Микаэла всегда мазала губы блеском и ходила, покачивая бедрами. Во время футбольных тренировок по ее щекам растекалась тушь. Еще она очень много говорила о парнях — я просто не успевала запомнить всех этих Джейсонов, Брайенов и Брэдов. И уж конечно, я не осмеливалась поделиться с ней своей скромной мечтой. Как я могла сказать, что уже несколько месяцев хочу просто заговорить с мальчиком, который вместе с нами ждет автобуса и медленно катает свой скейт вперед-назад по пустырю. Ах, Сет Морено, проблесковый маячок моих мыслей! — Нет, правда, ты только взгляни на эти завитушки, — сказала Микаэла, указывая на всклокоченный кончик своего хвоста. При малейшем движении ее волосы распространяли запах фруктового шампуня. — Ай! Отвали! — вдруг взвизгнула Микаэла, отскочив как ужаленная. У нее за спиной стоял довольный Дэрил, который только что щелкнул резинкой ее бюстгальтера. Лифчик Микаэлы оставался практически пустым. На самом деле она была такой же плоской, как я и все девочки нашего возраста, но носила бюстгальтер в качестве пикантного символа будущих форм. Ничем не заполненные чашечки, просвечивающие сквозь белую майку, намекали на то, что однажды там все-таки появится грудь. Этого предвосхищения грядущей женственности оказалось достаточно для того, чтобы привлечь к Микаэле повышенное внимание мальчишек. — Слушай, я серьезно, не доводи меня, — предупредила она, когда Дэрил снова оттянул и отпустил застежку ее лифчика. Резинка громко шлепнула по коже. Я заняла удобную позицию и издалека следила за тем, как Сет Морено через ограду кидает камешки в ущелье. Мне казалось, что он всегда думает только о серьезных вещах. Его грусть бросалась в глаза. Она сквозила в каждом движении его руки, сердито бросающей гальку. Она проглядывала в каждом повороте головы и даже в манере щуриться на солнце, не отводя взгляда. Сет знал, что такое несчастье, не понаслышке: его мама болела еще с тех пор, как мы учились в четвертом классе. Пару раз я встречала их вместе в аптеке: она заматывала свою безволосую голову красным платком, на худых ногах болтались тяжелые ортопедические ботинки. У нее обнаружили рак груди. Казалось, ее болезнь длится целую вечность. Но я слышала, что теперь ей действительно осталось недолго. Вдруг кто-то сильно ущипнул меня за спину. Я обернулась, ожидая увидеть Дэрила — и не ошиблась. Он весь сотрясался от смеха. — Толстуха! Джулия даже лифчик не носит! — сказал он, обращаясь к остальным ребятам. Я покраснела. Вот Ханна знала бы, что делать. В нашей паре роль лидера и заводилы играла она. Она могла и сподличать, если нужно. Может, на это влияло наличие сестер. Она бы точно включилась в нужный момент и ответила Дэрилу как следует. Но в тот день я осталась одна и оказалась неподготовленной к бою. За пару месяцев до этого мы с мамой заходили в отдел нижнего белья в универмаге. Продавщица спросила, не интересуют ли нас придающие форму груди бюстгальтеры для подростков. — Нет, не думаю, — ответила мама и посмотрела на продавщицу так, словно та сказала что-то непристойное. А я быстро опустила глаза. Дэрил уставился на меня. Его кожа отличалась страшной бледностью, острый нос усеивали веснушки. Разумеется, я тут же сделалась центром всеобщего внимания. Жестокость объединяет людей, как голод объединяет мух, слетающихся на падаль. Ложь выскользнула у меня изо рта, как сломанный зуб: — Почему же, ношу. Из-за поворота показался и проехал мимо серебристый мини-вэн. — Да ладно? Тогда покажи, — сказал Дэрил. Теперь на меня смотрели все, кроме Сета. Даже старшеклассники перестали толкаться и обернулись к нам, чтобы ничего не пропустить. Тревор замолчал. Диана тоже начала пялиться на меня, теребя двумя пальцами серебряный крестик на пухлой шее. Даже вечно безмолвствующие двойняшки Гилберты заинтересовались происходящим. Только Сет оставался в стороне. Я надеялась, что он не обратит внимания на разыгрывающуюся сцену. Сейчас он, отвернувшись, нарезал круги в дальнем углу пустыря. Колесики скейта скрипели на поворотах. — Никто тебя за язык не тянул. Теперь докажи, что не врешь, — напирал Дэрил. Напрасно я надеялась, что меня спасет шум подъезжающего автобуса. Тишину нарушало только деловитое жужжание невидимых насекомых в цветах да монотонный стук, с которым скейт Сета снова и снова наезжал на бортик