Халгирец никуда не ушел, лишь отступил на пару шагов, девушка ощущала магию его амулетов. И князь тотчас испытал это на собственной спине: шаман не только яростно пинал запутавшегося в ткани пленника, но еще и добавлял каких-то заклинаний. Их Дилли тоже ощущала, но ничем помочь безумцу не могла. Поэтому сжалась еще сильнее и теснее прильнула к полу, понимая, что это представление устроено не столько для Сайморса, сколько для нее. В Халгире телесное наказание женщин не было запрещено, и даже наоборот. Мужчины, не учившие время от времени своих жен плетками, считались не заслуживающими уважения слабаками. Наконец князь затих, снова потеряв сознание, и его мучитель, прорычав несколько угроз, ушел заниматься своими делами. Подслушав разговор шаманов, ведунья очень скоро выяснила, что всю магию сожгло заклинание невидимости, и теперь до ближайшего города, где есть лавка артефактора, им придется часа три грести веслами. Ставить паруса и управлять ими умели только рабы, а они были вымотаны мощным зельем усиления. «Значит, бежать нужно именно сейчас», – сразу сообразила Дилли. Позже, когда проснутся темнокожие силачи, ее с князем запрут в трюме, а оттуда выбраться будет намного сложнее. Хотя ведунья очень спешила, выпутываться из пышных тяжелых юбок ей пришлось с великой осмотрительностью, крайне медленно и осторожно. Всего один внимательный взор шамана мог обнаружить ее возню, и с мечтами о свободе пришлось бы распрощаться на несколько дней… или месяцев, как знать? Стянув наконец платье и со всеми предосторожностями сложив его пышным валиком, отдаленно напоминающим распластанную женскую фигуру, Дилли проскользнула за ней к князю. С той же предусмотрительностью сняла с него сапоги и камзол, устроив из них вторую «куклу». Затем девушка скинула с себя веревку и, слегка натянув, привязала за бухту лежащего на корме причального каната. Эта уловка позволила слегка приподнять укрывавший их парус, и теперь пленники находились в почти плоском подобии палатки. С каждой минутой Дилли торопилась все сильнее. Их похитители, несмотря на высокомерие, глупцами не были и вполне могли заметить подозрительно приподнятую ткань, хотя девушка очень старалась сохранить все складки и даже подоткнула в самом подозрительном месте свое несчастное платье. И когда, выглянув тайком из убежища, обнаружила, что лодка скользит вдоль густой стены камышей и осоки, заполонивших левый, более низкий берег, сразу осознала, что лучшего момента может и не представиться. Стремительно выскользнув из туфель и чулок, девушка засунула обувь в чулки, связала их в виде пояса и затянула на талии. Конечно, туфли промокнут, но ходить по камышам босиком еще хуже. После этого Дилли подтянула повыше нижнюю юбку, закатала на талии, чтобы не мешала, и отдала приказ собственным мышцам пробудить все спящие резервы. Силы резко прибавилось, и безвольно обвисшее тело князя она спустила за корму легко, словно щенка. И тотчас бесшумно скользнула следом, хотя вряд ли дружно махавшие веслами халгирцы услыхали бы тихий всплеск. В несколько мощных рывков доплыв до камышей, Дилли оглянулась на удаляющуюся лодку, перевела взгляд на противоположный берег, заросший таким же камышом и ивами, и сделала непростой выбор. Обнаружив ее пропажу, шаманы, несомненно, будут в ярости и постараются прочесать все камыши вдоль этого берега. И непременно найдут пробитую ею через заросли тропку. После этого у Дилли не останется никакой форы, и поймают их намного быстрее, чем придет помощь. Значит, придется перебираться на правый берег. Он выше, суше, и там чаще встречаются селения. Ведунья вздохнула, уложила бессознательное тело спутника вверх лицом, ухватила за воротник и решительно поплыла к правому берегу, изредка поглядывая в сторону уплывшей лодки и поправляя заваливающегося набок князя. Грести старалась хоть и сильно, но плавно, под водой, без всплесков и шума. Кроме халгирцев по Ресне плавают десятки больших и малых судов, а также рыбачьи лодки, плоты и плетенки. И попасть кому-нибудь на глаза Дилли очень не хотелось. Но все обошлось, и девушка благодарила за это всех известных ей богов и госпожу Случайность. Добравшись до берега, она потихоньку поплыла вдоль него вниз по течению, высматривая местечко поудобнее, пока не оказалась возле каменистого мыса. Приглядевшись и не обнаружив никаких свежих следов, ни человеческих, ни звериных, девушка вытащила князя на камни и несколько минут лежала рядом, отдыхая и выжидая, пока стечет вода. Хорошо еще, что