Олимпийские колечки в случае с магией явно не подходили, и ни одна из известных мне, уже испытанных татау — тоже. Тут нужно было что-то другое, для работы с энергией… С энергией? А если взять электрическую энергию? Что у нас там с усилителями? Физик-электронщик из меня был аховый, но кое-что в башке осталось. Например — есть такая хрень, которая называется «усилитель постоянного тока». Основная его функция — генерировать выходной сигнал, который является копией входного, но с более высоким уровнем напряжения или мощности! Ну, или как-то так. И я прекрасно знал, как эта штукуёвина изображается на схеме! Такой треугольничек с плюсиком, минусиком и всякими-разными присовокупленными к нему штрипочками — как ручки-ножки у человечка. Даже если нарисую коряво — это может сработать! — Я так понимаю, судя по твоему выражению лица — решение есть? — с затаенной надеждой проговорил Рикович. — Бабай, если сделаешь — уже я буду твоим должником. Ты не представляешь, что это такое — быть изгоем, терпеть насмешки и презрение, работать в четыре-пять раз больше, и всё равно… Или представляешь? Послушай: сила — вот что решает в нашем мире! Я неплохо стреляю, фехтую, но — это пыль даже перед такими, как Жегулин. Если бы не артефакты — что бы я ему сделал со своим кастрированным магическим даром? Понял бы, что он дохрена на тебя зол и хочет убить? Бабай, я повторю — буду считать себя твоим должником, это чего-то да стоит! И если дело в деньгах, то назови сумму, я из кожи вон вылезу, веришь? Его слова очень сильно перекликались с моими рефлексиями по поводу профуканной схватки с доморощенным пиромантом. Этот молодой рыжий ублюдок с царской кровью в жилах тоже был в некотором роде молодец против овец, как и я. Я, который против престарелого и свирепого молодца оказался сам как овца. Так гласит народная мудрость? Ну да, овца или даже баран из меня — бодливый и упрямый, но это мало утешает в моей ситуации. Барану место на бойне, блеять и шею под нож подставлять. Сначала Роксана показала мне, кто в этом мире хозяин, а теперь этот сумасшедший шовинист-старик! Так дело не пойдет, нужно было что-то менять… Почему бы и не с помощью Риковича? Если усилитель сработает — это ведь отразится и на мне, верно? И в следующий раз я оторву руку такому Жегулину к чертовой матери и спляшу у него на костях! — Есть нюанс, — я высосал шейкер с протеином и аминокислотами до конца и раздался клокочущий противный звук, когда в трубочке перемешался воздух с жидкостью, и с сожалением вздохнул. — Это может сработать только один раз, если не соблюсти одно весьма щекотливое условие… — Какое щекотливое условие? — голос целовальника стал звучать настороженно. — Мы должны быть на одной стороне, — пояснил я. — Мы же и так вроде… Ну, мы русские, с нами Бог, и всё такое… Я — русский московит, ты — русский урук. На какой еще мы можем быть стороне? — он говорил не очень уверенно. И слово это — «московит» — было прямиком из шестнадцатого века! — Русские — это да, это я не спорю. Ты вот этому Жегулину про русских расскажи, я-то вообще не против такого подхода. Но — сделать татау с постоянным эффектам получается только ордынским. Так вот сложилось, невесть по какой причине. Просто — это данность, вот и всё. Я не знаю — похоже, урукская потусторонняя хрень только таким образом и работает: для своих. Для членов табора, племени, клана, Орды. Для тех, кого Резчик искренне считает своими, если быть точным. — Ты что, вербуешь меня? — удивление было самым неприкрытым. — Да как хочешь назови это, — вяло взмахнул я забинтованной рукой. — Если решишься — я попробую сделать тебе усилитель. Но для этого тебе нужно будет сказать три… То есть — четыре самых главных слова в жизни. — Боже, храни Грозного Государя? — невесело усмехнулся Иван Иванович. — «Моя жизнь принадлежит Орде», — ответил я. — Ты не торопись. Почитай в