Первым отвернулся Клавдий. – Хорошо. Откровенность за откровенность, ваше сиятельство… Эта женщина, которой так много внимания уделяют ваши источники, – ведьма с повышенной восприимчивостью. Я использую ее в работе… Она была невестой сына моего друга, и потому я считал себя обязанным… немного ей помочь. Это все; что до матки, то, ваше сиятельство, любой эксперт подтвердит вам, что до самого обряда инициации будущую сущность ведьмы нельзя установить никоим образом. Более того, в первые часы-дни после инициации эта сущность находится в «плавающем» состоянии – рабочая ведьма, к примеру, может дорасти до воина. Из той же Ивги с ее сверхчувствительностью может получиться ординарнейшая из ведьм, слабая, с мелким «колодцем»… Это при том, что я сделаю все возможное, чтобы она никогда не инициировалась. Это при том, что мои личные чувства – даже любовь, если бы она не была вымыслом ваших источников, если бы она действительно существовала, даже самая что ни на есть страстная любовь стареющего мужчины к длинноногой соплюхе – никогда не будет иметь ни малейшего влияния на мои поступки. Это я вам могу со спокойной душой гарантировать; я сказал все, что вы хотели услышать? – Спасибо, – медленно отозвался герцог. И еще раз, после паузы: – Спасибо… Ваши женщины – ваше личное дело, Клавдий. Ваши методы работы… тоже. Ваша откровенность… за нее спасибо. Теперь скажите мне без лишних слов – что происходит? Клавдий вздохнул. Он говорил, откинувшись на спинку кресла, удобно утопив затылок в кожаной подушке; он говорил безостановочно пятнадцать минут, и глаза герцога понемногу приобрели прежний блеск и хватку. Клавдию показалось, что в его череп ввинчиваются два стальных шурупа. Наконец, он замолчал и перевел дыхание. – Благодарю за урок альтернативной истории, – пробормотал герцог глухо. – Пять неурожайных лет кряду, чума и голод – да, все это обычно приписывают ведьмам… Но и ту смуту четырехсотлетней давности, государственную измену, кровавую распрю между наследниками герцогского трона вы тоже спишете на ведьм?.. Клавдий прикрыл глаза: – Списать на ведьм все человеческие грехи… Я, ваше сиятельство, испытываю к ведьмам нечто вроде родственного чувства. Нет, не спешите меняться в лице, может быть, никто из людей не ненавидит их так сильно, как я… Но они мне не чужие. Это профессиональное; я скорее стану оправдывать ведьм и обвинять спесивых удельных князьков, потому что эти последние шли по трупам исключительно в угоду своей алчности, в то время как ведьмы… просто слушались своей природы. Клавдий перевел дух. Герцог не сводил с него глаз; на дне глубоких глазниц лежало удивление. – Ведьмы слушаются своей природы, как никто. Прошло четыреста лет… Новая матка пришла. Клавдию показалось, что последние слова его не растаяли, как положено звукам человеческого голоса, а непонятным образом зависли под потолком. Вместе с космами сигаретного дыма. Именно так, наверное, остается висеть в зале суда неожиданно суровый приговор. И герцог это тоже почувствовал. Помолчал. Нервно дернул отвисшей щекой: – Гуманисты… зараза. Доигрались… Доигрались в человеколюбие… ведьмолюбие, дрянь… Клавдий не отвел взгляда: – В истории человечества, ваше сиятельство, были времена и государства, исповедовавшие «вариант-ноль». Мир без ведьм. Герцог молчал. – Вы понимаете, ваше сиятельство, о чем я… Ведьм не рождалось меньше, зато жизнь в «нулевых» странах становилась невыносимым подобием военного завода. Единообразие, железный режим и вечный страх перед этим режимом. В результате – еще большая кровь, взрыв… Вы знаете лучше меня. Герцог опустил веки: – И?.. – Глупо упрекать себя… В «гуманизме». Мы шли по единственно возможному пути… Теперь мы ищем способ уничтожить матку. – Она на нашей территории? – быстро спросил герцог. – Точно на нашей?.. Клавдий усмехнулся: – Традиционно на нашей территории. Традиционно. Памяти Атрика Оля… Снова зависло молчание. Долгое, долгое, бесконечное. – И вы знаете, Старж, каким образом этот ваш предшественник… совершил свой подвиг? Клавдий заколебался. Сказать «да» означало соврать. Сказать «нет» означало признаться в бессилии. Герцог пожевал губами: – Вероятно, он ходил на нее с серебряным ножичком? Таким, как висит здесь у вас на стенке? Клавдий невольно поднял голову. Да, справа от входа висел на гвозде серебряный ритуальный кинжал, которым ведьма из Одницы оборвала нить собственных злодеяний. На стадионе, во время концерта, едва не обернувшегося грандиозной мясорубкой. «Много-много парного мяса»… – Не думаю, – сказал Клавдий тихо. – Скорее ему удалось нащупать ее нервные центры… И нанести точный удар. С помощью, скажем, архаичного рупор-заклинания. – Точечный, – сказал герцог задумчиво. – Что?.. – Точечный… Рупор-заклинание – это хорошо. Но с тех пор прошло четыреста лет… Клавдий ощутил беспокойство. Страх, живущий в душе герцога, не сделался меньше, но стал куда определеннее; герцог не стыдился своего страха. Герцог смотрел мимо Клавдия, на дознавательный знак. – Я далек от паники, Старж… Пусть мои слова не покажутся вам воплем паникера. Я, как вы знаете, еще и верховный главнокомандующий… А у современной армии есть средства получше, чем даже ритуальный кинжал. Я дам вам… это будет выглядеть как телефонная трубка. Допуском будет отпечаток вашего пальца в сочетании с кодом; дальше вам останется только ввести координаты – и время. Выследите свою матку, и поскорее, пока наши отчаявшиеся соседи не закидали нас бомбами… Постарайтесь сами держаться… подальше. И хорошо бы это не был населенный пункт… вы меня понимаете. – Не понимаю, – сказал Клавдий медленно. Герцог вымученно улыбнулся: – Понимаете, чего там… Может быть, это обидно, но Инквизиция в нашем мире – не самая сильная сила, Клав. На настоящее время ничего нет лучше хорошей ракеты с подходящей начинкой… Вы передадите на пульт координаты. В назначенное вами время состоится точечный ядерный удар… Вы догадываетесь, что это последняя мера. Испробуйте сперва свои кинжалы и все рупор-заклинания. Клавдий молчал. Герцог дернул щекой: – Может быть, вам странно, что я настолько вам доверяю? Клавдий почему-то вспомнил Хелену Торку. Горящий театр, «вы были добры»… – Ваше сиятельство может быть уверенным, что я оправдаю это доверие, – отозвался он сухо. – Равно как и в том, что крайние меры не понадобятся. Я принимаю… предложение, но не для того, чтобы им воспользоваться. Герцог помедлил и неуверенно кивнул. Кажется, темный комок страха, побудившего его сиятельство на этот разговор, только теперь немного ослабел. * * * – Значит, вы меня все-таки сдаете?.. – Ивга, это ведь не тюрьма и не стража. Ни одна виженская ведьма не имеет теперь права на свободу… Пойми меня правильно. Она молчала, но ее взгляд был верхом красноречия. Клавдий много бы дал, чтобы избавить их обоих от этой сцены – но тянуть дальше было никак невозможно. Если он хочет, чтобы к его приказам относились серьезно, он должен как минимум уважать их сам, хотя бы не попирать сапогами. И визит герцога попросту подтвердил давно известное правило: не хочешь, чтобы в доме следили слуги, – вытирай