– Что случилось, хозяин? Высокий тучный человек с невыразительным лицом не был хозяином. Просто дежурный администратор – и, вероятно, вскорости этого места лишится. Навзрыд плакала полуголая дама, умоляя позволить ей уехать; полицейские со скрытым злорадством отказывали. Кто-то просил разыскать оброненное брильянтовое колье, кто-то бранился, как последний грузчик, но большинство молча стояли вдоль обитых шелком стен. Администратор вздрогнул, встретившись с Клавдием глазами. – Дело вот в чем, – сообщил розовощекий капитан полиции, неслышно оказавшийся рядом. – Здесь работала стриптизерша. Они взяли ее на работу месяц назад… без документов. Без документов вообще, за одни только красивые сиськи! Розовощекий капитан сделал возмущенную паузу. Клавдию, находившемуся в рабочем ритме восприятия, она показалась долгим бессмысленным молчанием. – Без документов взяли за красивые сиськи, – проговорил он сухо. – Дальше? Капитану понадобилось время, чтобы ухмыльнуться; Клавдий терпеливо ждал. – И когда эта девка сегодня вышла на сцену… они никто не может толком рассказать! Посудомойка из бара успела позвонить в полицию, представляете, посудомойка!.. А мы, как приехали, сразу же позвонили вам, потому как дело это по вашей части… Вот… Капитан кивнул молодому полицейскому, несущему вахту около укрытых простынями тел. Парень откинул ткань, стараясь глядеть в сторону. Пятеро, с неприятными лицами удавленников, со следами веревки на шее, абсолютно голые… Четыре мужчины и полнотелая дама. Клавдий отвернулся. – На люстрах. – Розовощекий капитан снова сделал паузу, на этот раз зловещую. – Кто на чем – на ремешках, на шнурочках… Так и висели, как груши, пока прочие… ну так и не скажешь точно, чего было-то, по вашей части это дело… Стриптизом они все, короче, как один… Клавдий вскинул голову: – Как? Капитан кивнул на тучного господина, сквозь шерсть на груди которого проступала изящная татуировка. Тот шагнул вперед, несмотря на протестующий возглас наблюдающего за порядком полицейского: – Господа инквизиторы… Я хотел бы сохранить в тайне свое имя, от прессы… Я достаточно известный в городе человек… Так вот, я готов назначить достаточно высокую премию за поимку этой ведьмы. Большая, полная, черноволосая, на левом плече родинка… – Что здесь было? – мягко перебил его Коста. Известный человек потупился: – Мы все осознавали, что делаем… Это было… ужасно. Как в трансе, как под, извините, гипнозом… – Они все танцевали стриптиз, – с нервным смехом сообщил капитан. – Все, мужчины и бабы, дотанцевались догола, а эта сука стояла смотрела… Потом вешаться принялись… все бы перевешались… Известный человек поднял руку к лицу: – У нее из глаз были… знаете, такие… такие из глаз, вроде как флюиды… если это можно так назвать… – А потом? Куда она девалась потом?! Вмешался администратор. Тень скорого увольнения уже лежала на его лице – но он ухитрялся сохранять самообладание: – Как только послышалась полицейская сирена… Она ушла. Через черный ход. – Почему вы ее не задержали?! – возмутился известный человек. Тень на лице администратора проступила отчетливее. – Допрашивать будете? – Розовощекий капитан благодушно кивнул на полуодетых, близких к истерике посетителей. Клавдий покачал головой. Присутствие ведьмы… Присутствия вроде бы не было. Тревога была – неопределенная и потому все нарастающая. Переходящая в чувство опасности. Коста, руководитель опергруппы, чуял еще острее. Его люди стояли тесной группкой, и Клавдий заметил, что они инстинктивно стараются держаться парами, спина к спине, – значит, ощущают опасность тоже. – Эвакуируйте потерпевших и персонал, – сказал Клавдий розовощекому капитану. – Отзовите своих людей. В здании останется только Инквизиция. Капитан на минуту опешил – но возразить не решился. * * * «Многие спрашивали меня, и много раз я сам себя спрашивал: а не роднится ли мастерство инквизитора с искусством колдуна?.. Все мы знаем, что сила ведьмы – от ведьмовства ее, и нет ничего удивительного, если сударыни мои умеют безо всякого яда отравить источник и отворить кровь безо всякого ланцета… Какого же рода та сила, что обуздывает сударынь моих, от века не знающих