– Сходи одна, а? – попросил Вуколов. – Умираю, спать хочу. Настена сегодня всю ночь зажигала, у нее зубы режутся. Я ее тряс, тряс, да все впустую. Сбегай одна, пожалуйста! Я пока в машине подремлю. Утро на дворе, светло, тепло, птички поют, солнышко светит. Чудесная погода… Никакой опасности для девушки-красавицы нет. Я поежилась. – Да уж. Тепло, прямо жарко, минус два-три, наверное, с неба «крупа» валится. Ветер с ног сбивает. Ладно, посмотрю, что там, и вернусь. – Спасибо тебе огроменное, – обрадовался Вуколов и полез в джип. Я натянула капюшон и пошла по тропинке. Сначала дорожка была узкой, потом расширилась, привела меня на пригорок, резко свернула направо, и я увидела несколько старых домов, в окнах которых горел свет. Я обрадовалась. Лампа, ты молодец, правильно сообразила! Вот она, часть Горяева, которая дожила до новых времен! Определенно ее жители знают Джейн, возможно, расскажут мне нечто интересное, объяснят, куда она подевалась с утра. Я приблизилась к первому дому и постучала в дверь. Тишина. Пришлось снова постучать. Снова никакой реакции. Я посмотрела на часы. Уже одиннадцать! Говорят, сельский люд встает с рассветом, и свет в доме горит. Почему никто не откликается на стук? Ладно, пойду попытаю счастья в другом месте. Я вздохнула, повернулась спиной к двери, хотела уже сделать шаг, и тут раздался голос: – И кто ко мне пришел? Кто пендельтюр шатает? Женщина говорила ласково, потом дверь приоткрылась, и из-за нее на меня выплеснули массу ледяной воды. – Мама! – взвизгнула я. Дверь распахнулась настежь, я увидела женщину в теплом халате, она держала в руке пустое ведро. – О господи! – ахнула незнакомка. – Вы человек! – Ну да, – простонала я и затряслась от холода. Тетушка бросила бадейку. – Заходи скорей, сейчас тебе полотенце дам, чаем напою! Уж прости дуру старую! Достала нахалка всех! Ходит, по сараям шарит, яйца у кур тащит, а то и несушку сопрет. Продолжая причитать, хозяйка втащила меня в сени. – Снимай куртку, сейчас живо ее высушу. И свитер стаскивай. Не конфузься, я медсестра, всего навидалась, ничему не удивляюсь. Минут через пятнадцать я, завернутая в огромный байковый халат, сидела на кухне и пила чай, который цветом напоминал отвар сена. – Прости бабку глупую, – каялась хозяйка, – лиса к нам повадилась. Наглая! Хитрая! Ночью орудует, тащит все, что хочет. Сейчас я услышала стук. Ну кто сюда придет? Наши двери открывают без предупреждения, мы тут всю жизнь провели, то ругаемся с соседями, то обнимаемся. Родственниками стали. А чужие здесь не ходят. Поселки построили, там живут люди с достатком, наши, слава богу, все на работу к ним устроились. Уходят рано. К семи уже на службе, кто у кого чем занят. А я в местной больнице медсестрой работаю, сутки через двое. Вчера отпахала, сегодня балдею. Слышу, значит, стук. И кто колотится? Соседки давно людям полы трут, дороги метут. Что за ирод во дворе шарится? Так лиса же! Зараза! Уже утром пришла. Ну, думаю, сейчас выдам тебе! Получишь душ ледяной. И плесканула на крыльцо. И вон чего вышло! Ты вообще кто? – Евлампия, – представилась я, – но меня лучше звать Лампой. А что такое пендельтюр? Вы сказали: «Кто пендельтюр шатает». – Имя у тебя, как у поповны, – ухмыльнулась хозяйка, – а я Олимпиада. Если коротко – Липа. Пендельтюр – дверь, так моя бабушка говорила, она у немцев горничной служила. «Тюр» на ихнем языке – дверь. Ну а пендель понятно что. – Вы, наверное, знаете Джейн, – продолжала я. – Кабанову? – поморщилась собеседница. – А как же! Вон оно что! Вот никогда бы тебе не сказала! Не любительница я в чужие дела нос совать и поучать молодых не берусь. Папаша мой говорил: «Скорость звука самая на свете низкая. Мать чего-то в двенадцать лет детям внушала, а слова ее до нас дошли, когда нам уж за сорок перемахнуло». Уж я над ним посмеивалась. А ведь прав отец-то, он мне внушал: «Меньше о других сплетничаешь, крепче спишь, спокойнее