Эпилог. Умиротворение Императрица стояла на балконе перед ликующей толпой. Её густые, матово переливающиеся, как жемчуг, волосы украшала тонкая диадема, а атласное платье сверкало подобно леднику. Тяжёлая алая мантия спадала с одного плеча, придавая хрупкому силуэту внушительности. Никто не обращал внимания, что смуглым цветом кожи императрица отличается от большинства тех, кто собрался сегодня на площади. Восклицания горожан переполнялись восторгом и любовью. Время от времени эльфийка приветственно махала ладонью, отвечая на добрые пожелания подданных. Наконец, проведя так более получаса, она скрылась во дворце. Здесь, в окружении золотистых теней, было гораздо прохладнее, и Орсинь с облегчением вздохнула, скидывая неудобную мантию на руки слуге. Уличный шум доносился приглушённо, но явственно, как напоминание о ежедневных обязанностях, которые она должна выполнять. – Поздравляю с официальным учреждением Палаты Советов, – произнесла за её спиной Арэйсу. Княгиня дожидалась императрицу, не показываясь на публику. Теперь она не носила исключительно чёрных нарядов, хоть и сохранила пристрастие к тёмным тонам: фиалковое платье, лишённое каких-либо украшений, плотно облегало её стан, завершаясь аметистовой бархоткой. Радостно обернувшись, Орсинь заключила Арэйсу в объятия. – Спасибо, что нашла время! – Как же я откажусь от аудиенции у Белой Волчицы, которую славит вся страна? – пошутила княгиня. Эльфийка посерьёзнела, тень тревоги упала на её лицо. – Так-то оно так, но на самом деле мы вступаем в сложный период. – Она жестом пригласила подругу взять себя под локоть, и они неспешным шагом направились на частную половину дворца. – Видишь ли, у меня тоже есть свой взгляд на то, как следует преобразовывать страну. И я не уверена, что нам сейчас нужно многоголосье. За те три года, что оттягивала создание Палаты, как могла, я наладила необходимые процессы, и теперь опасаюсь, как бы наши избранные законодатели не стали вмешиваться в то, во что не надо. Мне ещё столько всего нужно устроить, прежде чем передать государство моим девочкам, – сокрушённо вздохнула Орсинь. – Ладно, эти дрязги бесконечны, – махнула рукой она. – Лучше скажи про себя. Как ты, сильно волнуешься перед дебютом? Я обязательно завтра приеду. И Рогеаль приедет, я оплатила ей дорогу. Она специально взяла для этого отпуск, хоть и говорит, что у неё много заказов. – Волнуюсь не более, чем следует, – безмятежно улыбнулась Арэйсу. – Это Кэрел сходит с ума: он заканчивает свой сборник сказок, и я считаю, книга вышла замечательной. Но он, как всегда, во всём сомневается. А мне почему-то кажется, что в этот раз всё будет хорошо. – Но вам хватает на жизнь? Не жалеешь, что организовала на большую часть своих средств Фонд социальной помощи? – Нет. Мы блеска и роскоши не любим, и эти богатства всё равно бы лежали без дела. Калекам, больным и нищим они гораздо нужнее. Мой пример будет первым, и я надеюсь, что когда-нибудь эта помощь будет осуществляться повсеместно. Возможно, даже на уровне правительства. Я хочу, чтобы дети не калечили себя на неподъёмных работах, а больной мог рассчитывать на помощь. Я хочу, чтобы в мире было как можно меньше зла. На некоторое время подруги замолчали, каждая размышляя о своём. – Как Фелинь? – шёпотом поинтересовалась Арэйсу. – Ждёт ребёнка, – усмехнулась Орсинь. – Аурелий ездит к ней на тайную квартиру, когда только может. – Он уже совсем отошёл от дел? – Практически. Занимается теперь только благоустройством города. Сейчас под его руководством обновляют парк в северной части и в центре поставят памятник Келсию и Юйсинь. Но у него всё равно больше времени, чем у меня. В дочках, кстати, тоже души не чает. Его любви хватает на