Часть 3 из 60 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Обыскать его!
Меня схватили, перетряхнули одежду, но не нашли ничего, кроме десяти дирхемов. От неожиданной добычи у старшего загорелись глаза, и мои кровные денежки тут же перекочевали в его кошель. А чтобы я не пожаловался эмиру на грабеж, он решил погубить меня и вскричал:
– Никакого письма нет! Этот человек по наущению врагов хочет убить нашего правителя, да продлит Аллах, милостивый, милосердный, его счастливую жизнь! Отведите злоумышленника к палачу, пусть тот своей саблей послужит достославному эмиру!
Тут же множество услужливых рук вцепилось в мой халат. Я уже прощался с белым светом, как на улице раздался громкий топот коней и во двор влетела вереница всадников во главе с эмиром. Мы рухнули в горячую пыль. Когда все стихло, я приподнял голову, поцеловал землю между ладонями и сказал:
– О, всемогущий властелин, да падет на твое сердце светлая роса благосклонности! Я принес важную весть, выслушай меня!
Старший стражник, чувствуя, как вожделенные дирхемы готовятся уплыть из его липких рук, возмутился:
– О, пресветлый господин, этот бродяга с обгорелым лицом – выходец из преисподней! У него дурной глаз и он причинит тебе большое зло. Прикажи, и я отрублю ему голову! – он вскочил на ноги и занес надо мной сверкающую саблю.
Эмир движением руки остановил его, испытующе посмотрел на меня и приказал:
– Говори!
– О, блистательный повелитель, я привез тебе послание от визиря города Калиб. Тайну его прочтения я открою, когда вокруг нас не будет лишних глаз и ушей.
Взгляд эмира смягчился, и он одобрительно покачал головой:
– Твоя осторожность заслуживает не только похвалы, но и достойной награды!
По его знаку старший стражник повел меня в приемную залу. Еще не веря своему спасению и с трудом передвигая ноги от пережитого ужаса, я двинулся во дворец. Спиной я чувствовал пышущее злобой дыхание конвоира, игравшего обнаженной саблей и готового под удобным предлогом снести мне голову. Но судьба сжалилась надо мной, и вскоре я предстал перед правителем живым и невредимым.
Он отпустил стражника, сел на богато украшенный трон и тихо сказал:
– Если ты принес известие, которое я давно жду – получишь целую горсть отборного жемчуга, – он достал из потайного места шитый золотом увесистый кошель, подбросил его на ладони и положил рядом с собой на столик. – Так где же письмо?
Меня порадовала щедрость эмира, я поклонился ему и ответил:
– О, источник милостей, сообщение визиря написано на моей голове. Прикажи остричь ее, и ты все узнаешь.
Лицо эмира осветилось улыбкой. Он вызвал стражника и тот отвел меня в соседнюю залу. Через короткое время пришел цирюльник, сбрил мои едва отросшие волосы и удалился. Оставшись в одиночестве, я вольготно развалился в одном из кресел, погладил холодеющую лысину и слегка прикрыл глаза. Мне было чему радоваться: опасное предприятие, которым я занимался последние дни и из-за которого едва не потерял голову, завершено! Осталось только получить все обещанные мне награды, что, конечно-же, не составит особого труда! Охваченный восторгом, я подумал: а ведь этот мир не так уж и плохо устроен! Перед моим мысленным взором заклубились волны розового тумана с картинами будущей счастливой жизни. Мне представились собственная лавочка со всевозможными товарами, улыбчивая жена с круглыми щечками, радующие сердце дети – помощники по хозяйству…
Но я вырвался из плена сладких грез и вскочил на ноги. Разве теперь можно было терять время?! До исполнения самых смелых желаний остался только один шаг! Но я никак не мог его сделать: мой конвоир куда-то запропастился! Я подбежал к выходу и позвал его, но никто не отозвался. Мне пришлось стреножить нетерпение и предоставить событиям идти своим чередом.
Я прошелся по зале, любуясь красивыми вазами, коврами и редкими предметами, привезенными со всех концов света. Особенно удивило меня большое индийское зеркало высотой в рост человека. Такое же, только значительно меньше, было у моего хозяина в аль-Кахире, и мы с его детьми часто баловались перед ним, пугая друг друга страшными гримасами. А сейчас перед мной возникло отражение взрослого человека с бритой головой и в халате, где заплат было больше, чем звезд на небе. Я стал крутиться перед зеркалом, дивясь своему видавшему виды наряду и весело подмигивая самому себе. Вдруг на голове мелькнула надпись, адресованная эмиру. Всмотревшись в нее, я понял, что она выполнена моим любимым почерком рика8и разобрал несколько слов: «В полнолуние приходи с войском к южным воротам. В полночь мои люди их откроют…» Я остолбенел от негодования: визирь отдавал своего повелителя в руки его злейшего врага и делал меня соучастником низкой измены!
