«Ты себе даже не представляешь, насколько ты попал в тему!» Меня тоже распирали эмоции, и так хотелось ими с кем-нибудь поделиться. Поэтому отринув все-все подозрения, начала строчить незнакомцу восторги о том, как обожаю Драгонсов. Он охотно отвечал, делился своими восторгами. Мы обсудили группу, последние новости, любимые треки. Такой кайф найти единомышленника, что уже даже стало неважно, кто он. Главное, что он на одной со мной волне и так же, как и я, фанател от моей любимой группы. С Ингой у нас музыкальные вкусы очень разнились, и если я слушала поп-рок и немного альтернативы, то Инга слушала певиц, как я их называла, «поющих на последнем издыхании». Я не понимала этой «умирающей музыки». Певицы обычно что-то шептали весь куплет, а потом, словно их обливали ледяной водой на припеве, начинали истошно выть. Инга называла эту недомузыку вещами, выворачивающими душу, и цепляющими струны эмоций и совершенно не понимала мою безусловную любовь к Imagine Dragons, которых я была готова слушать круглыми сутками на самой мощной громкости. Да и никто не понимал, а этот загадочный Tim K, он понял и разделил мою любовь и мои восторги. И оказался очень общительным. Мы проболтали, наверное, часа два, я забыла пообедать и переодеться, так и лежала на животе с телефоном в руках и в школьной форме, пока не заглянула мама: — Яночка, ты есть-то будешь? Мы с Сонькой вдвоём уснули. Так тихо, что я думала, ты ещё не пришла. — Угу, — буркнула я и, стараясь не отрывать взгляда от телефона, начала переодеваться. Незнакомец молчал, я видела, что он что-то печатал, но так ничего и не отправлял. Я уже перебралась за обеденный стол, разогрела картофельное пюре и хотела поторопить собеседника с ответом, как он прислал: «Может, погуляем?!» Я подавилась картошкой. А ведь так всё хорошо начиналось, он мне даже нравился в переписке. «Для начала стоит познакомиться!» Все мои подозрения нахлынули разом. Втёрся в доверие, понравился и теперь вытаскивал в реал. Воображение моментально нарисовало картины престарелого педофила-извращенца, почему-то с жёлтыми кривыми зубами и лысиной. «А мы уже знакомы». И мне прилетел запрос от него в друзья. Фоток у него было мало, но на паре фотографий трёхлетней давности можно было разглядеть лицо. Я так и замерла с открытым ртом. Это же Тимофей Клячин — мой одноклассник. Его все в гимназии называли «Клячик», но он никак на это не реагировал. Тимофей в принципе ни на кого не реагировал. Этакий тихушник-пофигист, хотя его никто и не буллил, да и в школе он появлялся редко. Не помню, чтобы Тимофей с кем-то близко дружил. Он низкого роста, наверное, самый маленький мальчик в нашей параллели, темноволосый и незаметный. В школе вообще не отсвечивал. Сидел на последней парте с Марком Захарченко — с таким же тихоней и заИкой. А я с Тимофеем и не общалась близко ни разу, если только по учёбе мельком. Я чувствовала себя дурой, накатило какое-то разочарование. Хотя как я могла догадаться, что это он, если общих друзей, кроме классной руководительницы, у нас и не оказалось. «Шифруешься? Никогда бы на тебя не подумала», — написала я. «Типа того. Узнала теперь?» «Тимофей. Это было неожиданно». «Так что насчёт погулять? Можно в кино сходить, но завтра». «Ты меня типа приглашаешь на свидание?!» До этого меня никто в кино не приглашал и на свидания не звал. Мы иногда выбирались в кино и театры с Ингой. А один раз в прошлом году даже ходили с её парнем и его другом. Но запах плесени отбил у меня желание встречаться с другом парня Инги. «Называй это как тебе хочется) Так пойдёшь со мной?» А впрочем, что я теряла? Инга теперь пропадала у своего Дождика, кроме уроков и подготовки к ЕГЭ делать особо нечего. Дома вечно мама с мелкой Сонечкой, покоя никакого. Поэтому думала я недолго и согласилась. «Тогда давай завтра в два около Маяка. Сможешь?» — писал Тимофей. «Ок». Я думала, что он ещё что-то напишет, но он тут же пропал из сети. Инга молчала, хотя прошло уже часа четыре, как я убежала из тату-салона. Мне хотелось поделиться с ней новостями, интересно было узнать, что она думает о свидании с Клячиком. Но она будто пропала. И мне оставалось лишь делать уроки. Хотя третья четверть одиннадцатого класса — это уже время не уроков, это постоянная гонка и нервотрёпка, сплошные Всероссийские проверочные работы (ВПР) и подготовка к единому государственному экзамену (ЕГЭ). У меня полкласса сидела на успокоительных, другая половина, скорее всего, тоже сидела, но упорно отрицала этот факт. А я, человек, который только в прошлом мае соскочил с антидепрессантов, уже подумывала, не вернуться ли к приёму препаратов снова. Уж слишком наши учителя нагнетали обстановку перед экзаменами, и вся наша параллель была будто на взводе. Дело в том, что наша гимназия считалась элитной. Когда рядом с нашим районом отгрохали огромный жилой комплекс (ЖК), для него построили гимназию и позиционировали её, как суперинновационную и продвинутую. И это было действительно так, на основе гимназии открыли кванториум, сотню различных кружков, да оснащение у школы было на высшем уровне. Что мне нравилось больше всего – что акцент был сделан на учёбе. Среди учеников сделали рейтинги, поощряли участие в олимпиадах и соревнованиях. Появилась целая стена почёта достижений учеников и постоянные награждения лучших из лучших. В такой школе хотелось учиться, и учиться хотелось хорошо. Но в какой-то момент это стало просто гонкой за оценками. Учителя и руководство нагнетали и нагнетали. В итоге атмосфера получилась нездоровой, ученики нервничали, переживали за каждую оценку. Тема с награждением отличников превратилась в пафосную показуху. А из распределения в десятые профильные классы сделали какую-то борьбу за выживание. Судьбу могли решить десятые доли балла в школьном рейтинге. В старшие классы набиралось всего пять классов с усиленными профильными предметами. “А” класс, где теперь училась Инга, — это физика, математика, информатика. Все называли их «технарями» или «физиками». “Б” класс, мой, ориентировался на химию и биологию, поэтому нас прозвали «химиками» или грубо «ботанами». ”В” класс — история, экономика, обществознание, будущие юристы и экономисты. “Г” класс, почти сплошь состоящий из девочек, с профилем по языкам и литературе. Это будущие филологи, но так как у них в классе было всего два мальчика, девочек все ласково называли «филологини». А “Д” класс был без специального профиля. Туда отправлялись спортсмены или те, кому не хватило среднего балла до профильного класса. Нет-нет, да периодически кто-то называл их «дебилами», хотя многим просто не повезло набрать нужный рейтинг. В какой-то момент я выпала из этой бесконечной гонки за пятёрками по всем предметам, сосредоточилась только на своём профиле, и мне сразу стало легче учиться. Екатерина Сергеевна, наша классная и учитель биологии, в меня верила, да и победа в региональной олимпиаде по биологии приоткрывала мне двери в некоторые вузы. Химия и биология — мой конёк, и я давно уже определилась, что хочу стать генетиком. Только мама меня отговаривала от этой профессии, она как раз боялась, что я не поступлю на бюджет, а на платное направление денег, увы, нет. Поэтому мама периодически заводила разговор о биолого-почвенных, почвоведении, аграрном университете. Несмотря на кружок ботаники, в который я ходила с открытия кванториума в нашей гимназии, к растениям меня не так сильно тянуло, как к людям. И мне бы больше хотелось копаться в генах человека, а не помидора. Но несмотря на веру в меня нашей классной, расслабляться никак нельзя, и чтобы не куковать мне на каком-нибудь почвоведении, я каждые два дня прорешивала КИМы для подготовки к ЕГЭ. Но математику веселей решать с Ингой, она в математике шарила, да и любила комментировать