Юноша откинулся на спину, не веря себе самому. Образ Сервы проплыл перед оком его души, и кровь в его жилах заледенела. Перевозчик завел новый напев, песнь также знакомую Амиоласу, эпическое повествование о любви на краю погибели. Сорвил повернулся к нему, вырисовывавшемуся силуэтом на фоне сияющего глазка. Существом, сотканным из дыма, растворяющегося в лучах солнца. И она раздела и вновь облачила его, Но не покормила его, И вместе с её братом, Они — беглецы под голодными очами Небес Направились в дебри Тай, В которых исчезают без следа реки, В жестокой тени Дома Первородного. Слушая, Сорвил придремал, забыв о теле, одновременно прочесанном граблями и погребенном в глине. Наблюдая за Перевозчиком, он вдруг заметил, как закопошились у ног того тени… Он даже сперва решил, что видит кошку, ибо дома, на речных баржах, замечал этих животных без счёта. Но тут первая из фигур шагнула из тени Перевозчика в жуткую реальность. Клак … Клак … Клак … Там, не далее чем на расстоянии его удвоенного роста, на палубе стояла живая каменная статуя высотой не больше локтя… Она изображала одного из несчетных, вырезанных на стенах ишроев, одетых как Ойнарал в изумительно тонко проработанный наряд, за исключением мест, случайно поврежденных в неведомой древности. Щербатое личико внимательно изучало его. Сорвил не мог вскрикнуть, не мог шевельнуться, он так и не понял, что ему отказало, конечности или воля. К первой присоединилась вторая каменная куколка, на сей раз нагая и лишенная верхней трети головы. За ней последовала третья. За ней другие, выстроившиеся на груде свиных туш перед ним, миниатюрная каменная нежить взирала на него мертвыми незрячими глазами. Следом уже приближалось целое воинство, выбивая маршевый ритм каменными ногами, ступавшими по деревянной палубе. Над головой беззвучно пылал ослепительно белый глазок, рассыпавший гирлянду крохотных теней от топающих ног. Клак … Клак … Клак … Он не мог вскрикнуть, не мог предупредить… Но кто-то схватил его за плечи… кто-то, выкрикивавший имя его отца! Сику — Ойнарал … — Просыпайся! Вставай на ноги, живо, сын Харвила! Сорвил, шатаясь, поднялся, разыскивая взглядом ожившие каменные фигуры. В смятении он поглядел на Последнего Сына, но увидел вдруг бледную и нагую фигуру, дрыгавшую руками и ногами на пути в бездну чуть ниже помоста. Он в удивлении повернулся к сику, чтобы подтвердить, что глаза его не ошиблись. Но Ойнарал уже смотрел вверх, прикрывая рукою глаза. Сорвил последовал его примеру, так как свет глазка слепил. Вверху материализовалась еще одна бледная фигура, за какое-то биение сердца исчезнувшая внизу из вида — пролетевшая настолько близко к нему, что юноша вздрогнул. Казалось, он успел соприкоснуться взглядом с несчастным, успел заметить на его лице печать пробуждения… Он остался стоять, внимая беспорядку в собственной душе. Клак … Клак … Клак … — Что случилось? — Скорее булькнул, чем спросил он. — Я не зн… Новая белая вспышка над головой. Сорвил заметил силуэт, скользнувший у дальнего от него края Клети, ударившийся в борт лицом, перевернувшийся и отлетевший в сторону. Всё сооружение зашаталось и закачалось на цепи. Ойнарал припал на одно колено. Сорвил попытался вцепиться руками в свиные туши, ухватился повыше раздвоенного копыта за одну из ножек, оказавшуюся жесткой как деревяшка. Перевозчик, напротив, лишь качнулся в обратную сторону, как сделал бы мореход древних времен, и продолжил свою песню. И услышал он, как рекла она своему брату, — Возляг со мной, вспаши мою увядшую ниву, Да процветет её пустошь, милый Кет’мойоль Не потерпит наша Линия поругания, Не примет чуждой земли иль семени. Да направим мы наших детей, словно копья! Сорвил и Ойнарал стояли рядом в кормовой части Клети и смотрели вверх, прикрывая глаза от света глазка. Наконец, последний ряд рельефов, полностью образованных внимательно всматривающимися ликами, поставленными на безволосые и столь же пристально смотрящие головы, исчез наверху во мраке. Далее царил грубый камень, хаотичные выступы и впадины. Снизу из неизвестности появился железный трап, какие-то прикрепленные к стене строительные леса, столбы, а за ними ниша… Новая обнаженная фигура