– Мы не знаем, кому в конце концов предназначался этот товар, но совершенно ясно, что его предложили Тагаю. Эмира история заинтересовала. Скорее всего, он и сам слышал раньше похожие рассказы. Однако опытный царедворец меньше всего хотел выставить себя олухом, поверившим бабушкиным сказкам, тем более что он хорошо знал здешние места и мог проверить правдивость рассказа. Его ловчий отправился к колдуну, который некогда был приближен к Баялуни. Что было дальше, нам неведомо. Колдун ничего не сказал о сосуде со снадобьем, зато подтвердил существование платка, который был похищен из гробницы. После этого главное действующее лицо всей этой истории бесследно исчезает. Мы знаем, что произошла трагическая случайность, но его сообщники так и остались в неведении. Видимо, у них сохранилась договоренность с покупателями, потому что они до сих пор сидят в Мохши и отслеживают любую новость, связанную с пропавшим купцом. – А искать эти новости Джанибек послал меня, – засмеялся Злат. – Получается, он и есть покупатель. Пример отца его ничему не научил. – Похоже, что так, – кивнул рассказчик. – Теперь в этой истории мне непонятны только две вещи. Зачем понадобилось выдавать себя за арабского купца? Разве было недостаточно просто предложить эту историю Тагаю? И вторая. Зачем этот самозванец расспрашивал москательщика про мазь императрицы Зои? – Думаю, уже завтра ты получишь ответы. Рано утром люди эмира, скрытно заехав от Рязанской дороги, обложат подходы к этой пещерной богадельне, и все ее обитатели окажутся в западне. Вечером приехал Туртас. С ним были два пса устрашающего вида. Здоровенные, крепкие, с не по-собачьи умными глазами. – Охотничьи? – спросил я. – Можно сказать и так, – как-то недобро ухмыльнулся Туртас, – они хорошо идут по следу. Однако больше приучены сторожить. Он ушел ночью, чтобы залечь в лесу неподалеку от пещеры. А с утра посланец эмира прибыл ко входу в подземелье и объявил приказ. Как и предполагалось, едва глашатай скрылся на лесной тропе, многие отшельники бросились наутек, даже не дожидаясь ночи. Впрочем, часть пещерных обитателей добросовестно явилась к эмиру. Как рассказал Злат, они сразу прибавили Симону хлопот, ибо, честно записавшись во все бумаги, изъявили желание учредить монастырь и для этого отослать просителей к епископу в Сарай. А пока суд да дело, они принесли в казну эмира все положенные за проживание здесь платежи и пени за нарушение закона. Вот только некоторые из них собирались отправиться к православному епископу, а остальные – к тому самому, что приезжал недавно, к католику. Это могло привести к образованию сразу двух монастырей. Доезжачий, смеясь, рассказывал, как рвал и метал Симон, щедро рассыпая русские ругательства, которые смиренному иноку и в мыслях держать не пристало. Было отчего. Появление католического монастыря в шаге от исконных православных земель, да еще в самом сердце языческого края, открывало папским проповедникам дороги во все стороны. – Помоги, Хрисанф Михайлович! – умолял посланец Алексия, напоминая про письмо митрополита. – Скажи там в Гюлистане кому надо, что сие есть самое зловредное гнездо доброхотов и соглядатаев венгерского короля. Знаю, хан ведь его не любит. А без ханского ярлыка все их намерения просто тьфу! Плюнуть и растереть. Однако доезжачий, в первую руку, занимался своим делом. Искал тех самых собеседников, подслушанных Баркуком. Мохшинский эмир был в делах охоты человеком сноровистым. Ни один из обитателей пещер от него не ускользнул. После того как на его дворе собрали всех пойманных в лесу и явившихся добровольно, он послал стражников хорошенько обыскать подземелья. С собаками. Вся наша надежда была на Баркука. Сначала он терпеливо сидел в комнате, где допрашивали задержанных и добровольно явившихся, пока один голос не показался ему знакомым. Потом затесался на дворе в толпу ожидавших решения своей участи, пробрался поближе к этому человеку и навострил уши. К тому через некоторое время обратился другой. На ясском. В результате обоих доставили к Злату. Было видно, что доезжачий большой