живешь». Вот я никому ум в голову не запихиваю, но раз уж водой тебя умыла… посоветую. Уезжай-ка ты домой. Не связывайся с клопихой. Потом долго плакать будешь, да поздно! – С клопихой? – повторила я. – Это кто? – Да Джейн твоя – жена клопа! – воскликнула Олимпиада. – Слышала о таких насекомых? В постелях грязных живут, кусаются. Глава десятая – Знаю про кровососов, – улыбнулась я, – но с ними пока не сталкивалась. А почему вы так Кабанову называете? – Джейн, – поморщилась Олимпиада, – это она себе имечко придумала. Да все в курсе – Женька она! Евгения, блин, Ивановна. Сына у нее убили, хорошего такого паренька, а ей по фигу! Не ходи к ней, пропадешь. Поверь мне! Лучше подумай: тебе до смерти нужно то, из-за чего ты в долговую яму лезешь? Если кто болен, на операцию деньги ищешь, на лечение, тут уж поделать нечего. Но ежели хочешь машину, квартиру купить, крепко мозгами раскинь! Все рассчитай и только тогда ступай в банк. Но не к Кабановой, она тебя разденет догола! – Евгения дает деньги в долг? – осенило меня. – Ну да, – подтвердила Липа. – А ты что, не знала? Зачем тогда прикатила? Я достала из сумочки удостоверение и показала его приветливой женщине. – Детективное агентство, – прочитала та, – как в кино прямо! Что случилось-то? – Вы сказали, что у Евгении убили сына, но он вроде пропал без вести. Вдруг парень просто сбежал? Почему вы думаете, что его лишили жизни? – задала я свой вопрос. – Значит, слушай, – оживилась Олимпиада и завела рассказ. Родители Джейн отличались патологической жадностью. Отец Жени – председатель сельсовета, или, на современном языке, местный мэр, ничего никому не делал просто так. Самую простую справку без взятки не выдавал. Мать Евгении была врачом, заведовала небольшой больницей и вела себя как муж. Такая семья не должна была испытывать материальных трудностей. Но все Кабановы бедно одевались, глава семьи носил самые дешевые часы, а его супруга не сверкала даже дешевыми украшениями. Куда они девали деньги? Жители Горяева и близлежащих сел знали: если тебе срочно нужна некая сумма, иди к Ивану Петровичу, он даст деньги сразу. Но ты потом вернешь долг с процентами. Когда отец умер, ростовщичеством занялась Мария Алексеевна, мать Жени. А после ее кончины «ссудной кассой» стала рулить Джейн. Вся округа знала, что молодая Кабанова хочет выйти замуж. Она не скрывала своего желания, частенько забегала к Лидии, местной свахе, и робко интересовалась: – Может, для меня жених найдется? Кое-кто из местных парней с большим удовольствием мог отвести Евгению в загс. Их привлекало богатство невесты, поэтому они проявляли к ней интерес. Джейн радовалась каждому новому кавалеру, короткому периоду ухаживания, подаркам, которые ей дарили, и в конце концов пускала претендента на ее руку и сердце в дом, укладывала в свою постель. Но ни один из женихов совместного проживания не выдержал. Самым терпеливым, считай, жадным, оказался Степа Маслов, он провел с Кабановой три месяца. Когда парень вернулся домой, его мамаша, злоязыкая Катерина Петровна, растрепала в местном магазине, как живет самая богатая невеста околотка: спит на рванине, питается просроченными продуктами и, чтобы поменьше платить за газ, моется холодной водой. – Пусть у нее «бабок» полные подвалы, но жить с жадиной невозможно, – резюмировала Маслова. Через какое-то время ручеек лиц мужского пола, который вяло тек к Кабановой, иссяк. От кого она забеременела и родила мальчика? Даже сейчас, когда прошло много лет, этот вопрос нет-нет да и всплывает в беседах немногочисленных теперь местных кумушек. Ребенок у Джейн получился странный. Люди, которые приходили к Кабановой, никогда не слышали детского плача. Как только сыну исполнилось три месяца, Джейн отдала его в ясли, затем мальчик переместился в детский сад, потом в школу. Дети не любили Сережу, дразнили его, а порой откровенно издевались над ним, называли нищим