промелькнула мимо передней части Клети. Клак … Клак … Клак … Ойнарал вскрикнул. Посмотрев вверх Сорвил заметил, по меньшей мере, семь силуэтов валившихся из тьмы в пронзительный свет, они размахивали конечностями, кувыркались в полете, в недоверчивых глазах отражался яркий свет. Ближайший из них рухнул на помост Клети как раз за сику. Помост дернуло вверх, Сорвила бросило на свиные туши. Второй, камнем пролетел мимо, затем третий нелюдь повалился на одну из железных скреп, находившихся за спиной Перевозчика, и торс его разлетелся лиловыми брызгами. Еще один рухнул на груду свиных туш прямо перед Сорвилом, которого откинуло в обратную сторону. Клеть закачалась и заколыхалась, выписывая рваную дугу. Остальные без последствий пролетели мимо. Сорвил припал к помосту Клети, ощущая дурноту. Похоже было, что их лакированное суденышко в любой момент может сорваться с цепи, и провалиться в черноту. Однако, Ойнарал стоял рядом и держал его за плечо, дожидаясь, когда успокоится движение Клети, превратившееся в колебания маятника, затихавшие за счет натяжения цепи. Сорвил с ужасом и отвращением взирал на бесформенную кучу, в которую превратился несчастный, упавший на мертвых свиней. Ладонь этого нелюдя каким-то невероятным образом отлетела к его ногам, пальцы на ней были сложены, словно бы для письма. Все это время Перевозчик держался за находившуюся рядом с ним цепь, раскачиваясь вместе с ней так, что казалось, будто он остается на месте, а палуба ходит ходуном под его ногами. Но всей хаотичности движения его судна, он ни разу не нарушил мелодию своей песни… И тогда бежали они в жестокий Чертог. В крепость, стены которой не подвластны временам года… — Что происходит? — Воскликнул Сорвил. — Они прыгают сами? — Нет, — возразил Ойнарал, снова внимательно вглядывавшийся в пустоту над ними. — Это не самоубийцы. — Откуда ты знаешь? — Потому что они — нелюди. — То есть? Ты хочешь сказать, что нелюди способны отказаться от своего достоинства, но не от жизни? — И от достоинства, и от всего остального! — Воскликнул нелюдь, лицо его исказила смесь отчаяния с горем. — Нас давно уже не было бы в живых — и Иштеребинт превратился бы в вонючий склеп! — если бы наша природа допускала бы самоубийство! Клак … Клак … Клак … Сорвил мог лишь озираться по сторонам, члены его словно превратились в солому, сердце отчаянно стучало. И сетовать на всё это безумие, что с самого начала сопровождало весь его поход в обществе Сервы и Моэнгхуса! — Если они не прыгают, тогда получается… — Он помедлил, обдумывая жуткую альтернативу. — Тогда получается, что их сталкивают? Ойнарал строго посмотрел на него, а затем перевел взгляд наверх, низины и возвышенности его лица заливал пронзительный свет. — Значит, их столкнули? — настаивал Сорвил. — А не мог ли Нин’килджирас каким-то образом проведать о нашем предприятии? Ойнарал хранил молчание, как и прежде стараясь не смотреть на него. — Мы достигли Кулнимиля, — сказал он таким тоном, словно подводил какие-то итоги. — Великой копи Ишориольской … Скульптурные черты его лица искривились. — Скоро доберемся до Озера. Ложный Уверовавший король в разочаровании отвернулся от нелюдя. Милость, так сказал сику. Он спасет себя, следуя в благословенной тени своего спутника, последовав тем путем, который Ятвер назначила сыну Харвила, юноше, которому предначертано стать убийцей Аспект-Императора. Но разве же это милость — оказаться в этой глухой пропасти среди столь мерзких и отвратительных ужасов? И уж если на то пошло, он был обязан своей жизнью Ойнаралу — а не наоборот! Стук молотка Клети растворялся во мраке, отзвуки его гуляли по шахте, отражаясь от окружавших их неровных стен, отсчитывая не знающий устали ритм древней песни Перевозчика. И далече от Глада, В глубинах Бездны, Они произвели свое проклятое копье. Куйара Кинмои, душой нацеленного На наше разорение, Ибо они возлежали вместе, брат и сестра, Подражая Тсоносу и Олисси. То была Песнь Кровосмешения Линкиру, отметил Сорвил. Точнее её версия, которую он — или душа, которая стала им — никогда не слышал. В вариации, где слова её несли в себе зёрна истерзанного, исковерканного будущего … погибели, ставшей их роком.