задания. Поэтому становилось не так скучно. Сегодня как раз у нас с ней по расписанию стоял очередной КИМ по математике. Доделав уроки, я маякнула подруге: «Инга, приём. Математику решаем сегодня?» Ответила она спустя десять минут: «Ага, подваливай ко мне через часок» «Ты до сих пор у Дождика своего тусишь?» «Мы в кафешке чилим», — написала она и прислала мне их обнимающееся селфи. Но я была рада, что мы подружились с Ингой. Я знала, что она мой человек, определила по запаху. У неё весьма специфичные ноты: ромашка, шоколад и бензин. И это сочетание, приправленное фруктовыми духами, действительно ей шло. Хоть она и бывала резка и прямолинейна, и на людях старалась играть роль отвязной стервы, но я-то знала, что она не такая: пусть вспыльчивая, импульсивная, но добрая и отзывчивая. А ещё Инга очень легко находила общий язык с противоположным полом, с ней дружила добрая половина мальчишек нашей параллели. Они запросто могли написать ей в личку, спросить совета. Я не знала, как она это делала. В шутку Инга говорила, что у неё мужской характер, и парни это чувствовали, поэтому и делились своими проблемами. Зато среди девчонок у Инги в школе было много недоброжелательниц, за спиной подруги всегда сплетничали, говорили гадости. Я подозревала, что причина как раз и крылась в дружбе с парнями, может ревность, может зависть, но репутация у Инги в школе оставляла желать лучшего. — Почему ты общаешься с Догушевой? Ты же нормальная! — как-то спросила меня Галочка, соседка по парте и главная любительница сплетен. И, честно говоря, поставила меня этим вопросом в тупик. Ответить: «Потому что кроме неё со мной никто не дружит. Потому что Инга — моя лучшая подруга. Потому что она крутая, или потому что она «мой» человек», — всё это было правдой, но звучало, как оправдание. Я промолчала, лишь пожала плечами, снова оставив Галочку без сплетен. Мы подружились с Ингой в шестом классе, и это вышло совершенно случайно. Ингу вдруг начали травить её же лучшие подружки — Оля Игнатова и Дина Муравьева. Тогда я не знала, что стало причиной их размолвки, но Дина откровенно издевалась над Ингой, портила вещи, обзывала, толкала, а Оля лишь подпевала. Мне было жаль Ингу. Она в то время ходила растерянная, грустная и, как ни странно, совершенно не отвечала девчонкам на оскорбления, хотя мальчишкам могла с размаху заехать сумкой по лицу за любую неосторожную шутку. И в один из дней, когда у нас должна быть проверочная работа по математике, я застала плачущую Ингу в туалете, всю мокрую. Дина облила её водой из ведра технички. Инга распереживалась и за внешний вид, и за тетради с учебниками. И от уверенной дерзкой девчонки не осталось и следа. Буквально за две недели бывшие подружки её раздавили. И почему-то никто в школе ни разу не заступился за неё. Звонок уже прозвенел, я забежала в туалет помыть руки после столовой, а там Инга раскладывала тетради на подоконник, чтобы их хоть немного просушить. — Инга, на, возьми мою кофту. Может, тебе ещё чем-то помочь? — предложила я. Она без стеснения сняла мокрые блузку и майку и натянула на голое тело кофту, закуталась в неё, кивнула. — Спасибо. На урок мы так и не попали, я осталась с ней в туалете и помогала Инге высушить вещи. Мне хотелось хоть как-то поддержать её. А к следующему уроку мы сели за одну парту, я поделилась с Ингой учебниками, запасной тетрадью, и после этого случая между нами сама собой завязалась такая дружба, о которой я в детстве не могла и мечтать. Глава 4. Только не он! Уже одеваясь в прихожей, я, как всегда, предупредила маму: — Я к Инге, и потом у неё опять останусь. Сонечка, завидев меня с сумкой, сразу поняла, что я ухожу. Убежала в комнату и притащила пять своих любимых книжек: — Яна, читять! — требовала она и дёргала меня за юбку. — Куда же от тебя, настырной мелочи, денешься, — улыбнулась я. Пришлось раздеваться и идти за сестрой.