всех, и пока это так, у меня нет никаких возражений. – Да уж, кто бы мог подумать: такой кроткий характер, а живёт на две семьи. – Нет, дело не в нём. Это нормально – искать своего партнёра. Это я оказалась той ещё занозой: вдруг пролезла в его мир, да так крепко в нём обосновалась, что и не отвертишься уже, – ухмыльнулась эльфийка. Арэйсу звонко рассмеялась. – Да уж, когда ты появилась у нас, никто и предположить не мог, как высоко ты поднимешься. Все лишь делали ставки, через сколько месяцев о тебе позабудут… Мне кажется, однажды о тебе действительно напишут, как о великой правительнице. Взгляд Орсинь померк, словно потушили свечу. – Да толку-то с этого… – глухо произнесла она. – Нет, ты не подумай: я не жалуюсь. Аурелий шутит, что только руководя целой страной, я могу удовлетворить свою командирскую страсть и возвращаюсь уже более сдержанной. Ньёль и Рэкту я тоже очень люблю. Пожалуй, если бы я сидела с ними, как обычная домохозяйка, они бы сильно меня донимали, однако после государственных забот – это такая отдушина! Да, пожалуй, я счастлива, – задумчиво проговорила эльфийка, пробуя слово на вкус. – Но меня коробит, если меня называют великой. Это кощунство по отношению к памяти о Геасфель. Да, я всё понимаю, это было её решение и, наверное, по-другому и не могло сложиться. Но мне по-прежнему кажется, что я могла бы её спасти! Четыре года прошло уже, а я всё перебираю по ночам варианты… если бы где-то вела себя иначе, обращала на другое внимание – кто знает, может, я бы быстрее раскрыла заговор и мы успели бы что-нибудь придумать? Губы Орсинь задрожали. – Нет, вот уж кто будет по-настоящему великой, так это ты, – пытаясь вернуть беседе непринуждённый тон, улыбнулась эльфийка сквозь слёзы. – Знаешь, – задумчиво заговорила Арэйсу, её взгляд скользил сквозь дымку минувших лет, – теперь, когда столько всего пережила, я в каком-то роде уважаю свою судьбу. Не то чтобы я была рада всем несчастьям, что на меня свалились… но именно в том, что сумела их преодолеть, я черпаю силы. Именно поэтому хочу выступать на сцене. Не уверена, что пришла бы к этому, сложись моя судьба иначе. И потому не могу не любить себя такой, какая я есть. – Да, – протянула Орсинь. – Счастье не только в том, что происходит, но и как мы соотносим себя с этими событиями. Если ты умеешь слушать свои чувства, то всегда выплывешь на поверхность, в какую бы бурю ни попал. Да, что-то может измениться, даже ты сам. Но никакая, даже самая тяжёлая боль не сможет утащить тебя на дно. Ты выплывешь. И поймаешь новый поток ветра. – Это ты насчёт Пьерше? – Нет, у нас всё несерьёзно, – энергично замотала головой эльфийка. – Я своё отлюбила. Больше не хочу никаких сумасбродств, этих бабочек в животе… Понимаешь? Я довольна тем, что у меня уже есть. Почему считается, что женщина не может жить без отношений? По-моему, это глупость. У каждого своя формула счастья. Точно так же, как и у вас с Кэрелом: вы же по-прежнему не собираетесь заводить детей. – Она шумно вздохнула, переводя дух. – Мы пока не знаем, – вставила Арэйсу. – У меня такое ощущение, что я сперва сама должна наполниться счастьем, прежде чем учить ему своих детей. Чтобы передать им не кошмары и страхи, а знание, как противостоять им. Когда почувствую, что мне есть, чем поделиться, – тогда, наверное, будет и ребёнок. – Ну вот, видишь, – кивнула Орсинь. – А насчёт Пьерше… пока они там с Сепиру не разберутся, чего хотят друг от друга, так и будет, да. Граф приходит ко мне, чтобы почувствовать свою свободу, а баронесса отпускает его, чтобы ощутить независимой себя. А я просто пользуюсь возможностью её подразнить, как-то так, – полушутливо-полусерьёзно закончила Орсинь. Они остановились перед детской, из