Немного придя в себя, я обнаружил, что текст продолжается на затылок, но разглядеть его было невозможно. Осмотревшись вокруг, я нашел небольшое зеркальце, взял его в руку и прочитал концовку надписи. Она была короткой: «Гонца убей»! В моих глазах потемнело: мой хозяин, желая скрыть свое низкое предательство, устроил для меня смертельную ловушку!
И тут снаружи послышались тяжелые шаги: это палач шел за мной! У меня мелькнула мысль: «Как глупо устроена жизнь! Когда стражник был мне нужен, до него нельзя было докричаться. А когда встреча с ним грозит мне смертью, он – тут как тут! Так в арабских сказках из простых завихрений воздуха в одно мгновение возникает злосердный джинн – карающий меч рока!» Однако размышлять о превратностях судьбы было некогда, нужно было спасать свою жизнь!
Я схватил со стола небольшую каменную статуэтку и спрятался за занавеской. Конвоир вошел и в поисках меня начал оглядывать залу. Когда он повернулся ко мне спиной, я оглушил его, быстро переоделся в его халат и накрутил на голову его тюрбан. Стараясь не спешить, я направился к выходу. Во дворе никого не было, лишь в тени деревьев дремали разомлевшие от жары охранники дворца. Я благополучно миновал их и направился к городским воротам. Пока все шло хорошо, но в любой миг слуги эмира могли хватиться пропавшего стражника и поднять тревогу. И тогда никто не дал бы за мою бедную голову даже косточки от финика. И эта угроза придала мне бодрости.
Недолго поплутав в сплетении узких улиц, я вышел к цели. Двое воинов, примостившись на скамеечке у городских ворот, играли в кости. Один из них поднялся, чтобы проверить меня. Я похолодел: похищенную мной одежду легко могли узнать!
Но тут второй воин закричал первому:
– О, поводырь обмана, ты вытянул у меня все деньги и не даешь отыграться!
Он вскочил со скамьи и с мстительной яростью ограбленного вцепился в горло своего обидчика. Тот ударил незадачливого игрока ногой в пах и придушенным голосом прохрипел:
– О, выползыш скорпиона, эти деньги я выиграл честно…
Они упали и проклиная друг друга, покатились по земле. Их тут же окутало густое облако пыли.
Я быстро проскользнул в ворота и скрылся в ближайшей рощице. Оказавшись в безопасности, я успокоился, осмотрел свою новую одежду и обнаружил привязанный к поясу туго набитый кошель. В нем лежали мои честно заработанные дирхемы и много медных монет, отобранных жадным стражником у бедняков. В ближайшем городе я раздал их нищим, считая это справедливым.
Абиссинец вздохнул и задумался, как бы заново переживая произошедшее с ним.
Ренье спросил:
– А что сталось с предавшим тебя визирем?
– Через несколько дней после своего чудесного спасения я встретил знакомого купца из дорогого моему сердцу Калиба. Он поведал мне невероятную новость: «О, почтенный Масум! Тебя не было в городе, а значит, ты ничего не слышал о недавнем происшествии! Так знай: наш бдительный эмир, да будут счастливыми его дни, раскрыл заговор, толки о котором в последнее время отравляли ему жизнь и смущали его славных подданных. Ты сильно удивишься, когда я скажу, что на правителя злоумышлял его же собственный визирь! В это невозможно было бы поверить, если бы он сам во всем не признался! Вчера его торжественно обезглавили при великом стечении народа!.. Ты известен мне как достойный уважения человек. Подумай, стоит ли тебе возвращаться в дом бывшего хозяина? Ведь у эмира наверняка остались какие-то вопросы по этому темному делу! И надо ли тебе отвечать на них?..»
Юноша с жаром прервал абиссинца:
– Неужели ты и в самом деле мог вернуться в это гнездо стервятников?!
– Конечно, нет! Я от всей души поблагодарил участливого купца за предупреждение и тепло простился с ним. Весть о печальном конце визиря не обрадовала, но и не расстроила меня. Правда, мое положение круто изменилось: я обрел долгожданную свободу. И это было справедливо, ибо я честно выполнил поручение покойного!
Он полюбовался своим добротным халатом, бережно расправил на нем складки и подвел итог необычайным приключениям:
– Эфемерна нить, удерживающая человека на этом свете. И чем она тоньше, тем больше он мечтает о бессмертии. Один мудрец сказал, что жизнь каждого из нас похожа на суетное сватовство к вечности:
Для верности в жизни нет места,
К обманам ее будь готов.
Знай: мир наш – старуханевеста
С несчетной толпой женихов.9
Ренье задумчиво произнес:
– В этом что-то есть… Старуханевеста и вправду не жалует своих обожателей…
Масум постарался успокоить юношу:
– Зато мы можем изредка вкусить незатейливых радостей бытия, полюбоваться синим небом и помечтать о долине правды и справедливости!
