Часть 7 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мистер Дженсен носил бороду, собирал волосы в конский хвост и любил цветные галстуки. В школу он приезжал на велосипеде. Ходили слухи, будто он готовит еду на горелке в закутке за классной комнатой, а ночует в спальном мешке под партой. На занятия он всегда приходил в грубых туристических ботинках. В общем, мистер Дженсен выглядел как человек, способный прожить в пустыне много месяцев, имея при себе лишь компас, перочинный нож и флягу воды.
— Хотя, конечно, мы далеко не динозавры, — добавил он, откашлявшись и снова потирая руки.
Уверена, он не хотел нас пугать. Но дети, вопреки здравому смыслу, как раз ничего и не боялись. Юный возраст вселял в нас уверенность в своей полной безопасности и отгонял страх.
Еще ходили слухи, что на самом деле мистер Дженсен миллионер, что он изобрел нечто важное для НАСА[2], а естествознание ведет исключительно из любви к преподаванию. В тот год он стал моим любимым учителем. И я знала, что тоже ему нравлюсь.
Мистер Дженсен сделал специальный почтовый ящик, чтобы мы могли опускать туда записки без подписей и спрашивать его обо всем на свете.
— Глупых вопросов не бывает, — говорил он, собирая наши листочки в усовершенствованную коробку из-под бумажных носовых платков.
Именно этой коробкой мы пользовались в тот день, когда мальчиков отделили от девочек, а потом пришла медсестра и стала рассказывать о том, что нас ожидает в скором времени.
— С вами произойдет нечто необыкновенное, — произнесла она медленно, словно гадалка, читающая по ладони. — Название этого явления имеет один корень с греческим словом «месяц», потому что случается оно ежемесячно, а механизм его действия напоминает лунный цикл.
Во время беседы Тэмми Смит и Мишель О'Коннор сели подальше от остальных, как бы намекая, что их тела уже настроились на луну.
Когда коробка наполнилась, мистер Дженсен опустил в нее руку и достал записку. Он аккуратно развернул бумажку: «Это правда, что какой-то ученый предсказал, что сегодня наступит конец света?»
— Нострадамус — не совсем ученый, — ответил мистер Дженсен. Видимо, гулявшие по школе слухи дошли и до него. — Что будет завтра, не знает никто, и уж тем более никто не знал этого пятьсот лет тому назад.
Прозвенел звонок, но мы остались сидеть в лаборатории. Сигнал к завтраку выбил нас из графика.
На улице сияло солнце. Его лучи лились сквозь окна, освещая ряды чистых мензурок и пробирок, и те сверкали на своих полках, словно бокалы для вина.
Мистер Дженсен вытянул из коробки новый вопрос. Кого-то интересовало, не вызвано ли замедление загрязнением окружающей среды.
— Мы пока не знаем, из-за чего оно происходит, — ответил учитель.
Кажется, вопрос расстроил его. Мистер Дженсен снял очки и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он стоял рядом с аквариумом, который пустовал с сентября, когда очистительная система внезапно вышла из строя. Это случилось в выходные. Мы пришли в школу в понедельник и увидели, что на поверхности воды, словно осенние листья, плавают пять рыбок. Под чешуйками запеклась кровь. Вода, казавшаяся нам совершенно чистой, стала для них ядовитой.
— Человеческая деятельность нанесла серьезный ущерб планете, — сказал мистер Дженсен, и мы вернулись к своим солнечным часам. — Люди в ответе за глобальное потепление и истончение озонового слоя, а также за исчезновение тысяч видов растений и животных. Но пока рано утверждать, что в этих новых изменениях виноваты тоже мы.
Незадолго до конца урока мистер Дженсен внес уточнения в висевшую на стене карту Солнечной системы. Шесть метров черной оберточной бумаги изображали космос с Солнцем, восемью планетами и Луной из фольги. Разбросанные вокруг в произвольном порядке канцелярские кнопки всех цветов радуги обозначали еще не изученные светила. Имелось в виду, что их там еще тысячи. Может, даже миллионы. Меня до сих пор поражает, насколько мало мы знаем о Вселенной.
Рядом с Землей мистер Дженсен вместо пометки «24 часа» написал: «25 часов 37 минут». Правда, новые цифры он нанес уже на стикер, чтобы мы могли заменить его в случае необходимости.