дока в подобных делах. К моему удивлению, он не стал допрашивать задержанных сразу, а велел отвезти их в загородный дворец. Там и состоялся разговор. Илгизар исполнял обязанности писца, мы с Туртасом молча стояли возле Злата, который говорил странным, удивительно ласковым и тихим голосом: – На каком языке будем разговаривать? Если желаете на венгерском, то у меня и такой толмач есть. Позвать? Мне тут добрые люди подсказали, что вы вроде как прибыли из владений венгерского короля, а дорожной грамоты при вас не нашлось. Уж не лазутчики ли вы часом? – Мы слуги царевича Кульпы, – смело ответил один, – подданные хана Джанибека, да продлит аллах его царствование. Так что дорожная грамота нам ни к чему. А перстень с тамгой Кульпы имеем. – Так это еще лучше, – замурлыкал Злат, словно кот, блаженствующий от чесания за ухом, – значит, вы здесь по поручению царевича. Что же он вам поручил искать в лесных пещерах? Ответить задержанные не успели, потому что доезжачий вдруг вскочил и ударил ладонью по стене. Теперь он стал уже совсем иным человеком. Я привык видеть его во время дружеского разговора, за столом или в вежливой деловой беседе, и не догадывался, что этот старик может быть таким страшным. Он пригнулся, словно зверь, готовый к прыжку, и, вперив в перепуганных узников горящий взгляд, стал говорить отчетливо и чеканно, словно забивая гвозди: – Меня сюда прислал хан Джанибек! Прислал со своей грамотой! Знаете, что такое ханская грамота, щенки?! Сам эмир должен ее принимать, встав на колени. Вы думаете, вас защитит тамга царевича? Думаете, он выплатит пеню за два убийства и вы выйдете сухими из воды? Почему вы сделали испуганные лица, мне понятно. А вот почему на них удивление? С этими словами он направился к выходу, сделав знак следовать за ним. Задержанных подвели к телу, вытащенному из колодца. – Видели его когда-нибудь? Они молчали. Злат на это даже не обратил внимания. Он продолжал: – Найти свидетелей, которые видели вас с ним, не составит труда. Как и с его недавно зарезанным слугой. Конечно, царевич заплатит пеню за кровь, вот только убитый – заморский гость. Да еще подданный султана Египта. Придется его уведомлять. Вдруг он не удовлетворится деньгами? Так что будете ждать. Год-другой. Пока ваши головы не покажут послам. Мы вернулись в комнату, и доезжачий внезапно снова переменился. Он сел на лавку и добродушно заулыбался: – Да не переживайте! За два убийства Кульпа как-нибудь откупится. Зачем вы лазите по мордовским лесам и почему селитесь не в караван-сарае или постоялом дворе, тоже как-нибудь объяснит. Все имеет свое объяснение, конец и начало. Но вот то, чего нет, сосчитать невозможно. Это из Писания. Может, читали? Люди благочестивые, среди отшельников живете. Вот только с вечной молодостью вас бес попутал. Нечистое это дело. Да не хлопайте вы глазами. Я-то ведь знаю, что у вас этого снадобья нет, а вот хан – нет. Он думает, что оно у вас. А значит, палачи будут вам в задницы каленые иглы засаживать, пока не отдадите. Мне вами заниматься несподручно. Да и палачей в Мохши хороших нет. Какие здесь палачи? У хана – другое дело. Так что спасение у вас одно – если я смогу хана убедить, что у вас нет этого самого про́клятого сосуда. Или вы еще сомневаетесь, что он проклятый? Допрашиваемые молчали. – Так что смотрите сами. Поможете мне доказать, что не прячете где-то снадобье, – поможете себе. Откуда вы про него узнали? И где? Воистину Злат умел убеждать. Сначала они заговорили осторожно, переглядываясь, потом потихоньку разошлись, стали перебивать друг друга. Доезжачий только улыбался благожелательно и подбадривал, иногда задавая вопросы. История началась в Тане. Они именно так назвали город – на франкский манер. Там в прошлом году был сам Кульпа. Вот он и прознал, что египетский купец хочет поехать в Мохши, чтобы похитить из царской могилы сосуд со снадобьем. Снадобье не простое – секрет продления молодости. Та царица, в могиле которой тот сосуд схоронен, говорят, перед смертью помолодела. Про гробницу эту много всего страшного рассказывают, потому лезть туда никто не решался. Нашим пленникам велено было тот сосуд забрать, причем не у самого купца, а у того, кому он этот сосуд вручит. Чтобы не ошибиться. Кульпа знал, что заказчик – темник Мамай-гурген, сын эмира Алибека. Сам он, вестимо, за сосудом в Мохши не приедет. Пришлет кого-нибудь. Или купец поедет к нему. По лесным дорогам, дело понятное. За купцом здесь и не следили особо. Зачем? Главное – не прозевать было, когда уезжать соберется или когда к нему какой знатный гость пожалует. Один такой у него побывал, явился от эмира Тагая. Думали, снадобье у них в рукаве. Устроили засаду на постоялом дворе по бельджаменской дороге. Посадили там красную девку с зельем. Опоили. Все сумки перетрясли – пусто. Стали дальше следить. А купец этот возьми и пропади, как в воду канул. – Кульпа в Тане где жил? В городе? – Чего летом за глиняные стены лезть? В шатре жил, в степи. – Значит, тот, кто ему про этот сосуд рассказывал, сам к нему приезжал. Кто? – Да, почитай, и ездил к нему один только сурожский гость. Авахав зовут. Злат даже бровью не повел, промолвив, как о само собой разумеющемся: – Чембальских невольников торговал? Откуда они были? Из Белой крепости? Пленники промолчали, однако было видно, что они удивлены Златовой осведомленности. – Одного не пойму. Зачем самому Кульпе это снадобье? Видать, за тем же самым, зачем и Мамаю. Какой-нибудь старой бабе подарить. Когда допрашиваемых увели, доезжачий повернулся к Илгизару: – Вот и оборвалась веревочка. Она, оказывается, сбоку была привязана. Одно хорошо: ребята, сразу видно, ушлые. Таким палец в рот не клади. Значит, тагаевский ловчий уехал с пустыми руками. Почему? Просто повез хозяину какое-то сообщение? – Так, может, тем все дело и закончилось? – предположил Илгизар. – Ловчий доложил Тагаю, что колдун не видел в гробнице никакого сосуда. Только платок. Вот тот и передумал с этим связываться? – Этот платок многие видели в свое время. Баялунь его часто в руках держала. А что его в могилу положили, немногие знали. Если бы на этом дело закончилось, меня бы сюда не гоняли. Да еще два раза. Скорее наоборот. Только поверили, что все это правда, а продавец пропал. – Значит, его сообщник сидит и ждет, когда за товаром явится покупатель. Илгизар вдруг замер, как будто чего-то испугался. Уставившись в одну точку перед собой, он отчаянно теребил бороду, что, как я уже заметил, являлось у него признаком крайнего душевного напряжения. Злат незаметно сделал нам знак – не мешайте. Мы уже хотели даже выйти из комнаты, как наш мыслитель радостно рассмеялся: – Ничего этот покупатель брать не будет! Без платка. Платок и есть подтверждение того, что сосуд взят из могилы. Иначе можно любой кувшин продать. С конским кизяком. Платок-то многие видели! Вот потому наш самозванец его так берег, прятал отдельно в потайном месте. Да еще в одежде, которую никогда не надевал. – Значит, за платком придут, – кивнул Злат, – тайно или явно. Причем в самое ближайшее время. На эту приманку и будем ловить. Я спросил Илгизара, ждать ли нам к ужину Мисаила, или процесс, за которым он остался следить, будет идти еще долго. Процесс пока не закончится, ответил Илгизар, но он сменит нашего ученого друга. Потом Хайме предложил всем отправиться к Илгизару, прихватив с собой кушанья, чтобы взглянуть, наконец, на волшебное снадобье, хотя было ясно, что старый рыцарь хочет лишний раз поболтать с милой его сердцу сказочницей. Однако, когда я уже умылся, переоделся в чистое и вылил на себя немного благовоний, ко мне вошел стражник: – Там посыльный тебя спрашивает. Он передает приглашение на ужин к купцу Некомату из Сурожа. Ждет ответа. Когда я вышел во двор, там меня поджидал Злат: – Страже дан приказ уведомлять меня обо всех, кто будет тебя спрашивать, – пояснил он. И добавил: – Это сын Авахава. Бьюсь об заклад, что он и есть покупатель на наш платочек. Не заставил долго себя ждать. XXXIX. Сахар Сатурна Хайме ушел ужинать с Магинур и Мисаилом. Я отпустил с ним и Симбу с Баркуком. Мы остались дожидаться Некомата. Злат передал ему с посыльным приказ немедленно