Ренье с уважением посмотрел на многострадального скитальца, медленно допил воду из своей чашки и спросил:
– А что это за долина?..
Но ответа не услышал: по его телу разлилось приятное тепло, глаза закрылись, и глубокий сон принял его в свои обволакивающие объятия.
Зов Востока
Прекрасная Алиенора наслаждалась вольной скачкой. Вышколенная лошадь чувствовала восторженное настроение хозяйки и не разбирая дороги, летела по заросшей густой травой всхолмленной долине. Сопровождавшие ее знатные дамы и кавалеры поневоле втянулись в гонку, рассыпавшись разноцветным веером по зеленому простору. Натешившись рискованной ездой, королева повернула к лагерной стоянке, придержала разгоряченную лошадь и медленно подъехала к своему шатру. Мужской костюм, одеваемый ею на прогулки, подчеркивал изящество ее фигуры и позволял показать изысканные манеры опытной наездницы. Сотни восторженных глаз любовались ею, славные рыцари сходили с ума, видя соблазнительную амазонку прямо перед собой. Внешне она выказывала полное безразличие ко всеобщему обожанию, ее лицо сохраняло привычное выражение спокойной уверенности и холодной невозмутимости, но ее сердце ликовало от сладостного ощущения власти над людьми, какую дает только истинная красота!
Король Людовик выехал навстречу любимой супруге, молодцевато спрыгнул с коня и помог ей спешиться. Ему доставляло большое удовольствие видеть перед собой ее свежее лицо, слышать ее приятный голос, держать в своей руке ее трепетную ладонь, чувствовать исходивший от нее волнующий аромат. Он был готов считать их семейные отношения образцовыми, если бы не одно досадное обстоятельство. Алиенора отличалась общительностью, любила шумные компании и не упускала случая выставить напоказ свои прелести. Это вызывало в нем глухое раздражение и нестерпимое желание скрыть ее красоту от посторонних взоров.
И теперь он попытался пробудить в ней чувство опасности и тем самым ограничить размах ее увеселений:
– Ты очень неосторожна. Мы идем по чужим землям и в любой миг отовсюду может вылететь смертоносная стрела. Идущая впереди нас армия германского императора Конрада не церемонится с поселянами. Когда мы приходим в разоренные ею местности, озлобленные люди мстят нам, считая всех христианских паломников своими врагами.
– Разве я могу прятаться за чью-то спину?! В моих жилах течет кровь потомков завоевателей Востока! Полвека назад они захватили Иерусалим, а через несколько лет после этого мой дед Гильом принял крест10и увлек верующих Аквитании и Германии в собственный поход на Святую землю. Он собрал под свое знамя сто тысяч подвижников веры! Я хочу быть достойной славы моих предков!
Людовик помрачнел. Гордые аквитанцы издревле кичились свой образованностью и считали себя выше своих северных соседей. Сейчас ему представился удобный случай уколоть супругу, и он не мог его упустить:
– А чем кончилось это великое предприятие? Гильом дошел до Константинополя, переправился через Босфор и двинулся в глубины Азии. При Гераклее он потерпел поражение от сельджуков и бежал в Антиохию! Нетрудно представить горькую участь ста тысяч христиан, доверившихся ему!
Королева поправила его:
– Гильом бился с врагами до изнеможения и с шестью соратниками лишь чудом вырвался из окружения. Они пришли в Антиохию в изрубленных и залитых кровью доспехах!.. Конечно, Гильом проявил себя в том походе не самым удачливым полководцем. Но потом он искупил свою вину, сражаясь с маврами в Андалусии11: вместе с арагонцами защищал Сарагосу, а в союзе с кастильцами штурмовал Кордову, – она воодушевилась. – Он прославился и другими талантами. С него началась наша поэзия и он первым получил славное прозвание «трубадур»! Это был по-настоящему куртуазный рыцарь и блистательный воспеватель прекрасных дам!
Услышав ругательные для него слова «трубадур» и «куртуазный», Людовик разозлился не на шутку:
– Все его стихи и песни восхваляют сластолюбие и разврат! Да и его собственная жизнь не служит образцом праведности. Недаром его дважды отлучали от церкви!
– И дважды прощали! А его преданность христианству перешла к его потомкам. Как ты знаешь, князь де Пуатье, его сын, и мой дядя, ныне правит Антиохией и ведет жестокие войны с сельджуками.
Упоминание имени прославленного князя успокоило Людовика, и он смиренно сказал:
– В этом я тобой согласен. Наследники Гильома известны своей преданностью церкви и достойны уважения. И я преклоняюсь перед тобой за готовность идти в Палестину.