Утром Ренье отправился к Раймунду, графу Тулузскому для принесения ему оммажа, клятвы, дающей право на пользование феодом отца. Стояла прекрасная погода, ничто не мешало поездке, и он вскоре въехал в Тулузу. Согласно древней традиции юноша вошел во дворец сеньора без оружия и с непокрытой головой. Раймунд принял его, стоя в центре парадной залы. Ренье встал перед ним на одно колено, вложил свои руки в его ладони и объявил о своем подчинении ему в обмен на владение замком Арди с прилегающими селениями и угодьями. Граф поднял нового вассала и поцеловал его в знак заключения сделки. Потом юноша положил руку на Евангелие и поклялся, что будет верен своему сеньору. Раймунд вручил ему кольцо, как знак принятого оммажа. На этом формальности закончились и граф пригласил его сесть. Величественный седовласый старец помнил Ренье еще ребенком: – Ты заметно повзрослел! Очень жаль безвременно погибшего твоего отца. Он верно служил мне и был надежной опорой во всех делах. И главное, он был человеком чести! – Господин! И я, и мои люди будем тебе служить не за страх, а за совесть, и ты всегда можешь рассчитывать на нас! – Благодарю тебя! Все условия пользования феодом оставляю прежними. Передавай мои наилучшие пожелания твоей маме, – он улыбнулся. – И дай ей возможность понянчить внуков! Я слышал, ты привез из Палестины девушку неземной красоты… Юноша смутился: – Она еще совсем ребенок… – Девочки взрослеют быстро. Красота – высшее творение Господа и самая большая загадка. Но будь осмотрителен и помни: люди завидуют чужому богатству, чужим землям и даже чужому здоровью. Но ничто не сравнится с завистью к чужой любви! Он грустно покачал головой и задумался. Ренье переменил тему разговора, тем более, что для этого имелся весьма походящий повод: – Сир, я хотел бы в память о моем отце подарить тебе самое лучшее оружие, какое можно достать на Святой земле. По его знаку слуги внесли сабли, мечи и кинжалы. Их ножны и рукояти были позолочены и усыпаны драгоценными камнями. Ренье взял самую красивую саблю, вынул ее из ножен и повернул острием вверх. Потом достал небольшой кусок кисейной ткани, поднял его вверх и отпустил. Легчайшая материя медленно опустилась на неподвижный клинок и разделилась на две половинки, которые бесшумно легли на пол! Восхищенный Раймунд вскочил с кресла, взял саблю в руки и стал ее разглядывать: – Да это же настоящий дамасский клинок! Он разрубает наши железные доспехи! Благодарю тебя за ценный дар, – он потрепал юношу по плечу, – и приглашаю на ужин. Хочу познакомить тебя с моим сыном и наследником, – голос его потеплел, – тоже Раймундом. Ужин затянулся. Весь вечер Ренье рассказывал о своих приключениях в Палестине: жестоких битвах, коварных разбойниках, добрых эмирах, безводных пустынях и цветущих оазисах. Он произвел на хозяев самое благоприятное впечатление и подружился с Раймундом-младшим, оказавшимся образованным, остроумным и обходительным человеком. На другой день юноша, воодушевленный добрым приемом сюзерена, выехал домой. Хрупкое равновесие Де Лузиньян с немногими сопровождавшими его крестоносцами расположился лагерем неподалеку от Тира. Ему казалось унизительным жить в полевых условиях, но другого выхода не было и пришлось смирился с неприятным положением. Маркграф Конрад назвал его королем без королевства. И это было чистейшей правдой, ведь в его владении не было ни одного, даже самого захудалого городка. Придавленный несчастьем, Гвидо убивал время в бесцельных занятиях и не видел просвета в череде серых дней. Между тем в его лагерь прибывали воины со всех концов Святой земли. Однажды появился небольшой отряд всадников, и де Лузиньян узнал среди них своего старого знакомого, магистра тамплиеров де Ридфора. Они не виделись с печальных времен пребывания в плену у Салах ад-Дина и встретившись, посмотрели друг на друга с некоторым недоверием. Магистр слегка наклонил голову: – Сир, очень рад тебя видеть. Де Лузиньян, помня неблаговидную роль де Ридфора в катастрофе под Хиттином, ответил с изрядной долей неприязни: – Не могу сказать то же самое о себе… Благодаря твоим безумным фантазиям мы вышли в безнадежный поход, проиграли решающую битву и потеряли все! И теперь на мне тяжким грузом лежит ответственность за все наши беды! – Какой смысл копаться в прошлом? Что произошло, то произошло. Господь воздал нам по грехам нашим! – Тебе воздано еще не все. Устав ордена тамплиеров запрещает рыцарям сдаваться в плен. Разве к магистру это не относится? Де Ридфор примирительно улыбнулся: – Султан счел возможным сохранить мне жизнь. Разве я должен был совершить грех самоубийства? Да и ты не соизволил разделить участь своих погибших подданных! Король угрюмо промолчал. Магистр вкрадчиво уколол собеседника: – Зачем нам спорить? Твое положение незавидно: ты король без королевства! Де Лузиньян вскинулся: – Ты не первый, кто упрекает меня в этом! Де