стояла середина лета, река была теплой, а обдувавший их ветерок нес сухость предстоящей жары. Но долго лежать на камнях все же не стоило, и Дилли, снова вызвав подвластную ей силу, принялась за дело. Стянула с князя верхние шелковые штаны и рубаху, выполоскала и хорошенько отжала, затем надела на себя, сняв бесполезную нижнюю юбку. Но выбрасывать ее не стала, тоже тщательно отжала и, свернув в виде шали, набросила на плечи, завязав позади узлом. Потом взвалила на спину Сайморса и по звериной тропе потащила вглубь спускавшегося к самому берегу леса. Подошвы ног пока пришлось сделать непроницаемыми, надеть мокрые туфли – значило остаться без обуви. К тому же они были на небольших каблучках и под весом двух человек оставили бы отчетливые следы. Еле заметная тропа петляла, то расходилась в разные стороны, то терялась в траве, но Дилли упорно шла по ней, время от времени резко и без всякой логики меняя направление на противоположное. Неизменным оставалось одно: девушка стремилась как можно дальше уйти от реки. Изредка Дилли устраивала привалы, чаще всего неподалеку от родников или ягодных зарослей. Увеличение силы забирало очень много жизненной энергии, и ее требовалось восстанавливать. В одном месте Дилли набрела на поляну сыроежек и почти четверть часа жадно поедала их мягкие шляпки. Князь в себя пришел, но ведунья напоила его из ладошки соком ягод и собранных на привалах трав, и он сразу уснул, так и не поняв, где и почему находится. Солнце уже давно перевалило за полдень, когда девушка совершенно случайно набрела на заброшенный хуторок. По ее расчетам, к этому моменту они ушли от реки миль на пять, и это давало ей надежду на спасение от рабства. Но входить в заросшие крапивой и борщевиком воротца, не проверив сперва, что это за место, ведунья не собиралась. И для начала спрятала в кустах Сайморса, натерев его лицо, руки и ноги сочными стеблями черемши и прикрыв лопухами. Затем, усилив слух и обоняние, бесшумно отправилась на разведку. Обошла загородку по широкому кругу, бдительно ища следы любых обитателей, ведь всем известно – такие заброшенные избушки любят всевозможные бродяги и нелюди. Но ей снова повезло, ничьих следов, кроме заячьих, тут не было. Зато нашлись задние ворота, ведущие со двора в заросшую луговыми травами низинку, видимо, бывшие хозяева когда-то пасли тут скотину. Проскользнув между жердями, Дилли пробралась в дом через заднюю дверь и вскоре с облегчением убедилась, что никакого несчастья с жителями этого дома не случилось. Никто на них не нападал, ни злые люди, ни звери, ни болезни или неудачи. Они уходили отсюда, спокойно собрав все вещи, оставив лишь поломанные скамейки, треснутую посуду да старую солому из тюфяков. Вот на эту солому, перетряхнув ее и застелив ветхой дерюжкой, ведунья и уложила князя, притащив его через те же задние воротца. А потом, еле сдерживая стоны от наваливающейся усталости и боли в натруженных мышцах, завязала все ставни, насторожила перед ступенями крылечка ловчую петлю и тщательно запутала плетьми ежевики все ворота. В дом после этого Дилли еле вползла и, едва заложив дверь толстой балкой, свалилась прямо в сенцах, не в силах идти дальше. Разбудило ведунью обиженное поскуливание, перемежающееся злой, совершенно не подобающей князю руганью, и с минуту она лежала неподвижно, мысленно расслабляя и проминая скованные болью мышцы. А едва ощутив, как ломота начала постепенно отступать, осторожно поднялась и побрела в комнатушку, где устроила своего спутника. За единственным окошком, оставленным ею неприкрытым, уже сгущались поздние сумерки, и, чтобы отчетливо видеть происходящее, Дилли пришлось добавить зрению остроты. – Ну чего ты так шумишь? – вполголоса сердито прикрикнула она на князя. – Своим дружкам знак подаешь? – Каким дружкам? – грубовато буркнул Сайморс, но в его голосе чуткий слух ведуньи разобрал облегчение. – Где ты была? – Спала… – не сочла нужным лгать Дилли и сумрачно пожаловалась: – Руки оборвала, пока тебя сюда дотащила. Так чего ты ругался? – Встать не могу, – нехотя признался мужчина и с надеждой поинтересовался: – А ты точно лечить не умеешь? – Как маги – нет. А вот травы знаю, утром наберу. Сейчас помогу тебе дойти до чуланчика, там отхожее место, потом дам настоя. Огня у нас нет. – Я сам, – насупился князь. – Только одежду верни. – Пока обойдешься и исподним, мне она нужнее, – отказала Дилли. – Платье пришлось бросить на лодке вместе с твоим камзолом. – А печать? – Все кольца и амулеты они с