придурком, на всю голову больным. В чем причина такого отношения? Кабанов одевался в отрепья. У него никогда не было при себе конфет, печенья, которыми можно угостить приятелей. Евгения отказалась платить за обеды в школе, но директриса, добрая женщина, оформила ученика как неимущего, и Сергей стал получать бесплатные обеды. Вечно голодный мальчик съедал их до крошки, а у местной детворы считалось нормой кривить нос при виде «изысков» школьной столовой и презрительно говорить: – Такое дерьмо даже собаки не едят. Сережа же лопал и суп, и скользкие холодные макароны с аппетитом. Одноклассники прозвали его жруном. Сидел мальчик один на последней парте. Только в пятом классе у него появилась соседка – Майя Трошина, девочка, у которой из родных была только бабушка. Почему она пересела к Кабанову? Как-то раз школьники начали в очередной раз дразнить Сережу, тот, по своему обыкновению, молчал, сидел на перемене за своим столом, читал какую-то толстую старую книгу. Федя Круглов, весьма недовольный тем, что жертва не реагирует, выхватил у него том. – Отдай, пожалуйста, – попросил Сережа, – книга не моя. Взял ее в библиотеке в Москве. Если порвутся страницы, мне там больше никакой литературы не дадут, это библиотека для взрослых. А там много интересных книг, еще тех, что в девятнадцатом веке выпустили. Федор рассмеялся, бросил книгу Лене Кисуниной. – Собачка, лови! Сережа попытался поймать том, но Лена перекинула его Паше Окошину. Забава понравилась школьникам, они швыряли том друг другу, потом Лена отправила его в окно и велела: – Кабанов, иди ищи. – Как вам не стыдно! – возмутилась Майя Трошина. – Чего Серега вам плохого сделал? Сидел тихо, к вам не приставал. Майю в классе любили и побаивались. Девочка занималась спортивной гимнастикой и могла так дать в зубы, что мало не покажется. Училась она отвратительно, знаний не хватало даже на двойки. Но поскольку на всех районных и областных соревнованиях Трошина всегда занимала призовые места, ей ставили в журнал четверки. – Да ладно тебе, – загудел Федор, – уж и посмеяться над придурком нельзя. Он что, тебе нравится? В ту же секунду Круглов оказался на полу, удар в нос, который Трошина нанесла главному мучителю Сергея, был сокрушительным. – Да, – заявила Майя, стоя над поверженным хулиганом, – Серега мой друг. Кто его тронет, получит по морде. На следующее утро Трошина села рядом с Кабановым. Через месяц Майя стала получать честно заработанные тройки, потом четверки. Поставив девочке впервые пятерку за контрольную, учитель математики спросил: – Что случилось? Тебя не узнать. – Сережа со мной занимается, – ответила девочка, – он очень понятно объясняет, по сто раз повторяет, и я понимаю. И вот вам еще одна причина, по которой дети терпеть не могли Сережу, – с первого класса он получал только отличные отметки. У него даже четверок в дневнике не было. Олимпиада прищурилась. – Откуда я все знаю? Раиса Сергеевна, бабушка Майи, сдавала жилье дачникам на лето и осень, а потом она нашла жильцов на весь год. Я их с девочкой бесплатно пускала в мою летнюю кухню, она к дому пристроена, ну типа терраса. Студено, конечно, не очень удобно, но когда в кошельке пусто, то радоваться будешь, что есть где спать, жить, продукты на что купить. А холод и потерпеть можно. Сережа постоянно к Майе приходил. Раиса его подкармливала чем бог послал, мне про парнишку рассказывала, удивлялась, какой он замечательный. Никто мальчиком не занимался, а он очень любил учиться. Ездил в столицу в библиотеку, сидел в зале, читал. Книгохранилище на базе какого-то института было основано, там полно старых книг прошлых веков. Мальчик их просто глотал. Липа горько вздохнула. – Другим детям все условия родители создают, а толку? Евгения же вообще сыном не занималась, а прекрасный мальчик рос. Но потом он пропал. Вернее, исчезли они вдвоем с Майей. Раиса в панику ударилась: убили внучку. Я ее успокаивала: