– Осторожно. Думаю, он заряжен. – Бум. Я осторожно кладу пистолет на место и достаю красные леггинсы. – К тому же, – добавляет Джесс, – возможно, мне придется застрелить человека, который продолжает красть мою одежду. – В конверте триста пятьдесят долларов. Ну по крайней мере триста двадцать. – Вообще-то есть еще один момент, из-за которого отец ведет себя несколько странно. Джесс говорит это небрежно, но я улавливаю скрытое напряжение в ее голосе. – Да? – не менее хладнокровно произношу я. – У отца перерыв в работе, так что он не получает зарплату, а эта квартира – его пенсия или вроде того. Он просит меня, чтобы ты съехала. Плохо. – И что ты ответила? – Я говорю, а если Клэр заплатит тебе всю арендную плату, которую задолжала? – Это сколько – еще четыреста? Джесс качает головой. – Семьсот. В любом случае, отец не слишком-то обрадовался. Он сказал, что подумает, но теперь ему тоже придется платить вперед. Я смотрю на нее. – Послушай-ка, но ведь тогда я должна где-то найти тысячу сто долларов. – Я знаю. Прости, Клэр. Я пыталась с ним спорить, но отец все время твердит, что я финансово безответственна. – И сколько у меня времени? – Я могу немного его задержать. Может, несколько недель. – Круто, – с горечью говорю я, но знаю, что Джесс не виновата. Моя комната вполне подошла бы и паре, а расположение в Ист-Виллидж идеально подходит для молодых профессионалов, работающих в финансовом районе. Ее отец может получить гораздо больше от сдачи в аренду этого жилья. Повисает тишина. Джесс берет сценарий и начинает листать. – Мне нужно еще кое-что просмотреть. Джек дал мне указания. Сцена в лесу, по-видимому, все еще недостаточно проработана. – Хочешь, чтобы я прочла эти строки? – А ты сможешь? Джесс бросает мне сценарий, и я нахожу нужную страницу, хотя, вероятно, знаю этот момент наизусть. Забудьте «Ромео и Джульетту», это самая сексуальная сцена во всем творчестве Шекспира. Шекспир, несмотря на то что большинство людей считают его чересчур культурным и скучным, а потому больше не актуальным, создал лучших персонажей. Джесс начинает. Джесс (за Гермию) Ну что ж, тогда найди себе приют; А я на мшистый склон прилягу тут. Джесс ложится на спину, как бы готовясь ко сну. Я иду и ложусь рядом с ней. Я (за Лизандра) На тот же мох и я прилягу тоже: Одно в нас сердце, пусть одно и ложе! Чувствуя себя неловко, Джесс уворачивается. Джесс Нет, нет, Лизандр мой! Я тебя люблю! Но ляг подальше, я о том молю! Это классический пример: слова на странице говорят одно, а актер знает, что персонаж имеет в виду нечто совершенно другое. Лизандр действительно хочет «вынести мозг» Гермии. И, несмотря на столь прекрасные стихи, он готов произносить что угодно, лишь бы получить желаемое. Он мужчина, верно? А Гермия, хотя и знает, что, вероятно, не должна позволять ему спать так близко от нее, мечтает о нем. Она просто хочет, чтобы он был подальше, то есть не поддаваться искушению. Текст и подтекст. Я приподнимаюсь на локте и смотрю на Джесс сверху вниз. Я Мой друг, пойми невинность слов моих… Однако даже когда я с тоской смотрю в глаза Джесс, какая-то часть меня кричит: «Тысяча сто долларов? Даже работа от Генри не может обеспечить такую сумму». Внезапно я сталкиваюсь с перспективой, что вся эта хрупкая фантазия рухнет вокруг меня, как декорация между сценами. Нет денег – нет квартиры. Нет квартиры – нет занятий. Нет занятий – нет визы. Мне придется ковылять домой, поджав хвост, в страну, где меня больше никто не возьмет в качестве актрисы. Я прижимаюсь губами к губам Джесс. На долю секунды она поддается искушению – я вижу замешательство в ее глазах. Потом она отстраняется. Джесс Лизандр загадывает очень красивые загадки. То есть он очень хорошо целуется. Потом он снова пытается поцеловать меня, бла-бла-бла, и мы возвращаемся. Я скатываюсь с кровати: – Мне показалось, тут есть нюансы. – Знаешь, – задумчиво говорит Джесс, – ты намного лучше, чем тот придурок, с которым я разыгрываю эту сцену. Прости, Клэр. В жизни нет справедливости. «Расскажи мне об этом» – как говорят в этом городе. То есть: «Пожалуйста, не надо. Никто не слушает».