Классы весь день оставались наполовину пустыми или наполовину полными — это уж как посмотреть. Десятки свободных парт и так и не проверенные списки присутствующих. Словно часть детей забрали на небеса, как того ждали некоторые христиане, а внизу остались лишь отпрыски ученых и атеистов.
Учителя просили нас не слушать новости во время занятий, но один мальчик принес с собой транзистор. Кроме того, почти все ходили в школу с мобильниками.
Повсюду на земле констатировали первые случаи недомоганий, связанные с изменением силы притяжения. Сотни людей страдали от тошноты и переутомления. Несколько детей отказались бежать кросс на физкультуре, жалуясь на резь в животе, головокружения и какие-то непонятные боли.
— Мы не можем справиться со слабостью! — говорили они.
Преподаватели старались не поддаваться панике, но вместо завтрака все они смотрели в учительской телевизор, и мы видели через окно их усталые глаза, насупленные брови и лица, на которых отчетливо проступал страх.
Мыс Сетом Морено встретились только на пятом уроке, математике. Он сидел прямо передо мной. Я каждый день ждала минуты, когда мы окажемся рядом. Я уже до мельчайших подробностей изучила его затылок, каждый завиток волос, форму ушей, линии острых и прямых скул. Мне нравилось, что даже в конце дня от него пахнет мылом.
Мы никогда не разговаривали. Я ни разу не произнесла его имя вслух, даже с Ханной.
— Колись уже, — часто шептала она мне в темной гостиной, пока мы устраивались в спальниках поудобнее. — Должен же быть кто-то!
Но я качала головой и шепотом врала, что мне никто не нравится.
Много недель я мечтала о том, чтобы Сет посмотрел в мою сторону. Но не сегодня. Сегодня он уже видел достаточно.
Миссис Пинкси сделала замедление темой занятия. Она написала на доске ежедневную математическую головоломку: «За двое суток длина дня увеличилась на девяносто минут. Если допустить, что скорость прироста времени останется прежней, насколько увеличится длина дня еще через двое суток? А через трое? А через неделю?»
— Нам обязательно это считать? — спросил Адам Якобсон, сутулясь на стуле. Этот вопрос он задавал традиционно.
— В нашей жизни обязательна лишь одна вещь — смерть. Во всех других случаях есть выбор, — ответила миссис Пинкси своим любимым афоризмом.
Она отличалась непредсказуемым и устрашающим нравом. Если какой-нибудь ученик в классе начинал икать, миссис Пинкси сразу вызывала его к доске. Икота у несчастного прекращалась, как только он поднимался со своего места, потому что лучшего средства внезапно напугать человека не существовало.
— Не отделывайтесь коротким ответом, покажите ход вашей мысли, — добавила она, прогуливаясь между рядами. Полы ее оранжевого платья шуршали, задевая хромированные ножки стульев. — И попрошу не угадывать, а использовать при решении задачи пройденный материал.
На стенах кабинета миссис Пинкси висели плакаты с разными мотивирующими надписями: «Никогда не говори никогда», «Жди неожиданного», «Невозможное возможно».
Затем она вызвала нескольких учеников делать задание у доски. Мы с Сетом оказались в числе избранных. Стоя рядом, мы переносили свои решения из тетрадок на доску. Помню, как я боялась, что, записывая ответ, Сет приблизится и ненароком заденет меня рукой. Его мелок царапал доску, выводя столбики цифр с наклоном вправо. Я чувствовала под ногами грубый, потертый бурый ковролин. Уже больше тридцати лет шестиклассники решали задачи на этом самом месте.
Сет положил две тряпки одну на другую и чихнул от пыли, но даже это получилось у него очаровательно. Его руки казались мне безупречно красивыми. Когда его сильные запястья напрягались, на их внутренней стороне проступали сухожилия и вены. Его мама умирала дома, а Сет стоял здесь, и жизни в нем с каждым днем только прибывало.
Проверяя написанное, я заметила, что Сет ошибся в вычислениях. Я хотела подсказать ему, исправить неточность, дать какой-нибудь знак, но он уже положил мел на бортик доски и вернулся на свое место.
