Да, как же, приедут они, если бы за каждым так приезжали, то четверти города тогда бы как ни бывало, так что не все те правила, что работают: – Ха-ха! – смеюсь, разворачиваюсь и скрываюсь в лифте. Пока еду, машинально царапаю прадедушкиным перстнем пластиковое покрытие: «Свобода», – но покрытие, как всегда, остаётся неповреждённым, привычно не царапаясь, а я так же обычно думаю о том непразднике, что всегда со мной. Не стал рассказывать полоумной соседке, что, если бы рак был заразным, то я давно заразился бы от своей дочери, у которой его как раз и диагностировали. И тоже уже лежал бы в палате, а скорее, меня уже аннигилировали бы, чтобы не возиться, как генетически бесполезный никчемный материал. Если бы соседка знала про инфицированную дочь, она бы сошла с ума, писая кипятком. Ха-ха, наличие дочери есть ещё одно моё – генетическое – правонарушение. Но что эта соседка несёт? Рак заразный? Меньше нужно смотреть телесмарт! Интересно, почему нас, непригодных, не уничтожают? Наверное, потому, что кому-то же надо работать, вот и я сейчас, завалюсь домой и начну отвечать на звонки клиентов сети «Лучшая сеть 10G», со всеми их глупостями, что опять у кого-то скорость интернета недостаточно быстрая, чтобы он мог заняться виртуальным сексом, или что у какого-то дохляка виртуальная схватка с Кинг Конгом прервалась на самом интересном месте, когда чуть было не завалил чудище ударом ноги в голову в прыжке. Что-то меня тревожно беспокоит. Уничтожение контролёрами прыщавого безбилетника, как знамение? Нет. Ах, да. Я ведь действительно воровал коммерческую инфу и продавал, чтобы были деньги на лечение смертельно больной дочери. И меня за это и впрямь могут убить по государственному заказу. Но тут такая жизнь, которая… Хочется по инерции сказать, из которой и уйти не жалко – но, однако же, всё равно жалко, жить хочется, да и дочь пусть бы ещё пожила. Телесмарт rigor mortis Надо бы отвлечься и поглядеть, что делается в мире. Телесмарт, включаясь, возникает из пустоты и повисает медузой в углу комнаты. Заваливаюсь в кресло, уствившись в экран. Крупный план вирусов и бактерий перемежается с застывшими лицами ньюсмейкеров, которые несут только им понятные глупости: «Результаты исследований с высокой степенью корреляции в очередной раз подверждают предыдущую гипотезу. – Но ведь аскоцепция задала новое измерение! – перебивает учёного журналист. – Да, но стигмаматотрон выказал высокую степень резистентности…» Титры переводят высокомудрую белиберду на понятный язык: «Рак, похоже, заразный». Далее мысль в титрах продолжается: «Охвативший нашу страну рак, как считают ученые, в высокой степени вероятности является инфекционным, или корректнее сказать, контагиозным». А, вот это уже ближе ко мне, читаю титры: «Большой удельный вес генетически непригодного материала в нашей стране ставит вопрос…» – вчитываюсь, но понимаю, что ничего нового нет, кроме того, что нам по-прежнему запрещено иметь детей под страхом тюремного заключения, а то и – новинка! – смерти. Далее гораздо более интересно: «Вопреки охватившей несознательные слои населения панике, – тут вместо титров появляется лицо главного эпидемнадизрателя, который говорит особо раздельно и медленно, а его слова дублируются титрами внизу, – нет чёткой достоверности, что мы полностью, как мамонты, могли бы вымереть», – и омоложенная необотоксом маска лица странно улыбается. Дальше уже слушаю вполуха. Раз они озвучивают вслух эти якобы недобросовестные страхи, то и дураку понятно, что страхи более чем обоснованны. Мы, значит, блин, вымрем, так что грозящий мне смертельный приговор теряет весь свой ужас. Ладно, пора работать, сажусь к компу, а перед включением VPN работодателя закидываю собственный маячок в Dark Net: «когда мы вымрем», – вписываю в поисковике, и в YouTube появляется лицо главного оппозиционера, который, непойманный, вещает из конспиративного подвала: «Из-за несменяемости власти жить нам, всему населению страны, осталось… – его состарившееся в подвале необременённое необотксом морщинистое лицо грустно улыбается, не задаваясь вопросом, какая связь между несменяемостью власти и эпидемией: – Всего несколько месяцев, а то и недель. Эпидемия неэпидемной болезни распространяется в геометрической прогрессии…» – выключаю. Возможно, он и прав, и нам всем через пару недель наступит кирдык. А мне – даже раньше. Завтра к следаку. Новинки от следователя Следователь выказывает доброжелательность: – Как настроение? – Странное, – отвечаю. – А что так? – Да скоро всем кирдык. Раковирус распространяется. А политикам и руководству государства насчёт того, что всё хорошо, я не верю, сорян. – Ага, – торжествующе бросает следователь. – Ты начал что-то понимать. – То есть? Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю. – Что вы хотите этим сказать? – Очень просто, – следователь перестает ходить по кабинету, присаживается и вперяет в меня взгляд: – Вы же занимались в вашей компании моделированием ситуаций? – Да. Это не было в чистом виде моделирование, но выстраивание проекций к сегодняшним точкам развития с их дисперсией на будущие события. – Ладно, ладно, – машет следователь рукой. – И я там был по сути всего лишь лаборантом, – продолжаю. – Ты уже понял, что по совокупности совершенных деяний тебе грозит аннигиляция, – следователь резким движением посылает скользящие по столу в мою сторону планшеты с их кинематографически запечетленными совершенными мной преступными деяниями в виде лазания в компьютеры начальства и нажимания на клавиши клавиатуры. Молчу, без особого интереса глядя на живые картинки слоев прошлых событий. – В общем, поскольку тебе всё равно терять нечего, то я тебе предлагаю поучаствовать в смертельно опасном эксперименте, – доносится вкрадчивый голос. – Зачем? – пожимаю плечами. – Если ты не соглашаешься, то у тебя нет шансов. – А если соглашаюсь? – По крайней мере, приключение. – И в чём смысл? – Послужишь своей стране, науке. – Можно поподробнее? – То, что у нас сейчас рак стал инфекционным, – следователь подглядывает в свой планшет, – имеет свою причину. Когда-то на Земле недолечили коронавирус COVID-19. Изобрели множество вакцин и лекарств против ковида, но все они были с побочными эффектами. В результате рак стал заразным. – Могу ли я подумать? Следователь куда-то звонит, потом мы идём по коридорам и заходим в кабинет моложавого седого мужчины в блестящем костюме, который мне говорит: – Времени нет. Включайтесь в работу по предолению последствий стародавней пандемии ковид. Произошли генетические изменения из-за когда свирепствовавшей пандемии коронавируса. Ваша задача повернуть время вспять и их устранить. Погибнете ли вы? – профессор, как я его назвал про себя, переводит взгляд. – Этого никто не знает. Ни я, ни вы. Ни Господь Бог. Даже если предположить, что он есть. Однако я вам гарантирую интереснейшие приключения. Вы будете посланы с помощью машины времени назад, в прошлое. – Умру ли я в мучениях? – Этого тоже никто из нас не знает, – говорит учёный. – Даже каждый про собственное будущее и самого себя, даже и не путешествуя во времени. С учетом того, что прогнозы сулят скорую смерть моим современникам через несколько недель или месяцев, его слова звучат особенно зловеще. А я вообще ничего не теряю, сбегая из опасного настоящего. Я не верю в амулеты. Но немного, наверное, верю. Украдкой бросаю взгляд на доставшийся от предков перстень с голубым камнем, и мне вдруг кажется, что тот мне задорно подмигивает ожившим взглядом. – Вы будете заброшены в прошлое и там будете жить, выполняя задание, – говорит профессор, – а потом как пойдет, так пойдёт. Учитывая вашу склонность к риску, вы самая подходящая кандидатура. – Вернусь ли я? – Мы на это рассчитываем, Кросс Кельвин,– слышу звучащий в мой адрес ответ. – Вы обязаны вернуться хотя бы ради науки. Подготовка к десанту Моя задача – найти человека, из-за которого ковид не долечили. Найти человека и сделать так, чтобы коронавирус был бы долечен. Тогда и нынешнего заразного рака как ни бывало. Итак, я должен найти в прошлом, в которое я отправляюсь, человека по имени Эдуард Померанец: – Тебе надо, – говорит профессор, попивая естественный – не синтетический! – коньяк, – да хоть убить этого Померанца. Пей, пей, не стесняйтся, – приглашает учёный, и следуя его примеру тоже пригубливаю. – Но только разберись вначале, что лучше для выполнения задания. Если роль Померанца действительно важна, и без него безпобочные вакцина и лекарство не состоялись бы, то тогда не убивай. В общем, делай что хочешь, но чтобы разработки лекарства и вакцины были бы доведены до конца. – Как интересно, – вежливо поддакиваю. – К тому же вы с ним похожи. – То есть? – Ты крал, чтобы спасти свою дочь. Он крал, чтобы спасти свою жену. – И как, спас? – Спас, похоже, – безразлично отвечает профессор. – А кому продал? – Что? – Кому продал то, что он украл? И что он украл? – Разработки по ковиду. По тому, как его лечить. Но продал тем, кто не сумел довести дело до конца. Его же собственный институт из-за отсутствия этих образцов не смог дорешить до конца проблему и создать эффективное с минимумом побочных последствий лекарство. – Как сложно… – тяну. – Мне есть смысл этим заниматься? – спрашиваю. – Конечно, – отвечает профессор. – Если ты выполнишь задание, то мы снимем с тебя лейбл генетически непригодного материала. – Как это понимать? – Тем самым ты докажешь свою генетическую пригодность. – А кем я буду? Каким лейблом? Если задание выполню и вернусь? – Upper middle class. Высший средний класс, – отвечает профессор. – Сможешь полностью легализоваться. Если у тебя, допустим, есть смертельно больная дочь, – пытливо всматривается в меня учёный. – Что тогда?