Ивга пыталась успокоить дыхание. Она забыла, забыла, забыла, она не то что рассказывать – вспоминать об этом давно уже разучилась, а теперь картинка встала как живая – она видела разломанный ящик, валявшийся на заднем дворе школы… С одним торчащим гвоздем. Траву, сминаемую их башмаками. Холодную твердую землю под щекой… – Вот скоты, – повторил он отрывисто и глухо. Он ей искренне сочувствовал в этот момент, он видел то же, что она. Ивга бы не поверила, что такое возможно. – Вы знаете, я… Она запнулась. До сих пор ей удавалось избегать прямых обращений; теперь она не знала, как его называть. – Я… теперь понимаю. Ведьмы… Я понимаю, откуда такая… почему все ненавидят. Их… нас. Понимаю, за что… – Нет никаких «вас». Ты – не они. Ты ни в чем не виновата. И пока я рядом, тебя никто не тронет. – С…спасибо… – Что было дальше? * * * У классной наставницы было тонкое, нервное лицо и сильная белая шея в круглом вырезе блузки. – Пойми, Ивга Лис. Никто из нас не хочет видеть в школе этих господ. Из инквизиторской комиссии по несовершеннолетним. Зачем доводить дело до крайностей? Тебе ведь уже прислали приглашение… кажется, два раза? – Я не ведьма. Они все врут. – Тем более ты должна посетить. Мне тоже неприятно выслушивать от директора. А ему, в свою очередь, – от попечителя… – Я не ведьма! Чего вы все от меня хотите?.. – Не дерзи. – Я не держу… не дерзю… Я ни в чем не виновата! – Ну кто тебя винит. Если кто-то заражается, к примеру, заразной болезнью… его берут на учет в диспансере. Никто его не винит. – Я не заразная!.. В пустом классе летала муха. Спиралями, петлями, кругами; билась о стекло, затем снова принималась кружить, а на доске висела схема по анатомии, и муха, сбитая с толку, принималась ползать по нарисованным кишкам нарисованного для наглядности человека… * * * – А потом?.. – Вечером я уехала. К тетке. В Ридну. * * * В полутемном подвальчике было сизо от табачного дыма. Какая-то девчонка плакала, забившись в угол, в руке ее подрагивала картонная папка с безвольно повисшими веревочками; к стенду, обтянутому серой мешковиной, невозможно было протолкнуться из-за множества плотных, упрямых спин, и пахло потом и духами, но сильнее – табаком. – Тебя взяли? – спросил парень с нарождающейся бородой на загорелом скуластом лице. – Ты, рыжая… Тебя приняли? Рыжая девчонка вздрогнула. С некоторых пор она всегда вздрагивала, когда ее окликали. – Не могу… пробиться не могу. – Такая слабенькая? – удивился скуластый. – Хочешь, я для тебя посмотрю? Рыжая кивнула. – Как фамилия? Лис? Внизу, у входа, кто-то бранился. Сверху, прислонившись к ступенькам винтовой лестницы, стоял вальяжный юноша в ослепительно-белой рубашке. Юноша находил острое удовольствие в том, чтобы стоять двумя ступеньками выше прочих и поглядывать на них, абитуриентов, мудро и устало. – Эй, Лис! С тебя бутылка шипучки – пляши!.. Девчонка смотрела удивленно. Кажется, не верила. Где-то наверху, на недостижимой даже для вальяжного юноши высоте, открылись стеклянные двери. И полный мужчина с кожаным плоским портфелем взмахнул, как платочком, белым листком бумаги, и вальяжный юноша поспешно принял бумагу из пухлых рук, вчитался, нахмурил лоб: – Внимание, информация… Студентам первого курса обращаться по поводу общежития… Военнообязанным студентам явиться в контору пять… Всем студенткам-ведьмам, – юноша невольно понизил голос, и на лице его появилось странное выражение, – явиться к директору лично и иметь при себе свидетельства об учете из окружного управления Инквизиции… – Ведьм принимают, – зло сказала заплаканная девчонка с развязанной папкой. – Ведьм они принимают… Знаем мы… На нее поглядели с жалостливым презрением. Потому что ведьм, на самом-то деле, не принимают никуда. * * * – Не выдумывай. Ведьмы лишены некоторых гражданских прав – но не права на профессию… Ивга отодвинулась от него подальше. Поразительно, как мало знают большие начальники о жизни, происходящей под ножками их высоких стульев. – Ну бывают ситуации, конечно, – сказал он после паузы. – Невозможно контролировать всех мелких администраторов… И сколько ты там проучилась? – Полгода. Пока не приехал инквизитор. – Ну почему же ты не встала, как человек, на учет?! Ивга отодвинулась еще дальше. Вжалась в диванные подушки. Он ничего, ничего не понимает. И ему бесполезно объяснять. – Ладно, – сказал он другим голосом. – Не время для упреков… Значит, ты бросила училище, еще раз сбежала и поехала… куда? – В Вижну. Большой город, легче затеряться… Мне очень повезло – я почти сразу нашла работу. В антикварном магазине. И там встретилась с Назаром. Инквизитор наклонил голову; теперь он сидел вполоборота, и в свете настенного фонарика Ивга видела половину его лица. С опущенным уголком губ. Собственно, почему она обо всем этом ему рассказывает? Потому что ему интересно? – И он был у тебя первым, – сказал он раздумчиво, и Ивга отшатнулась: – А вам какое дело?! – Извини, – сказал он примирительно. – Никакого дела. Деталь к психологическому портрету… Все, прости мою бестактность. Профессиональное любопытство, горько подумала Ивга. И сколько же таких исповедей приходится на его нелегкий рабочий день… Ей почему-то вспомнилась огромная кровать в той его квартирке, поле сражений, покрытое снегом чистого белья. – А вы так и живете… Вопрос вырвался сам собой, и, проговорив его до половины, Ивга с ужасом поняла, что сказанных слов не загнать обратно. Слова – не макароны, в рот не запихнешь. Пауза затянулась. Ивга проглотила слюну. – Ну? – проговорил он, явно намереваясь дождаться ответа. – Как именно я живу? Ивга обреченно вздохнула: