Дориус наконец-то выбрался из башни. Проклятая рана! Четыре раза он оказывался из-за нее на полу, теряя драгоценные крупицы времени. И каждый пройденный шаг считался им за километр, а обжигающий прохладой воздух Ведьминой Чаши — как желанный глоток дядюшкиного вина, которого он обязательно отведает, когда вернется домой вместе с Кайлой. А кстати, где она? Дракон осматривал двор замка и не узнавал его. Неужели он так долго спускался и успел лишь к окончанию битвы? Выходит, что так оно и есть! Появились новые лица. Воины в странных шлемах, проникшие в замок через пролом в стене. Они разобрались с черными захватчиками, явившимися к Кайле с недобрыми намерениями. А, вот же она! Рядом с ней крутятся любитель орехов и один из тех рогатых воинов, главный, по всей видимости. Конкурент Дориуса укрыл Кайлу своим плащом, словно ребенка, а с неба падают разорванные кусочки исписанной бумаги, настолько мелкие, что сильно напоминают крупные снежинки, неожиданно принесенные с верхушек гор Ведьминой Чаши. Воет берийский пес. Он оплакивает падшего собрата. Мальчишка, что был пленником черных воинов, без опаски подходит к берийскому псу, словно они давние знакомые и хорошо знают друг друга. К горестному собачьему вою добавляется мужской неокрепший голос, что поет песню о великом герое, чей подвиг не будет забыт. И замирают пришедшие на выручку Кайле воины. Замирает конкурент Дориуса, и даже девица с мечом, которая склонилась над телом юноши с раздробленной челюстью. Лишь дракон не впадает в транс от песни, замечая то, что остальные пока не видят. Ворота замка открыты, и по мосту движется чудовище, оно словно выходец из радужного сна некроманта и кошмара простого смертного. Огромное, в полтора раза выше Дориуса, существо будто вылеплено из глины и на скорую руку обожжено в печи. Глаза существа горят странным потусторонним светом, а спина его защищена панцирем с непонятными отростками, что шевелятся при малейшем движении этого опасного хищника. Выбора не было. Дориус встал на четвереньки, ощущая, как его человеческое тело переходит в драконью ипостась, а вместе с трансформацией появляются отголоски негодования израненного бока, жалующегося на плохое обращение и то, что его никто не ценит. Увы, по-другому никак не получится. Уж слишком явно скалит зубы незваный гость. Он пришел сюда полакомиться, вот только кем? Живыми или мертвыми? Только спрашивать Дориус его не будет, пора отплатить Кайле за ее хорошее отношение к нему. И показать всем, что именно он является единственным достойным претендентом на ее руку и сердце. Они мертвы. Месть может спать спокойно. А вот голоду неймется, и он берет бразды правления телом на себя. Ах, сколько здесь вкусного! Сколько лакомств лежит неприкаянными, ешь не хочу! И этим они Калеба отталкивают. Слишком просто, нет азарта. Нет борьбы и победы. Да и мелкие они, за раз насытиться не получится. Жаль, что нет кого-нибудь покрупнее… Хотя… почему нет? Вот же он! Большой и агрессивный, огнем плюется… Ха, да что Калебу его огонь! Он не чувствует боли от ожогов, не ощущает дуновения ветра, что пробирает до костей, только голод ведет его к цели, которая сама вызвалась насытить утробу новорожденного зверя. Для него нет препятствий, лишь помехи, что вздумали встать у него на пути. Как тот кусающийся и рычащий зверек, чья участь была решена одним небрежным ударом лапы. Как отскакивающие от его шкуры непонятные штуки, что продолжают бросать и бросать мелькающие перед глазами двуногие создания. Как огонь не понимающей своей участи жертвы, которая лишь начинает осознавать свое незавидное положение… Дориус устремился в небо, уповая на то, что атаки сверху наконец-то произведут на монстра впечатление, как вдруг дракона оплели щупальца и настырно потянули вниз, к тому, кто желал утолить свой голод как можно скорее. ГЛАВА 27 Пробуждение было быстрым и спонтанным. Раз — и я уже в сознании и пытаюсь понять, что произошло за то время, пока я пребывала в безмятежном царстве, где нет запаха паленого мяса, валяющихся повсюду тел захватчиков и смерти летающей книги… Гарконаш! Я вскакиваю и озираюсь по сторонам. Киммер пытается меня удержать, но тщетно. Мое горе сильнее его крепких рук… Я отчаянно хватаю падающие с неба бумажки, набивая ими карманы плаща до отказа, а вот уже за подкладкой ошейника не остается места. Разве что вытащить оттуда желудь, подаренный мне в сарийском саду. Дриада говорила, что он мне пригодится. Интересно, когда же? Может, его время настало? Дела у Дориуса плохи. На него насела странная тварь, отдаленно напоминающая не менее чудных существ с морских берегов, закованных в панцирь и откладывающих яйца в песок. А оплетенный щупальцами дракон боролся за право и дальше нервировать своим видом Киммера, но монстр сдавливал его все сильнее, подтягивая к своей бездонной пасти. Выход был только один. Почему-то мне вспомнился погибший Марлоу, размазанный по плитам и сену пульсаром, что взорвался раньше намеченного им срока. Подобно злобному магу я встаю перед разбушевавшимся зверем, делаю замах и швыряю в него подарок дриады, который начинает расти в размерах, словно он и есть тот синий смертоносный шар. Но в отличие от оружия Марлоу желудь не ограничен силами своего создателя, а увеличивается до тех пор, пока не поглощает пришедшего по нашу душу монстра полностью, словно капкан, из которого невозможно выбраться. Отсеченные конечности и щупальца зверя бьются в агонии, а Дориус жадно дышит, не веря обрушившемуся на него счастью и оглашая Ведьмину Чашу радостным ревом. Как-то уж слишком громко он орет, аж уши закладывает! Либо мне здоровьем следует заняться как можно скорее, либо у меня разыгралась паранойя, будто Дориус привлекает внимание того, кого я еще не вижу. А нет, не паранойя… Три черные точки над горами Ведьминой Чаши набирают полноту и тяжеловесность, а кто именно решил пожаловать ко мне в гости, мне понятно еще до их прилета в замок. Здесь становится слишком драконолюдно. И я не могу сказать, нравится ли мне это или нет. Казалось, что время остановилось. Движения Киммера, иверийцев, Кристофа и принцессы замедлились. Рев Дориуса становится тише, и издаваемые им звуки доносятся до меня словно через колючий бок Тихони, прежде забиравшегося ко мне на кровать, чтобы будить меня всеми бесчеловечными способами, ведомыми только ему одному. — Вот и родичи твои пожаловали, дракошка! Рада небось безмерно али от ужаса язык проглотила? Скрипучий голос, будто несмазанное колесо у старой изношенной телеги. Да и какой он еще будет, если маршировать и декламировать стихи в лунной ночи да выпускать через мундштук черные клубы вонючего дыма? — «Бунтующая троица»! А разве вы не… — Эк тебя приложило-то, что аж в глазах троится! — Ведьма выдохнула причудливое кольцо курева, чем-то похожее на расплывчатую петлю. — Я одна тут, сестры к другим ведьмам отправились, наставить их на путь истинный да помочь в час, когда в них наиболее нуждаются, — подняла палец городская легенда, что, по идее, не должна была покидать свои охотничьи угодья. Хотя кто этим призракам указ? Боги? — Я самая старшая, самая опытная, мудрая, скромная и красивая. Зови меня Лютицией, я отвечу на все твои вопросы. — Я… ведьма? — Из меня льется истеричный смех, словно ручеек, нашедший лазейку в преграждающих ему путь камнях. — По материнской линии, — подтвердила Лютиция, снова выдыхая отраву неизвестного мне происхождения. — Алисия — потомок древнего рода, имеющего к нам, ведьмам, самое что ни на есть прямое отношение. Ее кровушка и помогла тебе сотворить то первое зелье, разумеется, под нашим с сестрами непо… средственным руководством! Второе ты и без нас, лапушка, сварила. Проснулась, понимаешь, кровушка ведьминская да шалить начала. Не поддалась она драконьему гнету, выжила, поганка, да и помогла тебе в нужный час! — Так вы следили за мной! — начала закипать я. — Почему ничего мне сказали?! Я же могла сонной травы наесться и усыпить тех прихвостней Марлоу! И жертв было бы меньше… и-и-и… Тихоня, Гарконаш, Шрам… они могли остаться в живых, если бы эта «самая скромная и мудрая» ведьма появилась раньше и предупредила меня о надвигающейся угрозе. Ненавижу! — Ишь какая ты грозная! — не то уважительным, не то издевательским тоном ответила мне Лютиция. — Думаешь, я решаю, когда появляться, а когда нет? Глупышка! Провидения мы слуги, как скажет оно нам, что пора в добрый путь отправляться, так седлаем мы коней небесных да идем исполнять поручение божественное… Да не озирайся ты, про коня я просто так сболтнула, чтоб образ свой подчеркнуть!.. Лучше на псов своих посмотри драгоценных! Не мертвы, они, дракошка, не мертвы! Я ожидала увидеть Тихоню и Шрама с лаем бегающими по двору, а вместо этого моим глазам предстали зеленоватые ленты, что пузырями уходили в небо из двух тел, которые так и не смогли подняться с плит замка Ведьминой Чаши. — Два княжича из восточных королевств норов имели непокорный да жизнь чужую не ценили, о своей только пеклись. За что и поплатились наказанием: в зверином облике быть до тех пор, пока не осознают, что есть на свете нечто большее, чем пиры, охота да порча девок, что подвернутся под руку. Их путь в берийской шкуре окончен, дракошка, пора возвращаться им в родные хоромы. — А Гарконаш? Он тоже?.. — Тут уж ничего не попишешь, дракошка, — развела руками Лютиция, сжимая в зубах дымящий мундштук, который мне тотчас захотелось выбить из ее рта. — Его пребывание в мире подошло к концу. Вместо долгого и постепенного угасания он выбрал единственно верное решение: она спас тебя, дракошка. Спас, потому что любил тебя всеми исписанными страницами книжной души. Не переживай за него, дракошка, он в лучшем из миров. За это я могу поручиться даже мундштуком, а он мне дорог! Разумеется, не как сестры, но все же памятная… весчь!.. — Что будет со мной? — спросила я, осознав, что такие персоны сами по себе не появляются. — Вы ведь неспроста сюда заявились? — Деловой разговор, дракошка, де-ло-вой! Наконец-то! А то все слезы и нюни ненужные, состарят они тебя раньше срока, и что делать будешь тогда? — Ведьма перестала портить дымом воздух и спрятала мундштук в недрах черного рваного платья. — Поверь старухе ехидной, что прожила на этом свете немало лет. После того, что здесь случилось, для тебя все только начинается. Не руби сплеча, дракошка! Никуда твой принц от тебя не убежит. Прими семью, что прилетела к тебе в Ведьмину Чашу, и не забудь навестить ту, что ни сном ни духом не подозревает о твоем существовании. — Почему я не могу остаться с Киммером такой, какая я есть? — сдавленно произнесла я, ощупывая ставший неожиданно тяжелым и холодным ошейник. — А кем ты будешь с ним? Любовницей? И всю жизнь воспитывать детей вдали от отца, как все недалекие вертихвостки поступают? Не, дракошка, не для тебя эта стезя и думать о ней забудь! Не возьмет Киммер в жены безродную сиротку, тут и к гадалке не ходи! Не даст наследнику престола Элирии папашка его буйный провернуть такое, да и народ не обрадуется подобному союзу. Привык он, понимаешь, чтобы король с королевой были выходцами из высшего света и рода могучего, где ум, честь и достоинство передаются по наследству испокон веков. Али ты боишься, дуреха крылатая, что забудет тебя принц твой ненаглядный да другую голубку себе найдет под крыло? Ох, голова ты бедовая, не о том печалишься! Чувства, что пережили разлуку и остались чистыми и непогрешимыми, ценятся куда дороже, чем те, что не знали долгого расставания. Вон, посмотри на Эмри, раз сомневаешься в моих словах!