тебя сняли еще в потайном проходе… или не помнишь? – помогая ему встать, объясняла девушка. Сайморс больше не спорил и вообще замкнулся. Но настой из ежевики и трав выпил покорно, изредка сплевывая попадавшиеся травинки. – Ложись и спи, – приказала ведунья и для верности, едва князь, кряхтя и постанывая, устроился, провела ему ладонью по шее, нажимая на заветную точку. Ей требовалось еще несколько часов сна, чтобы окончательно восстановить резко выплеснутую силу, и рисковать, оставляя без присмотра этого интригана, девушка не собиралась. Спать она легла в кухне на лежанке внушительной печи, прикрывшись какой-то дерюгой. Но прежде замочила в большом горшке с отбитым горлом свою нижнюю юбку, пересыпав мелко нарванными листиками собранных по дороге растений, да набила в сырые еще туфли сухой соломы. На рассвете Дилли проснулась от нестерпимого голода: тело, истратившее вчера непомерно много жизненной энергии, истово жаждало ее восстановить. Пришлось вставать, натягивать неудобные штаны и почти просохшие туфли и идти на промысел. О том, чтобы добыть мясо, Дилли даже не мечтала, все равно не было ни огня, ни соли. Правила охотников и путешественников оставлять немного соли, крупы и спички бывшие жильцы этого дома явно не знали или не считали для себя обязательным. Да и хотя бы обломанного ножа или просто куска железа девушка вчера нигде не заметила. Конечно, она сумела бы разделать птицу и щепкой, но есть сырую не желала. Оставались ягоды и грибы, ну и яйца, если повезет. Лес тут нехоженый, птицы непуганые, это она вчера успела заметить. Перепела прямо из-под ног разлетались. Потратив почти час на изучение окрестностей, Дилли обнаружила в ложбинке крохотное озерцо, где надергала и с аппетитом сжевала пучок съедобных корней. Потом набрала в светлой роще грибов, ссыпав их в сделанный из шелковой рубашки князя узелок, втайне порадовавшись вчерашнему решению надеть под платье плотный полотняный корсаж на широких бретелях. Конечно, появиться в селе или городе в таком виде она не рискнула бы, но по лесу ходить вполне сойдет. О том, чтобы на нее не покушались разные клещи и слепни, ведунья позаботилась своим методом, временно сделав кожу плотнее буйволовой. Добравшись до хутора, Дилли очень внимательно осмотрела оставленные на тропинках заметки и вошла в задние ворота лишь после того, как убедилась, что никто чужой за время ее отсутствия тут не появлялся. В доме она первым делом высыпала грибы в уголок и поспешно натянула рубашку, застегнув под самое горло. Подать своим видом спутнику какие-либо глупые идеи ведунье хотелось меньше всего на свете. Затем она отполоскала от листьев юбку, ставшую синего цвета с причудливыми зеленоватыми разводами, и повесила в укромном местечке за кустами сирени. И только после этого отправилась проведать спасенного. Князь еще спал, разметавшись на соломе, и дышал тяжело, горячечно. Видимо, не прошло ему даром длительное купание в реке и прогулка в мокрой одежде. – Да и как иначе, – тихонько вздыхала Дилли, обтирая его лицо и шею настоем трав и капая в рот горький сок тысячелистника, – если его княжеская светлость давным-давно не бегает по утрам вокруг дворца и не обливается у колодца ледяной водой. А спать любит нагишом в жарко натопленных покоях, все служанки о том ведают, и бесполезно их посылать туда с заданиями. Девушкам проще службу бросить. Выломав узкую сухую щепку, ведунья устроилась на кухне, которую облюбовала далеко неспроста. В небольшой, по меркам города, комнатушке имелось сразу три двери. Одна в сенцы, другая на заднее крылечко, третья, самая низенькая и незаметная, вела в подвал, откуда был выход в скотный двор. Если и появится откуда-то опасность, то сбежать будет легче всего именно из кухни. Хотя Дилли очень надеялась, что халгирцы уже отказались от поисков или попались в руки магам, но про осторожность забывать не собиралась. И рисковать, пытаясь подать мужу знак, пока тоже не желала. Даже думы о нем старательно задвигала куда подальше, не до того ей, когда жизнь вдруг обернулась самой суровой стороной. Ни еды, ни посуды… нет одежды и обуви, а оружия и подавно. Да еще князь камнем повис на шее, одна она уже добралась бы до ближайшего села и отправила весточку. А его бросить никак нельзя, и не потому, что правитель. Это ее как раз волновало менее всего. Важнее всего были те тайны, о которых он мог знать, и его странные делишки с халгирцами. Вот и приходилось неотступно сидеть рядом и снова спасать. От болезни, голода, жажды, ну