тротуара. Над нашими головами привычно потрескивали высоковольтные провода. Замедление не повлияло на электрический ток. Позднее я узнала, что, если человечество исчезнет, все технические изобретения просуществуют сами по себе еще какое-то время. Я стиснула в руке крошечный золотой самородок, висевший у меня на груди на тонкой цепочке. Дедушка нашел его лет шестьдесят назад на приисках Аляски. Я им очень дорожила. — Оставь ее в покое, — запоздало и чересчур тихо вступилась за меня Микаэла. Тогда я поняла, что в жизни есть гонители и гонимые, охотники и добыча, сильные и слабые, сильнейшие и слабейшие. До того момента я не причисляла себя ни к одной из этих категорий. Я, тихоня с заурядной внешностью, просто терялась в безвредной и неконфликтной толпе. Неожиданно равновесие нарушилось. Из-за того, что многие школьники не пришли на остановку, места на иерархической лестнице перераспределились. У меня в голове пронеслась подлая мыслишка о том, что роль жертвы должна играть не я, а какая-нибудь уродина вроде Дианы, Терезы или Джилл. Или Рейчел! Кстати, где Рейчел, самая убогая из нас? Ах да, мама оставила ее дома, чтобы готовиться к концу света и молиться. Их семья принадлежала к Свидетелям Иеговы, и они ждали скорого апокалипсиса. Из-за поворота появилась еще одна машина. Это мой папа ехал на работу в своем зеленом универсале. Пролетая мимо нас, отец помахал мне рукой. У меня появилась надежда, что он спасет меня. Но, увы, в происходящем на остановке он не заметил никаких признаков надвигающейся катастрофы. — Или сама покажешь, или я это сделаю вместо тебя, — настаивал Дэрил. Согласно статистике, уровень убийств и серьезных преступлений резко вырос с первых же дней замедления. Что-то такое возникло в самом воздухе. Как будто замедление снизило и эффективность нашего правосудия, и строгость запретов. Хотя я всегда думала, что, по идее, реакция должна быть обратной. И действительно, с началом замедления любое действие стало требовать больше усилий, чем раньше. Законы физики изменились. Труднее стало, например, сжать в руке нож или надавить на курок. Появилось чуть больше времени на размышления, что стоит делать и чего делать не стоит. Но кто знает, как быстро формируется в мозгу человека новый взгляд на вещи? Кто-нибудь хоть раз замерял, с какой скоростью приходит раскаяние? Нового притяжения оказалось недостаточно для преодоления некоторых мощных, пока не изученных сил. Например, ни один физический закон не может совладать со страстью. Как раз в тот момент, когда Дэрил схватил край моей белой майки, из-за угла с грохотом вывернул автобус. Завизжали тормоза. Дэрил заметил это и одним движением надрал майку вверх. Я отскочила, но недостаточно быстро. Я помню, как Дерил поднял майку до самого моего лица, помню влажный ветерок, обдувавший обнаженные ребра и плоскую грудь, помню смущенные возгласы всех присутствующих… Уворачиваясь, я заметила, как Сет бежит к нам и размахивает своими длинными руками. Конечно, он увидел мою грудь. Дэрил держал меня несколько бесконечных секунд, а я вырывалась, пытаясь освободиться. Мы как будто танцевали непристойный и нелепый вальс. Я ощущала на коже прохладный воздух, цепочка с золотым самородком съехала на спину. Наконец Дэрил отпустил край майки. — Врунья, — сказал он. — Так и знал, что не носишь. Наконец автобус подъехал к остановке и затормозил. Воздух наполнился легким запахом дизельного топлива. У меня кружилась голова, и я ничего не видела из-за слез. — Господи, Дэрил! — сказал Сет. Он подошел и толкнул Дэрила в плечо. — Ты что вытворяешь? Много месяцев спустя мама Микаэлы разложила перед нами карту звездного неба и объяснила, что замедление не прошло бесследно ни для одного знака зодиака. Судьбы стали другими. Характеры людей тоже. Неудача обернулась удачей — и наоборот. Все, что предопределяли нам звезды, изменилось в один день. — Не переживай, никто ничего не видел, — шепнула Микаэла, когда мы поднимались по ступенькам в автобус. Я понимала, что так принято говорить в подобных случаях. Разумеется, все всё видели. Сет зашел в автобус последним. Проходя, по своему обыкновению, к дальним рядам, он едва заметно мне улыбнулся. Выражение его лица расстроило меня даже больше, чем выражение Дэрила. В темных глазах и пухлых сжатых губах я увидела самое страшное — жалость. Мне захотелось выбежать из автобуса, но я опоздала — двери захлопнулись. — Готов спорить, они уже отправили президента и лучших ученых на какую-нибудь космическую станцию. Туда, где они будут в безопасности… — Тревор продолжал трещать с переднего сиденья как ни в чем не бывало. Но сейчас его болтовня меня даже радовала. Автобус резко тронулся с места. Водитель — толстый мужчина с животом, перетянутым широким черным ремнем, — казался встревоженным. Он то и дело поглядывал на солнце сквозь лобовое стекло. Я потянулась к шее и только тут поняла, что потеряла цепочку. Маленький золотой самородок остался лежать в пыли на остановке. — Цепочка! Где моя цепочка? — пробормотала я, в панике повернувшись к Микаэле. Но она с кем-то оживленно болтала и не услышала меня. — Говорю вам, это Армагеддон, — повторял Тревор, который никак не мог успокоиться. В школе нам велели не обращать внимания на звонки: система управления расстроилась, и теперь они вообще не соответствовали времени. Без первого бодрящего сигнала на урок наши действия лишились целенаправленности. Мы метались по школе, словно стайка птиц, и вели себя еще менее дисциплинированно, чем обычно. Толпа детей одичала и стала неуправляемой. Мы громко и возбужденно разговаривали. Учителя тщетно старались нас организовать. Их высокие голоса тонули в несмолкаемом гомоне. Средняя школа — настоящий век чудес, когда подростки вытягиваются за лето на пять-шесть сантиметров, у девчонок внезапно появляется грудь, а мальчишеские голоса ломаются, становясь то выше, то ниже. Это время, когда проявляются и исправляются первые недостатки внешности. Слабое зрение можно незаметно улучшить волшебными контактными линзами. Кривые зубы — выровнять брекетами. Пористую кожу — почистить лечебными косметическими средствами. Некоторые девочки превращаются в красавиц. Некоторые мальчики становятся высокими парнями. И только я по-прежнему выглядела ребенком. Туман рассеялся. Над нами засияло ясное, чистое небо. Школьные флаги развевались на ветру. Среди детей, толпившихся во дворе, родился очередной поражающий воображение слух. Обычно сарафанное радио трещало о незаконном снятии отпечатков пальцев у Дрю Костелло, акробатике языка Аманды Коэн, мешке марихуаны, обнаруженном в рюкзаке Стивена Галеты, или последующей жизни Стивена в исправительном лагере «Монт Куямака». И вдруг всю эту чепуху потеснила новая сплетня: в 1562 году ученый по имени Нострадамус предсказал, что конец света наступит именно сегодня. — Страшно, да? — спросила Микаэла, слегка подтолкнув меня плечом. Мне хотелось убежать и затеряться в толпе, но я боялась отходить от Микаэлы. — Наверное, физик какой-нибудь был, — добавила она. После инцидента на остановке растянутый край моей майки так и свисал с одной стороны. — Ой, а где Ханна? — вдруг спохватилась Микаэла, оглядываясь по сторонам. — В Юте. У них вся семья туда уехала, — ответила я, сделав над собой усилие. Я представила, как десятки братьев и сестер ночуют в машинах в пустыне вокруг гигантского зернохранилища. — Вот жуть. И типа навсегда? — Думаю, да. — Странно. Потом Микаэла попросила списать домашку по истории. — Я надеялась, что уроки отменят, вот ничего и не сделала, — объяснила она. Я знала, что Микаэла давно махнула рукой на домашние задания. Теперь она пыталась овладеть другими навыками: осваивала искусство ухода за волосами и за кожей, а еще училась правильно держать сигарету. Да и техника рукоблудства девочкам не с рождения дается. Я всегда позволяла ей списать, стоило только попросить. На естествознании мы мастерили новые солнечные часы на замену тем, которые сделали в первые дни учебного года. Я была счастлива, что в классе не оказалось ни одного свидетеля происшествия на остановке. — Способность к адаптации — неотъемлемое свойство живой природы, — сказал мистер Дженсен, раздавая материал для новых солнечных часов и беспрестанно потирая руки. — Все это совершенно нормально. Мы засовывали зубочистки в пирамидки из влажной глины. Хитрость состояла в том, чтобы придать палочке строго определенный наклон. Мы почти не сомневались, что наши часы будут показывать неправильное, ничему не соответствующее время. — Подумайте о динозаврах, — продолжил учитель. — Они вымерли потому, что не сумели адаптироваться к изменениям окружающей среды.