Сети, что такое есть наша «Орда». Всё официально зарегистрировано, даже два раза. Информация — в открытом доступе. Я не думаю, что ты захочешь продавать хотдоги, а вот хтоническая самопомощь — это не зазорно и работнику Сыскного приказа. Мы за всё хорошее и против всего плохого, если что. — Дела! — проговорил он. — А точно — получится? Какой будет эффект? — Понятия не имею, — честно предупредил я. — Что-то получится, но что… Этого точно нельзя сказать. — Ладно… Я подумаю. А пока давай под протокол — что именно произошло у тебя с Жегулиными? Рассказывай с самого начала, я включаю запись на планшете. — Ну, началось всё с того, что дружинники Жегулиных перевозбудились от вида гоблинской жопы в окне фудтрака, — ответил я. — Звучит, может, и не очень, но именно так дела и обстояли… — Черт! Я ведь чую, что не врешь, но… Это же дичь какая-то! Почему с тобой всегда вот так вот? — Так и живем, Иван Иванович, так и живём! * * * Глава 11 Земляк Я как раз успел немного оклематься и сожрать что-то около двух кило мяса со свежими овощами, когда выступление «Каменного тарана» подошло к концу. На самом деле было очень забавно слушать доносящиеся со сцены богатые фолк-роковые аранжировки песен «Мать», «Ты пахнешь так хорошо», «Левой, раз-два-три!» и «Солнышко» в одном ряду с «Любимым городом», «Хотят ли русские войны» и «Течет река Волга». Ну а «Я работаю волшебником» в здешних условиях вообще слушалось совсем по-другому. Тембр у самозванного Тиля нашего Бернеса звучал приятно, мужественно, дядька был явно взрослый и очень-очень талантливый в музыкальном плане. Вряд ли весь его коллектив состоял из сплошных попаданцев, так что наладить работу, расписать партию для каждого инструмента или — подобрать профессионалов-виртуозов, которые схватят идею на лету и сыграют вот это вот всё — задача нетривиальная, но справился он отлично. Мне даже грустно стало, когда концерт закончился. Хотя к этому времени глаза у меня огнем уже не жгло, и рожа в целом подзажила. А вот предплечья — просто кабздец как болели. Я даже переживать стал — а что татау? Как они там поживают, если мой несчастный эпидермис и мясо миллиметра на два в глубину зажарились более, чем до хрустящей корочки? С другой стороны — черта с два без моих лечебных татушек я бы восстанавливался так быстро! Вон, уже и пальцы на руках нормально шевелятся! В общем, я занял пост за прилавком и, если с шаурмой управляться не мог — это приходилось делать Кузе — то вот кофе варить — уже вполне. Нет, определенно, эти лечебные штучки-дрючки и настоящий рояль в кустах с экстрактом Пха — самое полезное мое тут приобретение! Главное — это здоровье, ага. — А… Бабай, только не говори, что это ты! — Цегорахов был тут как тут, со своей гитарой. — Мы там видели огонь и слышали вопли, но я и подумать не мог… — Ой, тот, который! — скорчил ему рожу я. — Это вообще Жегулин начал, а не я. Мне тут тебя не хватало, некому было в него вазочку швырнуть или по кумполу чем-то огреть. Гнида аристократическая, вот он кто! Ухватил меня и давай запекать, что твоя вафельница! Я продемонстрировал забинтованные руки и главный сан-себастьянский скоморох артистично-сожалеюще поцокал языком. — Бедный жареный орк! — Если бы не помощь от одного рыжего сыскаря — капец бы мне пришел, честное слово. Он бы на самом деле изжарил меня тут у всех на виду, и ни одна падла… — я шумно выдохнул и постарался успокоиться. — Самое мерзкое, что есть на этом свете — это чувство собственного бессилия. — Ну-ну! — Цегорахов подошел к самому прилавку фудтрака, под навес. — Мы ведь именно поэтому и делаем то, что делаем, да? И ты, и я. Мы боимся оказаться на обочине, да? Мы похожи. Ты бы стал неплохим Скоморохом, если бы не был орком. Хотя ты ведь не настоящий орк, да? — А из тебя получился бы отличный ордынец, если бы ты не был таким узколобым шовинистическим засранцем, — откликнулся