Ридфор почувствовал болевую точку Гвидо и вкрадчиво ответил: – Многие и меня считают виновным в утрате Иерусалима и всей Палестины, – он выдержал хорошо рассчитанную паузу. – Поэтому нам нужно действовать вместе. Скоро здесь появятся новые паломники. И они обязательно отвоюют наши земли. Чтобы не оказаться на обочине жизни, мы должны их возглавить! – Каким образом? – Нужно захватить город, сопоставимый по своему значению с Тиром. У баронов, которые прибудут сюда, не будет никаких сомнений, кто тут главный: ты, законный король Иерусалимский, или Конрад, какой-то маркграф. Де Лузиньян подумал и согласился: – В этом что-то есть… Но какой город брать? – Акку! Как только начнем ее осаду, вокруг нас начнут собираться рыцари, ныне рассеянные по Палестине! – А как же быть с твоим обещанием Салах ад-Дину не воевать против мусульман? Ведь он выпустил тебя с этим условием! Попадешь в его руки – потеряешь свою голову. – Дорогой Гвидо, я собираюсь побеждать врага, а не сдаваться ему! – и подумав, он грустно добавил. – Да и смерть – это не самое страшное, что может случиться с человеком… В конце лета разношерстное войско де Лузиньяна двинулось на юг, к Акке. Прибыв на место, христиане окружили город и провели фортификационные работы. Несколько раз они пытались штурмовать его, но сил было мало и гарнизон Акки устоял. Тут же к городу подоспел Салах ад-Дин и обложил своими войсками отряд франков. Де Лузиньян в душе уже проклинал де Ридфора, втянувшего его в очередную авантюру, когда на горизонте появилось несколько кораблей с крестоносцами. Подкрепление резко изменило соотношение сил. Войска султана были оттеснены от города и железное кольцо христианских воинов надежно изолировало Акку с суши. Но и мусульмане усилили блокаду рыцарского войска, в результате чего образовалось двухслойное окружение города. Весной, с началом навигации, из Италии доставили много леса, что позволило быстро выстроить гигантские штурмовые башни и начать полноценный приступ к высоченным стенам Акки. Казалось, еще одно усилие и город падет, но Салах ад-Дин, видя отчаянное положение гарнизона, нанес мощный удар по врагам, прорвался к башням и сжег осадные сооружения. По какой-то нелепой случайности де Ридфор попал в плен к сарацинам. Те обвинили великого магистра тамплиеров в нарушении клятвы, данной им султану при освобождении из плена, и на виду христианского лагеря торжественно отрубили ему голову. Де Лузиньян с тоской смотрел на гибель своего бесшабашного друга и ему показалось, что в последний момент тот махнул ему рукой. После Хиттинской битвы так же, на его глазах, был казнен и другой его верный соратник, де Шатильон. Впервые он подумал, что эти отчаянные рыцари сами искали смерти. И нашли ее. Недаром говорят: «Кто ищет, тот снищет!» За короткое время он потерял самых близких людей, которым был обязан Иерусалимской короной. Однако уходили не только друзья, но и враги. Этот мир покинул его непримиримый противник, князь Раймунд. Все чаще его посещала страшная мысль: может быть, близок и его час?.. Но смерть обходила его стороной. Несмотря на вражду с де Лузиньяном, Конрад помогал христианам, осаждавшим Акку, и участвовал в бесчисленных стычках под стенами города. Он с нетерпением ждал прибытия германского войска и уже думал о большом наступлении на Иерусалим. Почти каждый день приходили обнадеживающие вести: Барбаросса переправился через Босфор, взял столицу Иконийского султаната, перешел через Таврские горы… И громом средь ясного летнего неба пронесся слух о гибели императора. Опытнейший полководец утонул в небольшой речке в окружении множества приближенных! Среди христиан пошли толки, что на самом деле Барбаросса погиб от отравленных кинжалов ассасинов, членов известной на Востоке секты мстителей. А его соратники, желая скрыть свой промах в охране императора, придумали историю с несчастным случаем. Смерть авторитетного военачальника имела катастрофические последствия. Многие германские воины восприняли ее, как знак свыше и предупреждение о грядущих бедах. Большая их часть повернула назад, в родные земли. Под командой сына императора остался лишь небольшой отряд. Конрад с несколькими рыцарями бросился им на выручку и привел изрядно потрепанное пополнение к Акке. Но прибывших воинов было явно недостаточно для разгрома мусульман и захвата Иерусалима. Летом под Аккой высадился отряд крестоносцев под командованием графа Генриха Шампанского, племянника нового английского короля Ричарда, и внука королевы-матери Алиеноры. Едоков в лагере прибавилось, запасы провианта закончились и осенью среди крестоносцев разразился жестокий голод. Воины съели всех собак и дрались даже за падаль. Истощенные люди умирали от самых безобидных болезней, а слабые духом перебегали к сарацинам и там отрекались от Христовой веры. Вскоре по Святой земле пронеслась черная весть о безвременной кончине королевы