узды?.. Говорят об инквизиторах, что они колдуны. Говорят, что начертания на камне, коими братья мои инквизиторы угнетают сударынь моих ведьм, есть не что иное, как колдовские знаки; говорят, что инквизиторы подчиняют себе силою колдовства. Спрашивали и меня об этом, но я молчал. Те, что зовут себя колдунами и живут в пещерах, заставляя нетопырей прислуживать себе, – те, как я думаю, странны и бесполезны. Они твердят, что добывают знание, – но что их знание, пыль на столешнице непознанного… Их заклинания действуют одинаково на нетопырей и белок, и даже людей и ведьм – колдуны не делают разницы; их умение бывает красивым и поражающим воображение – но и только. Что проку в нетопыре, подносящем вино, – горько глядеть на мучимую тварь… Впрочем, я отвлекся. Вода в бутыли, которую я положил себе под ноги для согрева, остыла – время распорядиться, чтобы бутыль заменили. В эту зиму самые крепкие ставни не спасают от холодов… А у меня так ноют суставы, и все ухищрения лекаря действуют неполно и совсем недолго… Говорят, что у колдунов не болят суставы. Говорят, что колдуны никогда не болеют – и здоровыми, как весенние птички, ложатся в гроб… Умирать здоровым обидно. Жить в болести – обиднее, но о чем я, ведь будь я, Инквизитор Вижны, колдуном – к чему мне лекарские примочки?.. Служанка пугается, видя, как я смеюсь сам над собой… Значит ли, что всякий инквизитор не есть в то же время колдун? Что умение инквизитора – не магический дар? Что такое те невидимые петли, которыми мы заарканиваем сударынь моих ведьм, и почему они не действуют на прочих?.. Говорят, инквизитор, умеющий повелевать ведьмой, повелевает и всеми другими тоже. Да, скажу я, – как повелевает всякий человек, исполненный внутренней силы; нет никаких тайн в умении инквизитора подчинить себе друга, любовницу или хоть толпу горожан. Он делает это без помощи своей силы – одной своей волей… Но для начертания на камне дознавательного инквизиторского знака одной воли мало. И тогда, в ночной печали глядя в огонь, я спрашиваю себя: ведь ведьмы тоже творят знаки? Иные, но природой своей схожие с нашими? Что, если сила инквизитора – всего лишь отражение ведьминской силы, данной нам против ведьм и для того, чтобы мир оставался прежним?..» Ивга закрыла книгу. Мир оставался прежним; за окном поднимался рассвет. И теперь о встрече с Назаром можно с полным правом говорить – сегодня. * * * Он наивно полагал, что знает о ведьмах все. Он шел вслед за Костой – маркированным инквизитором, блестящим оперативником; может быть, именно поэтому его собственное внимание оказалось чуть притупленным. А может быть, нет – просто все, что случилось потом, на несколько порядков превосходило его блестящую реакцию. Коста встал. Начал поднимать руку, будто желая защититься, – и медленно, как в рапиде, стал валиться на бок. И тогда Клавдий ощутил то же. Потому что ведьма была здесь. Никуда не ушла. Не сбежала через черный ход. Она попросту сделалась недосягаемой для их чутья; в момент удара, свалившего Косту, Клавдий увидел ее только глазами, потому что чутье его молчало, полумертвое, ошпаренное. Да погибнет скверна. Женщина смеется. Покачивает на руках серый с блестками шарф – как младенца; смеется снова, и от этого ее смеха у него, возможно, прибавится седых волос. Вот он, старый его кошмар, повторяющийся, бывало, из ночи в ночь – будто он встречает ведьму, превосходящую его по силам… Нет, дело не только в этом. Что за странный, вызывающий, неестественный жест – она баюкает шарф… «Наша мать – нерожденная мать». Снова смех. Ее уход не был похож на бегство; она как будто не допускала и мысли, что Клавдий станет ее преследовать. Шарф, переставший исполнять роль младенца в жутковатой игре, упал на паркет рядом с неподвижным Костой. – Стоять! Он не произнес ни звука, но она отчетливо слышала его окрик. Полуобернулась, обнажила в усмешке зубы. Он ударил. Удар способен был свалить с ног полдесятка ведьм – но эта лишь улыбнулась шире; только секунду спустя он понял, что прорвал ее защитную завесу и теперь может чуять ее. Но не может классифицировать. Щит? Флаг? Воин-ведьма? – Стоять, тварь!.. Сквозная дыра. Колодец без дна.