В открытое окно классной комнаты ворвался вой проезжающей мимо пожарной машины. Спустя минуту за ней последовала вторая. Но этот шум давно стал для нас привычным. Через дорогу находилась пожарная часть, и сирены звучали каждый день. Поначалу меня тревожили эти вестники чужой беды, но постепенно я перестала обращать на них внимание.
Поначалу никто не заметил перемен за окном. Просто слегка потемнело, словно солнце зашло за тучу.
Потом Тревор подал голос с задних рядов:
— На улице происходит что-то странное! — Он играл с металлическим компасом и с грохотом выронил его на парту. — Правда странное.
— Тревор, если ты хочешь высказаться, будь добр, подними руку, — заметила миссис Пинкси.
В оставшееся от урока время она собиралась показывать слайды. Я услышала, как зажужжал, разгоняясь, вентилятор проектора. В отличие от других учителей, давно перешедших на компьютеры, миссис Пинкси предпочитала старые технологии новым.
— Вот блин, — произнес Адам Якобсон, сидевший за партой у окна. — Ну ни фига себе!
— Следи за своей речью, — отозвалась миссис Пинкси.
Из соседних классов донеслись громкие голоса. Подул прохладный ветерок.
— Да вы сами посмотрите, как темнеет! — сказал Адам.
Все окна в классе находились с одной стороны, и мы хлынули к ним, словно под ногами у нас накренилась палуба корабля. Из-за спин столпившихся впереди учеников я ничего не видела, но то, что небо темнеет, не заметить не могла. Наступали сумерки, как перед ураганом. Только вот небо оставалось безоблачным.
Последующие события произошли почти мгновенно, секунд за тридцать.
— Вернитесь на места, — скомандовала миссис Пинкси, но никто ее не послушался. — Вернитесь на места, я сказала!
Только тогда она сама подошла посмотреть, что происходит. Через секунду ее обычно спокойный голос напрягся:
— Дети, все хорошо. Сохраняем спокойствие. Просто сохраняем спокойствие.
Затем миссис Пинкси быстро взяла свисток, громкоговоритель, связку ключей и рацию — стандартный набор на случай пожарной тревоги, землетрясения и перестрелки в здании школы.
В классе все будто побледнело — цвета радуги свелись к нескольким тусклым краскам, свойственным тому краткому отрезку уходящего дня, который отделяет момент захода солнца от включения лампы. Этакий нежданный и стремительный закат в один час двадцать три минуты пополудни.
Дети сначала по одному, а потом уже беспорядочной толпой бросились вон из классов.
Кто-то схватил меня за руку. Я обернулась и ахнула, увидев, что это Сет. В сумраке его резкие черты показались мне еще привлекательнее, чем обычно.
— Пойдем, — сказал он. Даже в такой момент я ощутила нечто вроде электрического разряда, когда его влажная теплая ладонь прикоснулась к моему запястью.
Мы вместе выбежали на улицу.
— Вернитесь! — завопила миссис Пинкси, но никто ее не слушал. Она принялась повторять свой призыв в рупор, но мы даже не обернулись.
Дети бросились во все стороны. Большинство устремились к заросшему травой холму, который находился за оградой школы.
Через несколько секунд наступила темнота, словно ночью. Мрак продолжал сгущаться. Небо стало неприятно синим, вечерним. Горизонт окрасило оранжевое зарево.
Мы с Сетом упали в траву, как-то поняв, что лежать будет безопаснее.
— Ну вот, начинается, — произнес он срывающимся голосом.
В темноте вокруг нас кричали дети. Я услышала чьи-то рыдания. Мигали и щелкали фотокамеры мобильников. Над головой зажглись звезды.
На дороге стояли десятки машин со включенными фарами и распахнутыми, словно крылья, дверцами. Рядом застыли водители. Все смотрели на небо. По траве пронесся прохладный ночной ветер.
У подножия холма я увидела мистера Дженсена, который появился в дверях своего класса. Он что-то кричал и отчаянно размахивал руками, но из-за гомона толпы слов было не разобрать. Я поняла, что он тоже потерял самообладание. Уж если мистер Дженсен поддался панике, то как могли оставаться спокойными мы?
Сет крепко сжимал мою руку, наши пальцы переплелись. Я еще никогда не держалась так за руки с мальчиком. У меня перехватило дыхание.