Иерусалимской Сибиллы с маленькими дочками. Единственной законной наследницей престола стала ее сестра Изабелла, в возрасте одиннадцати лет выданная за бесцветного Онфруа де Торона, верного сторонника де Лузиньяна. Конрад погрузился в невеселые раздумья. Наглый король-проходимец, любитель ловли рыбки в мутной воде, мог устроить какую-нибудь каверзу. Нужно было воспользоваться благоприятным случаем и отстранить его от власти. Вообще-то просматривался гениальный выход: добиться развода Изабеллы с де Тороном и самому жениться на наследнице престола! Но как это сделать?! Его раздумья прервало появление дежурного воина, который доложил о приезде де Ибелина, отчима Изабеллы. Удивленный Конрад вышел навстречу знатному барону, теряясь в догадках: зачем приехал этот неудачливый защитник Иерусалима? Они тепло приветствовали друг друга. Де Ибелин взял Конрада под руку и отвел его в сторону, под раскидистую смоковницу, где их никто не мог слышать. Его лицо было озабоченным, и он сказал: – Как ты знаешь, моя падчерица Изабелла стала единственной законной претенденткой на Иерусалимскую корону. Ее муж, де Торон, не годится на роль короля… Правитель Тира напряженно молчал, пряча взгляд. Де Ибелин продолжил: – Мы с женой Марией, матерью Изабеллы, только тебя видим королем Иерусалимским, ибо ты доказал, что можешь привести христиан к победе. Мы разведем Изабеллу с де Тороном. Ей уже восемнадцать лет, она большая умница и все поймет правильно! Как только она станет свободной, предлагаю тебе женится на ней. Конечно, короля должны назначить западные суверены. Но муж Изабеллы будет первым в числе претендентов на корону. Кроме того, я уверен в поддержке баронами Палестины твоей кандидатуры! Конрад с решительностью воина, принимающего капитуляцию противника, ответил: – Наш святой долг – отвоевать Иерусалим. Для того, чтобы объединить силы христиан, я принимаю твое предложение! Они договорились о дальнейших действиях и расстались. Де Ибелин сдержал свое слово и через считанные дни безвольный Онфруа дал согласие на расторжение брака с Изабеллой. В полном согласии с поговоркой «Лучшая сваха – это молва об отваге воина», юная королева весьма благосклонно восприняла предложение о сердечном союзе с прославленным героем. Она много слышала о горячечной лихорадке страсти, но с вялым Онфруа все было как-то пресно. Он обращался с ней так, как закоренелые скряги обходятся с драгоценной вещицей: любовался и восторгался ею, берег ее, и никого не подпускал к ней близко. Она же, как и положено послушной девочке, с готовностью принимала скупые ласки супруга. Но его усилия на любовном поприще оказались бесплодными во всех отношениях: Изабелла не получала от них удовольствия, и за годы совместной жизни так и не испытала счастья материнства. Увидев статного мужчину, украшенного благородной сединой, она влюбилась в него и поняла: до сих пор она лишь влачила жалкое существование на обочине прекрасной дороги наслаждений, а сейчас судьба дает ей возможность наверстать упущенное. В ней проснулась весенняя свежесть желаний, ей захотелось очаровать доблестного рыцаря, отвечать невинными капризами и милыми шалостями на его галантные ухаживания. Внутренним инстинктом она чувствовала его силу, рождавшую уверенность в скором появлении долгожданного наследника. Идя навстречу взаимным стремлениям жениха и невесты, епископ Филипп де Бовэ, родственник и друг Конрада, без промедления и по всем правилам провел бракосочетание блистательной пары. Конрад был не просто прирожденным рубакой, он принадлежал к славной когорте воинов безумного азарта, всегда летящих впереди железного клина и сокрушительным ударом прорывающих строй противника. Исполнение супружеского долга представлялось ему разновидностью военных действий. Однако правильная осада любовной крепости была ему не интересна. Он вторгался на ложе любви так же, как врывался в захваченный город. Милой Изабелле пришлось поневоле забыть о разных нежностях, и она почувствовала себя пленницей, которой по праву силы вновь и вновь овладевал ликующий триумфатор. После очередной бурной ночи она не сразу могла собраться со своими ощущениями и найти край ложа. Оказалось, что супружество – это война, а мужчина – извечный в ней победитель! Но она быстро смирилась с этой простой истиной, поняв, что желанна мужу, раз возбуждает в нем такую неистовую страсть. И они были счастливы и радовались каждой встрече друг с другом и с нетерпением ждали естественного плода этой упоительной любви. Переиграв своих врагов, Конрад знал, что де Лузиньян не смирится со своим унижением и попытается втянуть в борьбу за Иерусалимский престол своего суверена, английского короля Ричарда. Сам он надеялся на покровительство своих двоюродных братьев, французского короля Филиппа и австрийского герцога Леопольда. Схватка за власть в христианской Палестине разгоралась с новой силой.