду он вспомнил сам, а за живой идти артачится. В следующий миг все стало ясно. — Ну давай, попроси ее, — шепнула Радмила брату на ухо. Яромир мотнул головой, отмахиваясь от нее, как жеребец от слепня: — Вот еще! Сама проси. — Ах так? Ну ладно! — горлица часто-часто заморгала, глядя на Тайку. — Ведьма-хранительница, я прошу твоей помощи. Добудь мне живую воду. Чую, она нам скоро понадобится… — А чего сразу я? Пускай этот сам сходит, — Тайка кивнула на Яромира. Она помнила, что мертвая вода течет в каком-то там Непуть-ручье и что простым людям ее даже трогать нельзя — помрешь. Спасибо болотнице Марфе: та помогла добыть опасную водичку, когда Мокша Тайку испытывал, давая всевозможные задания. Небось, живую добыть еще сложнее, иначе бы ее уже давно в бутылках по всему свету продавали и люди бы перестали умирать. Дивий воин аж чаем поперхнулся: — «Этот» не сходит. Ты что, смерти моей желаешь? — А меня на верную смерть, значит, посылать можно? Яромир глянул на нее как-то странно, а потом хмыкнул, будто вдруг что-то понял: — Не горячись, дивья царевна. Ты ведь смертная, значит, живая вода тебе вреда не причинит. Как и мне — мертвая. Это наоборот нельзя. В тебе как бы от рождения есть кусочек смерти, понимаешь? А дивий народ другой. Если нас не убить оружием или заклятием, мы будем жить вечно. — А, вот оно что… — Тайка вздохнула, ей стало немного завидно: здорово, небось, жить вечно и знать, что впереди полно времени. — Ну и где же эта ваша живая вода течет? Про мертвую знаю — та в Непуть-ручье. Нет, ей определенно не нравился этот взгляд Яромира. Такой… печально-снисходительный, что ли. Так учителя на второклашек смотрят, когда те таблицу умножения не выучили. — Могла бы и сама догадаться, ведьма. В Путь-ручье, конечно. Тайка хлопнула себя по лбу: — Ой, и правда, чего это я?