я. — Как насчет союза? — испытующе глянул на меня Денис своими пронзительными голубыми глазами. — Мы ведь неплохо сработались. Ты кормишь, я развлекаю. Это может быть отличный симбиоз. Никакого поглощения, но — взаимовыгодное сотрудничество. И как я вазочки швыряю, тебе тоже понравилось… Что, если на вот таких вот фестивалях или на самых обычных парковках вдоль траков Скоморохи из Сан-Себастьянского филиала и Орда будут поддерживать друг друга? — Ты за этим и остановил мой фудтрак на Змеином Языке, да? — понимающе кивнул головой я. — Понять — получится или нет? Идея мне нравится. У меня большие планы, и если не союзники, то те, с кем можно делать дела, точно не помешают. Мы держим нейтралитет, знаешь? И если кто-то попробует отжать честно заработанные монеты у музыканта или жонглера рядом с машиной с Белой дланью на борту, то будь уверен: из машины вылезут страшные орочьи рожи и будут драться за этого жонглера, как за родную мать. Такое правило. Если твои циркачи тоже будут его придерживаться — то будет у нас взаимопонимание. — Тогда — детали обсудим в Сан-Себастьяне, как вернешься? — прищурился он, а потом вдруг ткнул пальцем мне за спину. — Кстати, у тебя молоко убежало! — А? Ять! Кузя, молоко! — дернулся я, а потом спохватился. — Какое, ять, молоко, гребаный ты комедиант? А когда обернулся — в воздухе оседали блестящие разноцветные конфетти. Дешево, очень дешево! Так себе фокус, говенный! И вообще — фу таким быть, он ведь мне еще Тиля Бернеса обещал! * * * — Говорят, тут готовят кофе на песке, — сказал Тиль Бернес. — Мне рекомендовал вас мой хороший друг, и я решил зайти, пока там «Рекорд-Ансамбль» публику развлекает… Сделаете мне такой крепкий, чтобы я еще полчаса по сцене как молодой прыгал, м? Нет, определенно в нем было что-то от Линдеманна! Про таких говорят — мордатый. Мощный мужик, далеко за сорок, с брутальным грубоватым лицом и широкими плечами, и приятным тембром голоса. Одет просто, как какой-нибудь дальнобойщик или рабочий с фабрики. Куртка, брюки-карго, ботинки — ничего особенного. На лице — явные следы усталости: круги под глазами, бисеринки пота… Еще бы — полтора часа отбомбить на сцене с такой энергией — это колоссальное напряжение! — Определенно, у нас в «Орде» лучший кофе во всем мире, — проговорил я. — Отличный вкус, отличное начало… — Что-что вы сказали? — в его глазах поселилось подозрение. — Вихри враждебные веют над нами, — я продемонстрировал ему перебинтованные предплечья. — Темные силы нас злобно гнетут. Но кофе сварить мне это не помешает. Один глоток решает всё! Я не знал, какие намеки могут быть более толстыми. — Так что же это получается? В бой роковой вы вступили с врагами, что ли? — его подозрение приобрело вполне себе такое оформленное содержание. — Может, вы еще и знаете, какая погода на Дерибасовской? — На Дерибасовской хорошая погода, а на Брайтон-Бич опять идут дожди, — широко улыбнулся я. — Ты из каких краев и эпох, земеля? — Ху-у-у-у! — выдохнул Тиль. — Да из две тысячи двадцать первого. Из Москвы я, меня молнией на крыше консерватории убило, когда я спрыгнуть хотел по дури… С тех пор тут и трусь. Неужели и вправду я здесь не один, а? — Одна магичка говорила — на данный момент человек пятьсот имеются на всю тутошнюю Россию. Ну, и один черный урук, то есть — я. А ты что, вправду никого не… — я повертел ложкой в руке как-то неопределенно. — Не встречал? В смысле — из наших? Да была одна девка, наркоманка, год назад ворвалась ко мне в гримерку и «Ду хаст» на немецком орала, но померла от передоза прямо у меня на коленях, сказать ничего не успела, — развел руками Бернес, а потом взял у меня из рук стаканчик кофе и вдохнул его аромат. — У-у-у-у, как в Сухуме, на Брехаловке! Чистый кайф! Нет, мужик, я очень рад тебя видеть, ты даже не представляешь насколько! — Ну, и я тебя! — вернул ему улыбку я. — Спасибо за