В кармане зазвенел телефон, но я знала, что это мама, и не стала брать трубку. — Неужели мы так и умрем? — прошептал Сет. Он казался серьезным, но не испуганным. Постепенно все затихло под воздействием темноты и прохлады. Я услышала, как десятки собак лают и воют во дворах. Тянулись минуты. Температура продолжала падать. Я быстро прошептала нечто вроде бессвязной молитвы: «Пожалуйста, прошу Тебя, пусть с нами все будет хорошо!» В тот день мы ничем не отличались от наших далеких предков и, глядя на огромный небосвод в вышине, испытывали точно такой же страх, что и они. Теперь установлено, что темнота продолжалась четыре минуты двадцать семь секунд, хотя тогда нам показалось, что гораздо дольше. В первые дни замедления время будто стало резиновым и шло не так, как обычно. Если бы сотни людей не засняли это событие, я могла бы поклясться, что до появления первой яркой вспышки на небе прошло не менее часа. Я услышала, как Сет сказал: — Смотри, смотри! Свет появился прямо над нашими головами. О чудо — на небе возник силуэт солнца. Мы увидели тонкий сияющий круг, похожий на бриллиантовое кольцо с ослепительной точкой сбоку. Мистер Дженсен протискивался сквозь толпу. Когда он подошел, мы наконец услышали, что он кричал все это время. — Послушайте, это просто затмение, это не опасно. Солнце закрыла тень луны, — говорил он. Вскоре мы убедились в его правоте. Полное солнечное затмение ожидалось в центральном районе Тихого океана. Наблюдать его могли лишь с палуб проплывающих в том квадрате кораблей и с нескольких малонаселенных островов. Но замедление изменило координаты всех прогнозируемых астрономических явлений. Поэтому, несмотря на то что ученые давно определили время и место каждого затмения с точностью до секунды, оно застало нас врасплох. И вместо моряков возможность увидеть его неожиданно получили жители западного побережья Соединенных Штатов. Меня захлестнула волна облегчения. С нами все в порядке! Более того, я лежу в траве рядом с Сетом Морено. А вот Сета новость, кажется, разочаровала. — И это все? — сказал он. — Просто затмение? Мы остались на холме, чтобы понаблюдать за возрождением солнца. Мы лежали в траве бок о бок и щурились. С такого расстояния я различала даже волоски на его руках. — Ты никогда не мечтала совершить героический поступок? — спросил он. — В смысле? — не поняла я. — Я хотел бы однажды спасти кому-нибудь жизнь. Я вспомнила о маме Сета. Папа рассказывал мне про рак. Он никогда не сдается. Надо уничтожать каждую пораженную им клетку. Победу над ним ни при каких обстоятельствах нельзя считать окончательной, потому что он в любой момент может вернуться и, как правило, возвращается. — Ну… Мне хотелось бы стать врачом, — ответила я. Хотя это была не совсем правда: вряд ли я смогу стать такой, как папа. Я не уверена, что выдержу вид всей этой кровищи и человеческих мучений. — Я каждый раз прихожу в банк и надеюсь, что сейчас ворвется грабитель с пистолетом и именно я схвачу его и спасу всех остальных, — продолжил Сет. Поначалу казалось, что мама Сета не умрет. Еще год назад она делала на продажу шоколадные пирожные и готовила рождественскую выпечку для миссис Сандерс. Она вела такую активную жизнь, что создавалось впечатление, будто рак — просто ее личная особенность, как лишний вес или седина у некоторых. Но в последнее время она редко появлялась на людях. Небо медленно, но верно принимало свой обычный цвет. Так оживает лицо человека после обморока. — А я стану десантником, когда вырасту, — добавил Сет. — Это самое элитное подразделение у военных. — Круто, — сказала я. Люди снова рассаживались по машинам. К несмолкающему собачьему лаю присоединился звук сирен. Кое-кто из детей отправился обратно в класс. Остальные, слишком взволнованные, чтобы помнить о правилах поведения, вышли за ворота и разбрелись кто куда. Мы с Сетом оставались на холме. Мы не разговаривали, но молчание казалось таким естественным, что нисколько нас не стесняло. Я подумала, что у нас с ним похожие характеры: мы оба тихие и задумчивые. Я наблюдала за тем, как Сет смотрит на небо. Нежное перистое облако, первое за день, летело к нам с запада. Мне захотелось сказать что-нибудь значительное и проникновенное. — Жалко, что все так вышло с твоей мамой, — решилась я. — Что? — спросил он, резко обернувшись ко мне. Казалось, мои слова его ошеломили. Внезапно мне стало трудно выдерживать его взгляд. Я подняла глаза к небу: — Мне жаль, что она болеет. Должно быть, это очень тяжело. Сет сел и вытер руки о джинсы: — Да что ты можешь об этом знать? Он встал. Солнце светило уже почти в полную силу. Теперь оно было таким ярким, что я не могла разглядеть выражение его лица. — Что ты можешь знать о моей маме? — повторил он охрипшим голосом. Каждое слово вонзалось в меня, будто кинжал. — Не говори о ней! Больше никогда о ней не говори! Я хотела попросить прощения, но Сет уже бежал прочь со школьного двора. Я видела, как он, неловко лавируя между машинами, сердитыми быстрыми шагами пересекает улицу, уходя от меня все дальше и дальше. К этому моменту небо уже вернуло свой сочный полуденный цвет. Я поднялась с земли и поняла, что осталась на холме одна. Я медленно побрела обратно, на урок математики. По дороге мне встретилась Микаэла, которая направлялась к выходу в компании незнакомых мне старшеклассников. — Мы на пляж, — бросила она мимоходом. — А как же урок? — удивилась я. И тут же пожалела о своих словах. Микаэла расхохоталась: — Боже, Джулия, ты хоть раз в жизни делала что-нибудь не по правилам? Дневную тренировку по футболу отменили. Когда мама забирала меня из школы, ее трясло от ярости. — Почему ты не взяла трубку? Я забралась на пассажирское сиденье, захлопнула дверцу и наконец перестала слышать болтовню с автобусной остановки. — Но это же было просто затмение, — ответила я, пристегнула ремень и откинулась назад. Мама резко съехала с обочины: — Ты должна была ответить или перезвонить! В машине гудел кондиционер, из магнитолы рекой лились новости на тему затмения. — Ты меня слушаешь? — повысила голос мама. Мы застряли в пробке: машины под управлением регулировщика медленно покидали школьную парковку. Я провела пальцем по стеклу, разглядывая стайку детей, оставшихся во дворе. Внезапно они показались мне такими далекими. — Ханна переехала в Юту, — наконец сказала я то, что знала уже пару дней. Мама обернулась ко мне, выражение ее лица смягчилось. Перед нами тут же вклинился красный «мерседес». — Переехала? Я кивнула. Мама наклонилась ко мне и сжала мое плечо: — Точно? Ты уверена, что они переехали насовсем? — Она так сказала. Пока мы ехали к автостраде, я то и дело ловила на себе мамины взгляды. Наконец она выключила радио: — Думаю, они вернутся. — А мне так не кажется. — Сейчас все в панике, понимаешь? Не ведают, что творят… Дома мы обнаружили, что мусорные баки, которые папа еще утром выставил на тротуар, по-прежнему полны. Забиравший их дворник не появился, зато муравьи и мухи трудились без устали. Труп птицы в пакете лежал на прежнем месте. Мы закатили баки обратно во двор и достали из машины покупки. Мама взяла несколько банок консервов и шесть бутылок воды. Она, как почти все, боялась перебоев с продуктами.