явиться. Купец прибыл быстро. Это был совсем молодой человек. Почтительно, но с достоинством поклонившись, он представился. – Ты совсем не похож на своего отца, – доброжелательно поприветствовал его Злат. – Я помню его еще совсем нестарым человеком. Мы познакомились в Сарае. Во времена Узбека. – Отец часто рассказывал про тебя, – улыбнулся купец, – он всегда восхищался твоим умом. Некомат был одет в простой, без вышивки и украшений кафтан, сшитый тем не менее из тонкого, хоть и некрашеного сукна. На ногах красовались сапоги из дорогой кожи, которую персы называли «булгари». Ее делали в улусе Джучи. Пояс у него тоже был под стать остальной одежде: шелковый, но без шитья и кистей. Купец приветливо улыбался, чем сразу располагал к себе. – Мне сказали, что ты хотел видеть купца из Египта, – продолжал Злат. – Попробую угадать зачем. Может, ты хотел увидеть вот этот платочек? Если ты суеверен и боишься проклятий, то лучше не бери его в руки. Он из заколдованной могилы. Кроме того, ты напрасно хочешь купить его. Платок украден и должен быть возвращен туда, откуда взят. Купец осторожно взял протянутый платок и развернул его: – Я лишь выполняю поручение. Мне сказали, что от тебя долго нет вестей, а это верный знак, что матерый лис напал на след. Это не мои слова. Думаю, тот, кто их мне сказал, тоже пел с чужого голоса. – Может, расскажешь мне эту историю? – Почту за честь. Хотя я уже вижу, что ты знаешь намного больше меня. Если от меня может быть какая-то польза, можешь располагать мною, как собственным слугой. Можешь мне доверять. К сожалению, у меня нет с собой никакого письма, но ты поинтересуйся у московского монаха Симона – митрополит Алексий дал бы мне свою грамоту, если бы я у него попросил. Поэтому я не только предлагаю любую посильную помощь, но и прошу помочь мне. Было видно, что эти слова удивили даже привычного ко всему доезжачего. – Алексий, насколько я помню, с младых ногтей не любил твоего отца. – Он и сейчас его не любит. Что с того? Отец всегда искал выгоду возле морской торговли. В наших краях ею издавна заправляют Венеция и Генуя. Сурожским купцам здесь отводилась участь даже не уртакчи, а скорее приказчиков. Подбирающих объедки со стола хозяев. Конечно, отец имел много дел с земляками-армянами, которые торгуют с Востоком, но в наших краях они не ведут большой торговли. Греки тоже сейчас обеднели. После того как двенадцать лет назад франков изгнали из Золотой Орды, дела отца стали идти намного хуже. – Приходится даже потихоньку торговать пленными в Чембало, – посочувствовал Злат. Некомат грустно развел руками, давая понять, что ничего не может поделать с этим бесспорно печальным событием: – Дело это незаконное и рискованное. И, следовательно, прибыльное. Невольников продавали за бесценок, а покупали за очень хорошие деньги. Причем всех сразу. Но и здесь отцу отводилась лишь участь приказчика – главная выгода досталась купцам из Белой крепости. В последнее время дела у них идут все лучше и лучше. – Ты хотел рассказать о твоих делах с митрополитом. – С самого начала своей деятельности, еще с тех пор, когда я был всего лишь писцом при отце, я смотрю в другую сторону. На север. Отец тоже имел дела с Москвой, но и там был лишь приказчиком у генуэзцев. Они искали путь к таинственному закамскому серебру. Отец говорил, что именно тогда вы и познакомились. Вот он и рассказал мне про то, что тогда в Орду пытались добраться купцы с Янтарного моря. Я и подумал: если гора не дошла до Магомета, почему бы Магомету не дойти к горе? Морская торговля в наших портах в упадке и неизвестно, когда наладится. Зато есть старая, наезженная и безопасная дорога на Львов. Есть и еще одна – на Краков. Сейчас она, как говорят русские, заколдобила, но виной тому княжеские и королевские нестроения. Оттуда рукой подать до венгерских и чешских серебряных рудников, железа, фламандских сукон, Янтарного моря, откуда прямая дорога во все закатные страны. Уверяю тебя, этот путь куда ближе и удобней, чем через Константинополь, где за господство уже много лет грызутся Генуя и Венеция.