Укрыв мою печаль… Отложив чернильную ручку, я смотрю на свои исписанные руки. Больше ничего нет. Это все, что я смогла выжать из себя за сегодня. Когда текст переписан, я смываю с рук чернила и возвращаюсь на террасу. В моем кожаном ежедневнике осталось пара чистых страниц. Мне нужно гордиться собой. Но порой эти стихи мне кажутся такими глупыми. Тем не менее я прошу Терри печатать их в школьном журнале анонимно. Это придает мне немного уверенности. Телефон снова издает сигнал, и я проверяю уведомления. В каждой соц.сети все аккаунты учеников Эшборо Флэйм пестрят фотографиями и видео с субботы. Я тоже сменила фото профиля в своем IG на ту, где мы с Вив сидим посреди дороги прямо на асфальте в наших вечерних платьях. На фоне только темный лес и уходящая вперед по дороге толпа выпускников. Все было почти идеально. Ситуация с Кайденом отпустила меня. Это не может омрачить вечеринку, о которой теперь говорят абсолютно все. Но мы заметно отдалились. Это не из-за вечеринки, не из-за того, что в августе он уедет в другую страну. И даже не из-за слов, которые он произнес то ли во сне, то ли в бреду. Это просто произошло. И началось задолго. Как можно любить и понимать, что ничего из этого не выйдет? Я не могу воссоединить это. Но вдруг я ошибаюсь? Как же разрывается сердце. Просматривая официальный блог школы в Tumblr, я считаю дни до получения дипломов. Осталось так мало дней. Затем два месяца пролетят незаметно, и он уедет от меня. Сегодня у нас не было совместных уроков. Мы даже толком и не поговорили. Вздохнув, я набираю его номер и слышу долгие протяжные гудки. Оператор скидывает меня на голосовую почту. Черт. Я набираю снова, но внезапно слышу шорох со стороны огромного куста розовых роз. Приподнявшись в кресле, я вытягиваю шею и вижу Кайдена возле летнего домика. Бросив ежедневник и ручку, я быстрыми шагами направляюсь к нему, даже не завязав шнурки на кедах. – Ты рано, – улыбаюсь я, глядя на Кайдена, плечом прислонившегося к двери. На самом деле я и не думала, что он придет. Уголки его губ медленно приподнимаются вверх. Его темные короткие волосы в небольшом беспорядке, черно-белые кроссовки немного испачканы травой и грязью. Кайден скрещивает руки, все так опираясь о дверь плечом, и я засматриваюсь на его руки с четкими нитями вен и припухлыми костяшками на пальцах. – Твои родители дома? – интересуется он. Я киваю. – Да, а что? Несмотря на то, что сегодня понедельник, мои родители работают из дома. Мы даже собрались ужинать все вместе. Внезапно меня озаряет пригласить Кайдена. Они ведь уже знакомы, и в этом не будет ничего неловкого. Разве что немного. По поводу вечеринки они не сказали мне ни слова, хотя и заметили несколько пустых бутылок, которые мы упустили, когда прибирались. Кайден набирает воздуха в легкие, словно хочет что-то сказать, но не решается. Не пришел ли он бросить меня? Нет. Я так не думаю. Если это произойдет, то точно не так. – Что такое? – сделав шаг к нему, озадаченно интересуюсь я. Он смотрит мне в глаза. – Ты тоже должна знать. Так будет справедливо. – О чем ты? Мне становится слишком жутко от этого непонятного для меня разговора. – Поговори со своей мамой, Трейси, – тихо отвечает Кайден. – И скажи ей, что я… – он замолкает, сжав губы – … не ненавижу ее. – Кайден… – Просто передай ей, когда поговоришь, ладно? – Он подходит ближе и пальцами приподнимем мое лицо за подбородок. – Прости, что вот так говорю тебе это, но будет лучше, чтобы ты поговорила с родителями. Так ты не возненавидишь свою маму. Я хочу, чтобы ты поняла. Мои мысли спутаны. Я полностью сбита с толку, и на языке вертятся миллион вопросов. Что происходит? Кайден видит гамму эмоций на моем лице. Он оставляет почти незаметный поцелуй на моих губах и уходит. Я не останавливаю его. Возвращаюсь к дому и еще раз оглядываюсь. Возможно, я так сильно заснула, что во сне он мне показался реальным. Сбросив с себя оцепенение, я открываю стеклянные двери вхожу в дом. В кабинете папы тихо играет какая-то оперная музыка, он сам сидит за рабочим столом и что-то подсчитывает. Я прохожу мимо кабинета и возвращаюсь в гостиную через кухню. Что я должна спросить у своей мамы, которая сейчас стоит посреди гостиной и говорит по телефону? За последние несколько дней я вижу ее и папу дома чаще. На ее лице чаще появляется улыбка. Я не могу этому не радоваться. Мои родители пытаются спасти свой брак, и я начинаю надеяться, что у них все получится. Все это никак не может быть связано с Кайденом. Возможно, дело в другом. – Трейси. – Мама завершает вызов и замечает меня. – Что ты делаешь? Я пожимаю плечами, медленно заходя в гостиную. – Что случилось, мама? Она удивленно смотрит на меня. – Ты о чем? – С тобой, – уточняю я. – Что случилось? – Трейси, я не… – Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Но она качает головой. Ее длинные каштановые волосы волнами спадают на плечи. – Что ты хочешь знать? – Слишком много, но сейчас всего одну вещь. – Почему Кайден попросил меня тебя не ненавидеть? Как только этот вопрос слетает с моих губ, лицо мамы искажается. Она громко вздыхает и заламывает руки. – Что происходит? – почти шепотом спрашиваю я. Мама смотрит в широкое окно, на серое небо, обещающее дождь, на лучи солнца, которые местами проглядывают из-за туч. На ее лице такая печаль, что у меня сжимается сердце. Мне становится ее жаль. – Так он узнал, – говорит она. Я продолжаю ждать, потому что знаю, что последуют объяснения. Все это выводит меня из себя, но ее печаль так сильна, что мои эмоции не вырываются наружу. – Тебе ведь знакомо имя Кирка Кремпшоу? – Мама обхватывает себя руками и продолжает смотреть в окно. Я роюсь в памяти, но у меня уходит не так много времени, чтобы вспомнить это имя. – Да. Теперь мама смотрит на меня блестящими от слез глазами. – Это я защищала его. И у меня получилось. Прикрыв веки, я мысленно складываю всю картину. Кусочек за кусочком. Моментально все становится ясным и понятным. Две фразы, и все вопросы находят свои ответы. Мои родители не ненавидели Роббинсов, не были против моей дружбы с Вив и тому, что я встречалась с Кайденом. Они боялись, были сбиты с толку сложившимися обстоятельствами, не понимали, как быть и что делать с тем, что уже произошло. Я не знаю, карма ли это. Все равно. Мне просто не хочется, чтобы мои близкие страдали. Я закрываю глаза руками и пытаюсь подобрать слова, но у меня их нет. Несмотря на то, что я уже несколько лет пытаюсь играть словами, рифмовать, подбирать слог – сейчас я не могу ничего произнести ни вслух, ни даже в своей голове. – Мне предложили огромный гонорар за это, и я нашла слабые места обвинения, – продолжает говорить мама. – Нашла детали, которые помогли защите оправдать его и оставить безнаказанным. Я всегда относилась к работе таким образом. И не важно был ли клиент виновным на самом деле, я всегда защищала его. При любых обстоятельствах. Я знаю. Быть адвокатом по уголовным делам, значит быть непробиваемой глыбой льда. Такой моя мама и была всегда. Она выполняла свою работу вне зависимости от тяжести преступления клиента, который ее нанял. – Но это дело… – ее голос срывается на тихий плач. – Это дело сломало меня. Как женщину, как жену, как… мать. Я старалась не думать, но, когда узнала, что этот мальчик с тобой… Боже мой, Трейси. Я видела улыбку на твоем лице, когда ты думала о нем, ты же все время о нем думала. Все это стало таким огромным грузом для меня. Я отдалилась от тебя и от твоего папы. Я не могла справиться с этим. У меня в голове постоянно роились ужасные мысли, словно мне дали пистолет и попросили нажать на курок. Словно это я была виновной в том, что это мальчик остался совершенно один.