— Давай, спрячемся! На крышу у вас можно попасть? — Нет, крыша закрыта, и, вообще, поздно уже. Я уже собиралась спать. Мне хотелось спровадить Тима. Я чувствовала себя неловко, мне казалось, что соседи могут подглядывать в дверные глазки. Поэтому озиралась, боялась, что сейчас откроется лифт или одна из дверей. Ещё и Тим вёл себя слишком настырно, и этим пугал. — В это время мы обычно переписываемся, и ты ещё часа два точно не будешь спать, — Тим меня тут же раскусил. — Я боюсь, что нас кто-то заметит из соседей, — прошептала я. Он распустил объятия, схватил меня за руку и потащил на лестницу. Между этажами было темно. — Тут никто не увидит, — он снова попытался меня поцеловать. Но я вновь отстранилась: — Тим, да что с тобой? Ты странно себя ведёшь! — Со мной всё отлично, а веду я себя вполне пристойно и прямолинейно! — договорил он, и, обхватив моё лицо ладонями, поцеловал. Внезапность и порывистость меня всегда пугали, и, хотя я со вчерашнего дня грезила о поцелуях с Тимом, но его наглость лишь отталкивала. — Ти-и-и-м, — я вывернулась. — Не надо, пожалуйста! Не порть всё! — Что я делаю не так? — весёлый голос Тима сменился разочарованием. — Чего ты так боишься? — Если ты ещё не понял, то я боюсь всего! Всего, всех и повсюду! — опять это говорила подступающая изнутри обида, которая стояла комом в горле. Я рванулась вниз, забежала в квартиру и резко захлопнула за собой дверь. Тим то ли не успел опомниться, то ли специально не стал догонять. Скорее второе, я же знаю его реакцию: он успел бы пару раз меня догнать или перехватить, если бы захотел. По щекам потекли слёзы, но я стояла у двери и прислушивалась. Судя по всему, Тим ушёл. Я упрекнула Тима, что он всё портит, но испортила в итоге всё сама. Затем подошла к окну на кухне, выглянула во двор, видела, как Тим вышел из подъезда, и оранжевый капюшон его худи быстро растворился в темноте. Да что со мной не так?! Я закрылась в ванной, чтобы в слезах не попасться родителям на глаза и избежать расспросов. Включила воду, подставила руки под струю воды и смотрела на себя в зеркало. И этой полоумной трусихе из отражения я сказала, что она дура, и повела себя, как истеричка. И если Тим теперь никогда не захочет с ней общаться, то поступит правильно. Через пятнадцать минут в ванную осторожно постучалась мама: — Ян, ты там жива? — Да, через пять минут выйду. Умылась, и, ускользнув от родительского внимания, ушла в комнату. Телефон непривычно молчал, сообщений от Тима не хватало. А зелёный кружок, показывающий, что он в сети, укорял меня. Теперь меня душила вина, и я не выдержала. Не знала, как объяснить мою внезапную истерику, за день я дважды оттолкнула Тима от себя, и не могла даже себе объяснить, что на меня нашло. Написала ему короткое: «Тим, прости меня!» Но стоило мне отправить это сообщение, зелёный кружок погас, сообщение осталось непрочитанным, хотя Тим наверняка получил уведомление, но не стал ничего выяснять и отвечать. Просто вышел. Я понимала, что, возможно, сделала ему больно, и такого он точно не заслужил. Глава 21. Обиженка Тим на уроках выглядел сердитым, в мою сторону не смотрел. А я так и не решилась подойти к нему сама и поговорить. На большой перемене, как всегда, чаёвничали с Ингой. — Чего хмурая такая? — спросила она. — Я, похоже, очень Тима обидела. — Ты?! — Инга поперхнулась. — Разве ты способна кого-то обидеть? — Он вчера пришёл ко мне, а я испугалась, что нас заметят соседи, и просто убежала. — Твой стиль! Я думала ты только от Ковалёва бегаешь, — хмыкнула Инга. — А Тим что? Дай угадаю: даже не попытался тебя догнать, а теперь строит из себя обиженку? Инга так всё перевернула, что ситуация выглядела совсем под другим углом. Я не стала комментировать, и по моему молчанию она сделала вывод, что права. — Он тобой манипулирует, — подруга наклонилась ближе. — Не ведись. Если ты и дальше будешь вестись на его обидки, он продолжит. Но я почему-то так и думала, что он трус и слабак. А если ещё и манипулятор, то это полный треш. Я слушала Ингу, и всё больше задумывалась над её словами. С