ноги о коврик у двери. Ивга не могла более жить в его явочной квартире, но и заключать ее в тюрьму он тоже не хотел, а потому в приказном порядке освободил в изоляторе одну из комнат для отдыха персонала. Персонал был, вероятно, недоволен; в этой казенной комнате имелось даже некое подобие уюта, там было все, необходимое для жизни – и штатная охрана, в надежность которой Клавдий верил совершенно. Внося Ивгу в документы как профилактически задержанную, Клавдий испытывал не облегчение – все же освободил от некой неловкости свою профессиональную совесть, – а глухое раздражение и темный стыд. И чувство вины – потому что, уже подписывая распоряжение, знал, как будет выглядеть их с Ивгой беседа. И перед глазами у него уже тогда стояло Ивгино лицо, смертельно оскорбленное, с сухими яростными глазами, с рыжими космами, разметавшимися, как костер… – Ивга, – сказал он так мягко, как только мог. – Когда эти дурацкие времена закончатся… А они ведь закончатся когда-нибудь… Снимем тебе квартиру. С окнами на реку. Будешь жить, как хочешь, ключ будет только у тебя… Если пожелаешь, можем даже над дверью приколотить табличку: «Здесь живет абсолютно свободная ведьма»… Но сейчас нельзя. Надо хотя бы видимость создать, чтобы ни у кого не было повода возмутиться – а почему эта ведьма на особом положении… – У вас из-за меня неприятности, – сказала она с короткой усмешкой. – Слухи, сплетни, недовольство… Я-то думала, что уж на кого-кого, а на вас повлиять тяжело… Он сдержал внезапное раздражение. Усмехнулся, показывая, как мало задел его упрек: – Хочешь, помогу тебе собраться? – Мне собираться недолго, – сообщила она, глядя в сторону. – Я всю жизнь так… трусики-носочки в сумку, куртка-джинсы, пара кроссовок, билет на поезд – и вперед… Только на этот раз билетом снабжаете вы. – Хорошо бы ты не обижала напрасно человека, который ради тебя… ладно, молчу, умолкаю. – Почему умолкаете? – Она вскинула голову, заставив ярче вспыхнуть рыжий пожар своих блестящих волос. – Давайте, говорите… Выйдет прекрасный монолог для серийной мелодрамы. «Я так много сделал для нее, она же платит мне черной неблагодарностью…» Он вздохнул и повернулся к двери, будто собираясь уходить; она догнала его в проеме и вдруг обняла за плечи. Так крепко и так неожиданно, что он замер. – Клавдий… Мне чего-то муторно. Не оставляйте меня, пожалуйста. Единственный человек, которому… можно, вроде как, верить… Возьмите меня на вечер к себе. Вроде как ребенка берут, чтобы назавтра он веселее в приют топал… Один разочек. Послабление… А? Клавдий, а?.. Он накрыл ладонями ее руки на своих плечах. Откуда шпионы его сиятельства взяли, что между Великим Инквизитором и его подопечной существует «безумная любовь»? Стандарт мышления – если мужчина в летах и при власти покровительствует красивой девчонке – значит… Ему вспомнился лисенок из его детства. Несчастный узник за двойной железной сеткой. Вольнолюбивое существо, рожденное в тюрьме и для тюрьмы… – Ивга, ты на меня сильно обижаешься? – За что? Да за что же?.. Клав, я же понимаю, я все… Простите меня. Пустите меня… на один вечер, я на диване тихонечко… И даже, если хотите… Он обернулся. Она покраснела. Она стояла, мучительно алая, с пунцовыми ушами, со слезами, навернувшимися на глаза: – Нет… я не то имела в виду… Клав, не смотрите так. Ну простите, простите, пожалуйста, я так много видела… мужиков, которых за одно… за это легко купить… Теперь вы обо мне подумаете, что я… А я о вас так никогда не думала, клянусь… Ну что я за дура, ну кто меня за язык…