и от всех, кому он может понадобиться. А муж… Гард все равно вспоминался, кстати и некстати, словно уже стал ей таким же близким, как сородичи. Мерещился в тенях за окошком, тревожил во снах, крича откуда-то издали: «Дилли!..» – Дилли! Девушка со вздохом отложила щепку и помчалась в каморку к князю: – Ну чего? – Ты тут… – облегченно выдохнул Сайморс и снова уронил голову на подстилку. – Вода есть? – Сколько угодно, я тут неподалеку озерцо нашла, – мягко сообщила ведунья, поднося ему к губам собственноручно сплетенный туесок. Он слегка протекал, но иной посуды не было. – А еда? – поднял воспаленный взор князь. – Ягоды и сырые грибы, готовить не в чем и огня нет. Но тебе лучше ягоды, они жар снимают, – пододвинула она второй туесок, посмотрела, как он пытается взять ягодку трясущимися пальцами, и начала кормить со своих рук. Сначала Сайморс глотал жадно, и это радовало, значит, понемногу выздоравливает. Если так и пойдет, через денек они смогут двинуться в путь, ей только нужно к тому времени сделать себе приличное одеяние, и Дилли уже придумала как. А князь вскоре начал жевать малину и еще недоспелую смородину все медленнее, на лбу появилась испарина. Снова откинулся на своем ложе и закрыл глаза. – Сниму с тебя рубаху, – объявила ведунья, отставляя туесок. – Прополосну, она пропотела и в крови. И зачем ты только с ними спорил? – Надеялся, что сбросят с лодки… – обессиленно пробормотал он, не открывая глаз и не сопротивляясь. – Совсем выжил из ума, – бормотала девушка, ловко и умело раздевая пациента. – Сбросить тебя они собирались с якорем на ногах! Сайморс не ответил, он уже спал, и Дилли ушла, прикрыв его поплотнее дерюжкой. У нее было еще много дел. Прежде всего ведунья принесла со двора юбку – легкий батист на жарком солнце высох почти мгновенно, – и надела на себя, сбросив хоть и удобные в дороге, но вовсе не в носке чужие штаны. Юбку она подняла повыше, почти под шею, затянув потуже шнурок, и спокойно затолкала одежду князя в горшок с красящим настоем, добавив свежих листьев и воды. Шелк, конечно, прокрасится не так хорошо, как нижняя рубаха, но зато не будет больше яркого красного цвета, совершенно не подходящего для тех, кому нужно подольше оставаться незамеченными. Затем села чистить грибы, чтобы позже, порезав щепкой на ломтики, нанизать на прутья и развесить по кустам сушить. В пути может не попасться грибных мест, идти к поселкам она намеревалась вдоль реки. А для этого нужно было подлечить князя и как-то обуть. На чердаке Дилли нашла совершенно ни на что не пригодное старое тряпье, похоже, им закрывали разложенные на зиму тыквы или лук. Девушка принесла вниз более крепкие лохмотья и теперь ломала голову, что проще: порвать их на ленты и, пользуясь прутиками как спицами или крючком, связать нечто вроде домашних туфель или сделать из них обмотки. На случай, если быстро прорвутся, можно будет взять несколько кусков про запас. Позже она решила приготовить и то и другое, времени достаточно, князь вряд ли оклемается меньше чем за два дня. Дилли снова занялась делом, перестирала и развесила по кустам тряпье, потом вытащила из горшка уже прокрасившуюся нижнюю рубаху князя и, прополоскав, отправила на те же кусты. Затем нарвала побольше мягкого разнотравья и тоже разложила сушиться, незачем спать на голых досках, если можно устроиться получше. К вечеру погода начала портиться, небо постепенно затянуло облаками. Ведунье пришлось перетаскать все непросохшие тряпки и сено в дом, развесив на прутиках, воткнутых в щели стен, и отправиться за провизией. Теперь у нее был мешок, в котором она наскоро затянула дыры крепкими стебельками дикого льна, и темная от старости корзинка, починенная тем же способом. В убежище девушка вернулась в сумерках, усталая, но довольная. В тростнике у озерца ей удалось найти несколько утиных гнезд с еще свежими яйцами, и теперь оставалось лишь придумать, как накормить ими спутника. По слухам, Сайморс был довольно привередлив в еде, и вряд ли двухдневная голодовка заставит его пересмотреть свои вкусы. Он и действительно, проснувшись, не смог ничего есть, и не от привередливости. Жар снова вернулся, и хотя ведунья понимала, что это уже только отголоски уходящей болезни, убедить его в этом не сумела. Впрочем, она не особо и старалась, князь капризничал, вредничал и вообще был невыносим. Просто натянула на него высохшую верхнюю рубаху, бывшую теперь пестрой, как черепаховая змея, и таких же оттенков, от светло-коричневого до почти черного.