которой не доносилось ни звука. – Ты ведь пришла, чтобы увидеться и с ним, верно? – ласково улыбнулась эльфийка. – Созрела? Арэйсу кивнула. Стоило им войти, как сразу же стала ясна причина поразительного умиротворения, царившего в комнате: Аурелий читал сидящим у него на коленях дочерям книгу. Обе белокурые и чуть смуглые, они слушали, затаив дыхание. – Мама! – Одна из близняшек с радостным возгласом соскользнула с коленей отца и бросилась навстречу Орсинь. Та подхватила её, весело закружив в воздухе. Вторая дочь, напротив, не спешила расставаться с папой. Она обняла его пухлой ладошкой за шею и пристально изучала незнакомку в фиолетовом платье. – Мама, мама, а мы решили, кто из нас будет императрицей! – возбуждённо закричала близняшка в объятиях Орсинь. – Не может быть, Рэкта! И кто же это? Ты? – Нет, я не хочу! – Как не хочешь? – Пусть Орсинь и воспринимала всё в шутку, было видно, что она несколько опешила от категоричного отказа. – Но ведь ты всё время занята и у тебя столько дел. А я хочу путешествовать! Хочу в Неизведанные земли! Ньёль согласилась править вместо меня. – Я буду бороться за справедливость во всём мире, – серьёзно произнесла вторая девочка. – Это слишком сложный путь. Такого не удавалось ещё никому, – ласково погладил её по голове Аурелий. – Не торопись с обещаниями. – Так что, я забираю их у тебя? – перешла на деловой тон Орсинь. – Дети, пойдёмте кататься на пони! – Нет, я не хочу уходить, – запротестовала Ньёль. – Хочу ещё книжку читать! – Хорошо, если хотите, давайте я почитаю, только тогда не успеем покататься. – Пони! Пони! – тут же захныкала Рэкта. – Книжку-у-у! – уже со слезами на глазах вцепилась в рукав Аурелия Ньёль. – Ну хочешь, останься вместе с папой. А мы с Рэктой погуляем, – предложила Орсинь. Ньёль подумала и, задрожав, ещё сильнее замотала головой, с обидой посмотрев на мать. – Давай я вечером приду и почитаю вам ещё на ночь? – Аурелий ласково погладил её по спине, но девочка упрямо заныла: – Сейча-а-ас… – Но мы же договаривались читать до трёх, помнишь? Вон, посмотри на часы. Разве свои обещания не нужно держать? В ответ на это Ньёль горько разрыдалась. Рэкта, словно боясь, что сестра её переспорит, тоже подхватила, заверещав: «Пони! Пони!» Было видно, как Орсинь, сцепив зубы, с шумом втягивает в себя воздух, пытаясь сохранить самообладание. Тут же откуда-то выбежала нянечка, и, передав ей воющую дочь, императрица направилась к супругу. – Давай её сюда, что ж теперь поделать? Успокоится постепенно. Забрав брыкающееся и орущее дитя, эльфийка попыталась перехватить девочку поудобнее, чтобы крик не бил прямо в ухо. – Это у нас так не каждый раз, если что! – торопливо пояснила она Арэйсу, которая наблюдала за сценой с круглыми глазами. – Ну что ты, моя хорошая… – Она попробовала покачать безутешную малышку. – Ладно, спасибо, что навестила. Побегу я. – И Орсинь скрылась вместе с нянечкой за дверью. Оставшись один, Аурелий потянулся к прислонённой к креслу трости и начал медленно подниматься. Арэйсу смотрела на его ослабевшие, худые руки, на ставшие ореховыми волосы, и чувствовала, как её охватывает нежность. – Брат, – твёрдо позвала она. Император вздрогнул, подслеповато сощурившись. – Арэйсу, это ты? Прости, надо надеть другие очки… Княгиня подбежала, помогая ему встать, и они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. – Я пришла лично позвать тебя на свой концерт. – Спасибо, обязательно буду. Я горжусь тобой, – улыбнулся тот. – Ты… у тебя всё в порядке? – Арэйсу нервно потеребила бархотку на шее. – Я… я никогда не желала тебе такого состояния. И… прости меня за всё то, что я тебе когда-то говорила. Там, у Стевольпа. Лицо Аурелия осветилось безмятежностью.