такой подачи я никогда и не думала о Тиме. Замечала в нём только хорошее, а Инга, похоже, видела его насквозь. Я тяжело вздохнула, а Инга продолжила: — Янка, у вас же всё не как у людей. В отношениях всегда должен быть оголённый нерв, страсть, страдания от тоски друг по другу, а если этого нет, то какой вообще смысл? За ручку походить?! — Не должно быть страданий. Зачем это всё, если это одни страдания?! — эту мысль Инги я никак не хотела принимать. — Если только одни ссоры и страдания, то это не круто, но всегда должны быть сильные эмоции, тогда это по-настоящему! Но любовь — это как безумие, когда рвёт башню, ломает, как наркомана, когда ты дышать не можешь. Кажется, что умрёшь без любимого человека, и сердце из груди вылетает! А у вас какой-то сопливый треш. Сплошной тухляк. — Я думаю, что важнее человек, а не эмоции, тем более такие. Мне нужно было подумать над словами Инги, найти доказательства её правоты. Конечно, верить в то, что Тим мной манипулировал, не хотелось. Спросить напрямую?! Он же не признается. Оставалось только не вестись на его обиду и ждать, когда сам напишет. Но так я тоже не могла, я-то чувствовала вину. — И что ты будешь делать, человек? — улыбнулась Инга, передразнивая меня. — Я с ним поговорю, если будет манипулировать, думаю, я сразу пойму. — Нет, ты его не раскусишь. Он ведь начнёт давить на жалость, и что тогда? — Не знаю пока. Но для начала нужно просто поговорить! Но Тим не строил из себя обиженку, хоть и ходил хмурый, но перед последним уроком написал: «Не убегай после уроков, встретимся, где обычно». И действительно ждал меня на нашем месте недалеко от входа. — Что это вчера было? — начал он. Говорил серьёзно, но без претензий. — Если бы я сама могла объяснить, — я опустила глаза. — Прости! Ты меня напугал, я терпеть не могу сюрпризы, а ты ещё и вёл себя странно. — Чем напугал-то? И странно, это как? — Н-у-у, приставать начал, затащил в тёмный пролёт и полез целоваться. До этого ты был другим. — В пролёт затащил, потому что ты боялась соседей. А в чём странность, что я хотел тебя поцеловать? Я чувствовала себя загнанной в угол. Тим говорил мне об этом вчера прямым текстом. — Сейчас не вижу ничего странного, а вчера меня это пугало. Ты предупреждай заранее. — Предупреждать заранее?! Тебя, как, письменно уведомить? С нотариально заверенной подписью?! — Тим не шутил, он явно возмущался. Потом фыркнул. — Окей. Яна, предупреждаю, что буду пытаться тебя поцеловать сегодня, завтра, послезавтра и во все последующие дни наших встреч, возможно, неоднократно. Прими к сведению, распишись здесь и здесь. Так подойдёт? Или нужно ещё и расписание составить? Тим говорил серьёзно, но его сарказм укорял. Всё это время я пыталась поймать его на манипуляции, но, похоже, об этом он даже не думал. Зато его явно цепляло, что я его постоянно отвергаю. — Тим, ну хватит, — усмехнулась я. — Но у меня условие, чтобы мы были только одни. Без свидетелей. Тим огляделся по сторонам: — Сейчас тут никого нет. — Вон мужик сидит в машине, — указала я на стоянку. — Вон бабуля какая-то собаку выгуливает. — Они на нас даже не смотрят, — и не успела я это проверить, как Тим приблизился и поцеловал меня. В этот раз так медленно, нежно и бережно, что я растаяла, как мороженка. Тим отстранился. А я ещё стояла несколько секунд с прикрытыми глазами и наслаждалась теплом в груди и состоянием невесомости, а потом словно очнулась и начала испуганно оглядываться. — Ян, ты странная, — улыбался Тим, глядя, как я смотрю по сторонам. Я ничего на это не ответила, ещё пребывая в каком-то состоянии внутреннего блаженства. А Тим взял меня за руку, и мы двинулись дальше к моему дому. Вспомнились слова Инги про любовь. Не было ни безумия, ни страсти, ни тахикардии, но было тепло, приятно, а, главное, не страшно, хоть я и стеснялась свидетелей наших поцелуев. У моего подъезда мы не расходились. Тим предупредил, что он сегодня уедет пораньше с Пашей, поэтому на каток мы бы успели только дойти и переобуться, вместо этого предложил погулять сейчас и обещал забежать вечером.