– У нас тихо, кому мы нужны. Майка сильная, с любым мужиком справится. Не переживай, она вернется. И точно, девочка на следующее утро пришла. Бабка за ремень схватилась, но лупить внучку не стала. Олимпиада скрестила руки на груди. – А через год Трошины уехали. Раиса мне сказала: – Майе предложили учиться в спортивном интернате, там и кормят, и комнату дают, и одевают. Я где-нибудь рядом жилье сниму. И все! Умотали. Больше здесь не появлялись. Вот уж странно. Зачем за угол в столице платить, с чужими людьми куковать, когда своя изба добротная есть? Можно же не сдавать ее. Если Майка в спортинтернате, то Раисе денег, которые она получала, пенсии и как почтальон, вполне хватило бы. Огород у нее имелся, куры. Глупое поведение. – А что было с Сережей? – спросила я, заранее зная ответ. – Он так и не вернулся, – вздохнула Олимпиада, – хороший мальчик, только не современный. Вечно в библиотеку уезжал, а потом стал к Владимиру Николаевичу бегать. Я встрепенулась, услышав новое имя. – Это кто? – Владимир Николаевич в музее работал, – пояснила Липа, – названия его не скажу, он каждый день в Москву на работу катался, Сережа к нему туда ездил. Раиса говорила, что он мальчику книги давал, все уговаривал идти в институт, где учат на музейных работников, вроде у него там блат есть. Хотя какой он Николаевич? Парню небось тогда двадцать с небольшим стукнуло. – Он и сейчас здесь живет? – уточнила я. – У него тут и дома нет, – усмехнулась моя информаторша. – Мать у парня сильно болела, он ей снимал избу Трошиных на весь год, чтобы жила на свежем воздухе. У Ксении была беда с легкими какая-то, не рак, не туберкулез… х… б… х… л… Вот же! Медсестра я, а название забыла! – ХОБЛ? – подсказала я. – Хроническая обструктивная болезнь легких? – Точно! – кивнула Олимпиада. – Экая ты умная! Не один год они жили у нас, потом уехали. – Значит, у Сергея все же были друзья, – пробормотала я, – Майя Трошина и Владимир Николаевич. Фамилию его помните? – Знаменитая тогда, политическая! – засмеялась Липа. – Такую не забудешь. Маркс! У тебя телефон мигает. Глава одиннадцатая – Ты где? – отрывисто спросил Михаил. – Беседую с соседкой Джейн, – объяснила я. – Быстро иди к ней домой, – велел Вуколов, – я нашел Кабанову. От глагола «нашел» у меня сжалось сердце. – Она жива? – Тревожный чемоданчик у меня всегда с собой, я сделал, что мог, вызвал «Скорую». Поторопись, – сказал Миша. Я встала. – Олимпиада… э… э… – Да не люблю я отчество, – отмахнулась хозяйка, – телефон громкий, говорят тебе, а мне слышно. Пошли вместе. Может, и моя помощь понадобится. Мы быстро оделись, добежали до участка Кабановой, вошли в открытую теперь калитку, дошли до двери дома и очутились в холле. В нос ударил противный запах. – Чем воняет? – поморщилась моя спутница. – Гнильем каким-то. В прихожую из коридора выглянул Вуколов. – Лампа! Кто это с тобой? «Скорая»? – Медсестра широкого профиля, – представилась Липа, – а вы машину по какому адресу вызвали? – По тому, где Кабанова живет, – ответил Миша, – по прописке. – Ой, нет, надо иначе, – занервничала моя сопровождающая, – дайте телефон. Я протянула ей свою трубку. – Алло, – через секунду закричала Липа, – диспетчер, не тот адрес Кабановой дали. Надо улица Рабочая, дом семнадцать. Ага! Официально переулок Октябрьский, но подъезд с другой стороны. Олимпиада сунула мне мобильный. – Держи. Где Евгения? – В гостиной, – ответил Вуколов, – а может, это столовая. Дышите через раз. Главное, по коридору пробраться, в комнате меньше воняет. Давай, Лампа. Я вошла в полутемное помещение. – Свет здесь где зажигается? – Фонарик в айфоне, – хмыкнул Миша, и тут же вспыхнул узкий луч, – любуйся. – Из чего здесь стены? – удивилась я. – Странные какие-то! – Около них сложены до потолка пачки старых газет, журналов бог весть за какие годы, самих стен не видно, – вздохнул Миша. – Идите осторожно, пыльно здесь, грязно. Мы вошли в комнату, которая, возможно, служила столовой. На грязном до безобразия диване лежала Кабанова. – Матерь божья! – воскликнула Липа. – Ну и бардак! Ну и жуть! А с жадиной что случилось? Тю! Да она спит! Храпит, как всегда! Небось очередной вещий сон Храпунцель видит! – Кто? – не поняла я. – Храпунцель, – повторила Олимпиада, – сказка есть про Рапунцель. А у нас Храпунцель. Вещие сны, видишь ли, она видит. Одно время Женька по соседям ходила, говорила: – Я могу любую проблему решить. Скажите, в чем дело, вечером лягу спать, мне вещий сон привидится, и я буду знать, как вам помочь. Я сновидица-пророчица. Ага! Нашла дураков. Вещие сны! Никто из деревенских к ней не пошел. А из города ездили, уж не знаю, сны она им свои сообщает, или люди деньги в долг берут. – Это не храп, а хрип, – прервал рассказчицу Миша, – Кабановой плохо. – Она может заснуть в автобусе, – не сдалась Липа, – сядет и хр-хр-хр. Поэтому ее и прозвали Храпунцель! Вещие сны Храпунцель! Умора! – Хозяева, «Скорую» вызывали? – заорал из прихожей женский голос. – Чем у вас тут воняет? – Сейчас их встречу, – ответил Миша и направился в холл. – Святые угодники! – продолжала ахать Олимпиада. – Как же человек в таком хламе-грязи живет? Уму непостижимо! – К синдрому Гарпагона добавился еще комплекс Плюшкина, – пробормотала я, – небось они друзья, ходят парой. – Ты о чем? – спросила Липа. В ту же секунду в комнате появились две женщины. – Ух! – сказала одна. – Елена Николаевна, у нас с вами сегодня просто день собирателей сокровищ! Уже третий вызов подряд в одинаковые норы с накопленным дерьмом. – Что случилось? – устало спросила доктор. Миша показал на открытую банку рыбных консервов на столе. – Мы с Евлампией приехали сюда по делу, договорились о встрече. Хозяйка нам не открыла. Мне это не понравилось, я вскрыл замок на калитке, потом запоры на двери дома… На лице врача появилось выражение изумления. Я вынула удостоверение и показала ей. – Мы не воры. – Детективное агентство, – кивнула Елена Николаевна, – все ясно.