От автора «Хроники Придайна» принесли мне больше писательской радости, чем какие-либо другие мои книги. Грустно завершать этот путь, и я понимаю, что невозможно беспристрастно говорить о таком долгом труде, в который вложено столько души. Тем не менее я должен предупредить читателей пятой хроники: ждите неожиданностей. Само повествование немного иное, охват шире. Здесь больше внешних столкновений, однако я старался добавить больше внутреннего содержания; если форма ближе к традиционной героической саге, надеюсь, персонажи получились живыми людьми. И хотя речь идет о великой борьбе, когда подвиги пришлось совершать всем: Тарену, принцессе Эйлонви, Ффлеуддуру Ффламу и даже свинье-прорицательнице Хен Вен, – то, что случилось потом, серьезней, чем сама битва. Окончательный выбор, которого не избежать никому, даже верному Гурги, невыносимо труден. По счастью, в реальном мире такой выбор перед нами не встает – по крайней мере, буквально такой же. Однако в каком-то смысле мы совершаем этот выбор снова и снова, потому что для нас он никогда не бывает окончательным. Правильный ли выбор сделал Тарен и какой у книги финал – счастливый, печальный или то и другое вместе – решать читателю. Эту хронику, как и предыдущие, можно читать независимо от других. Однако она дает ответ на некоторые давние вопросы. Почему бесчестному Мэггу позволили сбежать из замка Ллира? Что сталось с глупым великаном Глеу? Разумно ли поступил Даллбен, приютив у себя королеву Акрен? И конечно, главное: кто родители Тарена? Что до самого Придайна, отчасти это исторический Уэльс, отчасти – Уэльс, которого никогда не было. Поначалу я думал, что это маленькая страна, существующая лишь в моем воображении, однако с тех пор она для меня стала гораздо больше. Да, Придайн вырос из валлийских легенд, но мне пришлось сильно его расширить, чтобы вымышленный мир стал значим для мира реального. Первые друзья моих героев так же верны им, как были в начале пути; за годы эта дружба только окрепла. Я обязан им больше, чем они догадываются, и, как всегда, с любовью посвящаю им эти страницы и надеюсь никого не разочаровать. Быть может, порой они обижались, что я прошу их набраться терпения, но мне они за это время стали еще дороже. Ллойд Александер Глава первая Возвращение домой Под серым, холодным небом неспешно ехали двое всадников. Один из них, высокий и стройный, наклонился вперед, навстречу ветру, и не отрывал взгляда от дальних холмов. На поясе у него висел меч, а за спину был закинут окаймленный серебром боевой рог. Его спутник, Гурги, лохматый, как и пони, на котором тот восседал, зябко кутался в плащ, тер замерзшие уши и хныкал так жалобно, что Тарен наконец придержал коня. – Нет, нет, – всхлипывал Гурги, – верный Гурги готов ехать вперед! Он последует за добрым хозяином, о да, как всегда! Не обращай внимания на все его всхлипы и хрипы! Не жалей его бедную, слабую голову! Тарен улыбнулся, видя, что Гурги хоть и хорохорится, но с надеждой поглядывает на уютную, окруженную вязами полянку. – Мы не спешим, – ответил он. – Да, мне хочется поскорее доехать до дома, но не ценой твоей слабой, бедной головы. Мы сделаем здесь привал, а утром двинемся дальше. Они привязали лошадей и разожгли костерок, огородив его кольцом из камней. Гурги засыпал сидя. Не успев даже дожевать свою еду, он свернулся калачиком и сладко захрапел. Тарен, превозмогая усталость, сидел у костра и чинил кожаную упряжь. Внезапно он замер и тут же вскочил на ноги. Прямо с неба на него падал черный комок. – Гурги! – закричал Тарен. Отяжелевший со сна, Гурги сел и часто заморгал. – Гурги! Посмотри! Это Карр! – радовался Тарен. – Ее, наверное, послал за нами Даллбен! Ворона захлопала крыльями, защелкала клювом и закаркала во все горло еще до того, как опустилась на протянутую руку Тарена: – Пр-ринцесса! Пр-ринцесса Эйлонви! Каер-р-р! Каер-р! Домой! Домой! Усталость, словно плащ, свалилась с плеч Тарена. Гурги, окончательно проснувшийся, с радостным воплем побежал отвязывать лошадей. Тарен вскочил в седло серого своего коня Мелинласа и галопом поскакал прочь из рощи. Карр сидела у него на плече, Гурги на пони еле поспевал следом. Они не слезали с седла и день и ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы напоить коней, наскоро перекусить и прикорнуть на полчаса. И снова неслись вперед, не щадя себя и лошадей, все время на юг, по горной долине к Великой Аврен и дальше, пока однажды ясным утром не увидели знакомые поля Каер Даллбен. Не успев переступить порог, Тарен попал в такой круговорот суматохи и радостной суеты, что толком не понимал, куда повернуться. Карр хлопала крыльями и пронзительно каркала. Колл, чья большая лысая голова и широкое лицо сияли, словно полная луна в ясную ночь, хлопал Тарена по спине. Гурги вопил и скакал от восторга. Даже древний волшебник Даллбен, который обычно не любил отвлекаться от размышлений, приковылял из своей хижины и молча глядел из-под лохматых бровей на взбудораженных обитателей обычно тихой усадьбы. Тарен никак не мог пробиться к Эйлонви, хотя отчетливо слышал в шуме голос принцессы. – Тарен из Каер Даллбен, – воскликнула она, когда он двинулся в ее сторону, – я уже несколько дней тебя жду! Я столько времени училась быть молодой леди… будто до тех пор ею не была. И вот наконец вернулась, а тебя нет! В следующий миг он оказался рядом. На груди принцессы по-прежнему блистал серебряный полумесяц; палец тяжелило кольцо, сделанное мастерами Дивного Народа. Однако теперь ее лоб охватывал тонкий золотой обруч, и Тарен, глядя на богатое одеяние девушки, со смущением вспомнил о своем запыленном плаще и заляпанных грязью башмаках. – И если ты думаешь, будто в замке жить приятно, – не переводя дыхания, продолжала тараторить Эйлонви, – то могу уверить тебя – ты ошибаешься! Скучно и тоскливо! Меня заставляли спать на перинах и подушках, набитых гусиным пухом, таких больших, что в них можно задохнуться. Думаю, гусям они нужны больше, чем мне… я про пух и перья, разумеется, не про подушки. И слуги, подающие тебе как раз ту еду, которую ты терпеть не можешь… И голову мыть без конца… И вышивание, и реверансы, и все такое, о чем и вспоминать-то не хочется. Уж не помню, сколько времени я не прикасалась к мечу… Эйлонви вдруг резко замолчала и с любопытством посмотрела на Тарена. – Странно, – проговорила она, – с тобой что-то произошло. Даже волосы будто не твои, хотя по-прежнему выглядят так, будто ты стригся сам и с закрытыми глазами. Ты… ну, не могу я объяснить. В смысле, если ты сам не скажешь, никто не угадает в тебе Помощника Сторожа Свиньи. Тарен ласково рассмеялся, глядя на озадаченно нахмурившуюся Эйлонви: – Что верно, то верно, давно я не ухаживал за Хен Вен. Мы с Гурги путешествовали по стране Свободных коммотов. Чем только мне не пришлось заниматься! А вот на скотном дворе я так и не побывал. Я соткал этот плащ своими руками на ткацком станке Двивах Ткачихи. Я выковал этот меч в кузнице Хевидда Кузнеца. А это, – с легкой грустью проговорил он, вытаскивая из-да пазухи глиняную миску, – я слепил на гончарном круге Аннло Горшечника. – Тарен вложил миску в руки Эйлонви. – Если тебе нравится, бери. – Красивая, – протянула Эйлонви, разглядывая миску. – Я буду ею дорожить. Но ты не понял меня. Я не говорила, что ты уже не годишься в Помощники Сторожа Свиньи. Лучше тебя этого не делал никто в Придайне. Но что-то еще в тебе появилось… – Пожалуй, принцесса угадала главное, – вставил Колл. – Уезжал от нас просто помощник на скотном дворе, а вернулся мастер на все руки. Тарен печально покачал головой: – Не знаю, много ли я умею, зато знаю наверняка, что я не ткач, не кузнец, и гончара, увы, из меня тоже не выйдет. Когда Карр нас разыскала, мы с Гурги уже ехали сюда, чтобы остаться здесь навсегда. – Рада слышать, – ответила Эйлонви. – Я боялась, что ты будешь странствовать до скончания дней. Даллбен рассказал мне, что ты отправился искать родителей и встретил кого-то, кого счел своим отцом, но ошибся. Так? Я уж совсем запуталась в твоих приключениях. Ничего не понимаю. – А тут и понимать-то нечего. Что я искал, то нашел. Хоть и не то, на что надеялся. – Нет, – проговорил Даллбен, который внимательно прислушивался к их разговору, – ты нашел больше того, чем искал, и обрел, возможно, больше, чем догадываешься. – Я по-прежнему не понимаю, зачем ты вообще уезжал из Каер Даллбен, – начала Эйлонви. Ответить Тарен не успел, потому что кто-то ухватил его за руку и принялся неистово ее трясти. – Привет, привет! – закричал белобрысый и голубоглазый юноша в богато расшитом плаще, таком мятом, будто его намочили и хорошенько отжали, а расправить забыли. Рваные ремешки его обуви были кое-как связаны крупными неумелыми узлами. – Принц Рун! – едва узнал его Тарен. Рун стал выше ростом и здорово похудел. Зато улыбка его была по-прежнему широкой, во все лицо. – Не принц, а король Рун, – со вздохом поправил его молодой человек. – Отец мой, король Руддлум, умер прошлым летом. А я вот привез Эйлонви. Королева Телерия хотела оставить принцессу на Моне. Надо, говорила она, завершить ее воспитание. Ты же знаешь мою мать: ее бы и сам Даллбен не уговорил. И поэтому, – Рун приосанился и гордо взглянул на Тарена, – поэтому я сам, собственной волей, принял решение. Я приказал снарядить корабль, и мы отплыли с Моны. Удивительно, что может сделать король, если только пожелает! Мы привезли с собой и еще кое-кого. Рун указал в сторону очага. Только сейчас Тарен заметил толстенького коротышку, который сидел, зажав между колен котелок. Незнакомец облизал пальцы и наморщил нос, глядя на Тарена исподлобья. Он и не подумал встать или хотя бы приподняться в знак приветствия, только коротко кивнул, будто они знакомы сто лет. Жидкие волосы вокруг его лукообразной головы затрепетали, как водоросли под водой. Тарен глядел, не веря своим глазам. А человечек приосанился и фыркнул высокомерно и в то же время обиженно. – Мог бы запомнить меня: не так часто встречаешься с великанами! Забыл? – с досадой проговорил он. – Да как я могу забыть? – воскликнул Тарен. – Еще как помню! Пещера на Моне! Когда я в последний раз тебя видел, ты был… побольше ростом, мягко говоря. И все равно это ты! Глеу! – Будь я по-прежнему великаном, – проворчал Глеу, – меня бы все узнавали. Тогда, в пещере… – Ты угодил в самое больное место, – прошептала Эйлонви. – Теперь его не остановишь. Станет вспоминать о тех славных деньках, когда был великаном. Замолкает он только для того, чтобы поесть, и перестает есть лишь для того, чтобы поговорить. Я еще могу понять и простить его обжорство. Еще бы – питаться так долго одними поганками! Но зачем он все время говорит про свое великанство? Казалось бы, ему было так плохо, что надо поскорее это время забыть! – Я знал, что Даллбен послал Карр с обещанным зельем для Глеу, чтобы вернуть ему прежний вид, – сказал Тарен, – но что произошло дальше, понятия не имею. – Вот что с ним случилось, – с готовностью принялась объяснять Эйлонви. – Как только Глеу уменьшился до своих размеров и смог вылезти из пещеры, он пришел в замок Руна. Там он всех до смерти замучил своими бесконечными и бестолковыми рассказами. Но прогнать его ни у кого не хватило духа. А когда мы собрались плыть сюда, то взяли его с собой, думая, что он захочет поблагодарить Даллбена. Не тут-то было! Нам пришлось его чуть не за уши тащить на корабль. Я уж теперь жалею, что мы не оставили его на Моне. – Даже Глеу здесь, – проговорил Тарен, оглядываясь, – а троих наших лучших друзей я не вижу. Нет старого доброго Доли и Ффлеуддура Ффлама. И я надеялся, что принц Гвидион приедет встретить Эйлонви. – Доли прислал привет, – сказал Колл. – Но придется обойтись без его общества. Нашего друга-карлика выковырять из его подземного королевства так же трудно, как выкорчевать старый пень в поле. Что до Ффлеуддура, то он как раз легок на подъем, как перекати-поле. Ничто не удержит его от веселой встречи. Думаю, он скоро явится сюда вместе со своей арфой. – Принца Гвидиона тоже ждем, – добавил Даллбен. – Кое-что нам надо с ним обсудить и обдумать. Но вы, молодежь, конечно, вольны считать, будто важнее возвращения домой принцессы и Помощника Сторожа Свиньи нет ничего на свете. – Ладно, я это опять надену, когда приедут Ффлеуддур и принц Гвидион, – сказала Эйлонви, снимая с головы золотой обруч. – Просто для того, чтобы и они могли посмотреть, как эта штука выглядит. А пока пусть моя голова отдохнет. Обруч так давит, будто тебе сжимают шею, только выше. – Что ж, принцесса, – улыбнулся Даллбен, отчего его морщинистое лицо сморщилось еще сильнее, – корона больше обуза, чем украшение. Если ты это поняла, то уже научилась многому. – Научилась! – воскликнула Эйлонви. – Да я этого учения вдосталь наглоталась. По мне не видно, так что вы и не поверите! Хотя погодите. Вот чему меня выучили. – Она достала из-под плаща сложенный вчетверо кусок ткани и почти смущенно протянула его Тарену. – Я вышила это для тебя. Правда, она не совсем еще закончена, но все равно возьми. Хотя моя работа совсем не такая красивая, как те вещи, что делал ты. Тарен развернул ткань. На полосе шириной в размах его рук была на зеленом поле вышита кривыми стежками белая голубоглазая свинья на зеленом поле. – Я хотела изобразить Хен Вен, – пояснила Эйлонви. Рун и Гурги протиснулись поближе, чтобы рассмотреть ее рукоделие. – Сперва я пыталась вышить здесь и тебя тоже. Потому что ты любишь Хен Вен и потому что я… я думала о тебе. Но ты получился похожим на тоненькую рогульку с птичьим гнездом наверху. Пришлось вышивать заново, но уже только одну Хен Вен. А ты просто вообрази, что стоишь рядом, чуть левее, вон в том углу. Иначе я бы и за год не управилась. И так целое лето провозилась. – Если и вправду, вышивая, ты думала обо мне, – тихо сказал Тарен, – то лучшего подарка я и не желаю. И не важно, что глаза у Хен Вен на самом деле карие. Губы у Эйлонви задрожали. – Тебе не нравится? – потерянно спросила она. – Нравится, очень нравится! – с горячностью воскликнул Тарен. – Какая разница, карие ли, голубые у нее глаза. Это полотно мне пригодится…