музычку оттуда, Тиль… Тебя как, кстати, зовут-то? — Тиль, — кивнул музыкант. — Хотя — стопроцентный русский, москвич в пятом поколении. Родители в честь Тиля Уленшпигеля назвали. А Бернес — это уже не моя фамилия, да. Это я тут взял творческий псевдоним в честь любимого артиста. А так-то Полюхович я, если по-здешнему. А ты? — Бабаев. А тут — Бабай Сархан, получается. Ресторатор. Я здесь с начала лета обитаюсь. Кстати — тоже по трагической случайности, и тоже — молнией убило. Шаровой. На дороге. Вот, осваиваю новый вид бизнеса, буду франшизу предлагать народу. — Нет, ну это даже интересно: нас убивает молнией, мы попадаем в колдовской мир, и… Почему-то не вселенную спасаем, не великими волшебниками становимся, а… Я вот песенки пою, а ты отечественный фастфуд с колен поднимаешь. Мелко, да? — он отпил кофе и, подняв глаза к небесам, спросил: — Где мои суперспособности? — И ничего не мелко, — возразил я. — Теория малых дел в действии! Нужно делать так, как нужно, а как не нужно — делать не нужно, а? Ты музыку играть умеешь, я — кофе варить. Может, кто-то воспалением легких не заболеет от стакана горяченького, или от кого-то депрессия отступит, когда он про «Любимый город» послушает. Может, это и есть наше спасение мира? Да и про суперспособности… Я, вон, лом могу в узел завязать, если он не гномского железа, конечно. Ты — поешь так, что у народа дух от восторга вышибает! Грех жаловаться. Прикинь, если бы наши бренные души зашвырнуло, скажем, в гоблинов? — Ваще-то! — возмутился из-под прилавка Кузя, но я пинком отправил его в сторону кабины, и он тихо матерился уже оттуда, из-под сиденья. — Может, и так, мужик, может, и так… — Тиль поставил пустой стаканчик на прилавок, а потом хлопнул себя по лбу и попросил: — Дай ручку, а? Я тебе электронный адрес напишу. Ты маякни мне обязательно, а? Мне просто идти надо, там договорились финалку отыграть вместе с пацанами из «Рекорд-Ансамбля», но ты главное — не теряйся, ладно? Не смей просто пропасть! Ты где вообще, как? — В Сан-Себастьяне — это если в целом. Спроси там про Бабая из Хтони у таксистов, тебе расскажут. Думаю, через пару месяцев вернусь! Но всегда буду рад видеть, слышишь? Скачаю все твои песни! — пообещал я. — Давай, руку не жму, но в целом — ментально обнимаю, очень рад был, реально! — он дописал на стаканчике адрес электронной почты и побежал в сторону турникетов. — Бывай, Бабай! — Адью, Тиль! — крикнул я, а потом подумал, что если он из две тысячи двадцать первого, то про «Адью» еще ничего не знает. Может, и не так я себе представлял встречу с земляком и товарищем по несчастью, но в целом на душе было как-то тепло и приятно. Ну, нормальный же дядька, а? Есть же толковые попаданцы! * * * Рикович объявился спустя минуты три. — Это что — Тиль Бернес был? Тиль пил у тебя кофе? — неверяще спросил он. — Тиль, который из «Каменного тарана»? — Ага, — кивнул я. — Слушай, а… Знакомый твой, что ли? — Теперь да. Нормальный мужик и поет классно. Я его кофе угостил. — Балдеж! — слышать такое слово от цельного целовальника Сыскного приказа было странно. — Я с самой первой их композиции просто прусь от «Каменных»! «Мое сердце пылает!» — это как будто про меня, подростка, когда дар только просыпался, и вся эта хрень кружилась вокруг меня, эти голоса, эти звуки… Черт, черт, подумать только — Тиль Бернес! Кофе сделаешь мне? Как руки, кстати? Смотрю — заживает на тебе всё очень быстро, да? Как тот твой мелкий говорил — «вжух и всё»? — Ваще-то мелкий у тебя в… — тут я пнул уже от всей души, и Кузя пересек всю кухню, влетел в кабину, ударился о клаксон и фургон издал вопль разгневанного мамонта. — Кофе-то я сделаю, — я снова взялся за чайную ложечку и турочку, в который раз за этот день. — Но ты скажи, что решил? Если имеешь серьезные намерения, то, похоже, придется кроме четырех самых важных слов сделать еще кое-что…