— А мы уже не вместе?! — Тим чуть прищурился. — Я уже и не знаю, — я опустила глаза. В тот раз оттолкнула Тима я, в этот раз холоден он. Но мне бы так хотелось всё исправить и вернуть назад. — Может, оно и к лучшему, — снова холодно заговорил Тим, приложил бутылку к глазу и отвернулся. Мне хотелось поддержать, быть рядом, но, с другой стороны, он отталкивал от себя, и я понимала его. Когда мне бывало плохо, мне всегда хотелось побыть одной, наверное, ему тоже нужно одиночество, чтобы пережить травму. Но я так и не получила ответа, нужна ли я Тиму. — И почему к лучшему? — нахмурилась я, ожидая ответа, что больше ему не нужна. — Не будешь видеть меня такого. — Мне всё равно, и на твой глаз, и на руку. И ты меня видел подбитую, и ничего, не сбежал ведь, хотя зрелище ещё то! Зачем на самом деле ты меня прогоняешь? — Я правда не хочу, чтобы ты видела меня таким. — Что за дичь?! А я хочу тебя видеть каждый день, любым! Давай теперь каждый раз расставаться, если случается что-то нехорошее?! Извини, но сегодня мы не можем быть вместе, потому что у меня насморк и ретроградный Меркурий! — нахмурилась я. Тим хмыкнул. — Ты же не отвернулся от меня, когда мне подбили глаз, а филологини облили грязью и опустили перед всей школой. Ты был рядом. И твоя рука обязательно заживёт, и солнце обязательно выглянет, — посмотрела я на пасмурное небо. — Только некоторые вещи уже нельзя будет вернуть. Мне очень плохо без тебя, а когда ты мне не отвечаешь, я с ума схожу от неопределённости. Никогда так не делай, лучше сразу пошли! — Ты права, прости, — Тим вздохнул. Помолчал. А потом потянулся к своей спортивной сумке, достал из кармашка «Троксевазин», хоть и одной левой рукой, но ловко открутил крышку с тюбика, поставил перед лицом телефон. Выдавил мазь на щеку и начал размазывать по синяку. Выходило у него неловко. В экране Тим видел себя плохо, и телефон стоял криво и норовил упасть, он кое-как пытался придерживать его травмированной рукой. — Тим, дай я! Не дожидаясь ответа, я приблизилась и, едва касаясь кончиками пальцев кожи, принялась размазывать Троксевазин под глазом Тима. Он убрал свою руку, но не возмущался в этот раз, наоборот, перевёл взгляд на меня. Смотрел в глаза пристально и печально: — Почему у тебя руки такие холодные? Ты замёрзла? — Это специально, чтобы тебе кожу охлаждать, — чуть улыбнулась я и бережно прикладывала холодные липкие пальцы к подбитому глазу Тима, а он вдруг прижался к моей ладони щекой, прикрыл глаза. Тогда я обхватила и вторую его щеку ладонью, и он, едва-едва улыбнувшись, вновь посмотрел на меня. И держа его лицо в своих ладонях, мне до безумия захотелось его поцеловать. Казалось, что если мы прямо сейчас не поцелуемся, то весь мир рухнет. Тим, похоже, думал так же, потому что сам потянулся ко мне, поцеловал, рывком подтянул меня здоровой рукой на себя и усадил на коленку. Мы целовались под Imagine Dragons, оба пахли «Троксевазином». Я не выпускала лицо Тима из рук, а он, как никогда, крепко прижимал меня к себе, хоть и одной рукой. Всё-таки Тим нагло врал мне. Его поцелуи и объятия говорили, что я ему ещё как нужна. Глава 43. Илья преткновения Тим ушёл из дома, и в первую ночь остался у Паши. Мириться с отцом отказался напрочь. С ним говорили и я, и Паша, и Лика, но стоило упомянуть Виктора Валентиновича, Тим становится колючим, сердился и огрызался. Меня больше не прогонял, но улыбаться почти перестал. Тима явно тяготила травма, он не хотел об этом говорить, тут же переводил тему, и, вообще, мне казалось, что он растерял свой былой оптимизм и жизнерадостность. Он был каким-то опустошённым и отстранённым, будто разом утратил все свои ориентиры в жизни. Хоть он и не говорил, но было видно, что рука у него болела, иногда он морщился и почти всё время был нахмурен и напряжен. Ничего не хотел, никуда меня не тащил. Мы всё воскресенье просидели на крыше, слушая музыку. Я не знала, как вернуть Тима к жизни. Мне очень не хватало его улыбки и хорошего настроения. — Ты мне сейчас напоминаешь героя одной книги. Мы сидели прямо на крыше на расстеленной пенке. Я привалилась спиной к чердачному домику, а Тим лежал, положив голову мне на бедро. Я убирала с его лба чёлку, и расчёсывала пальцами взлохмаченные волосы. Тим иногда прикрывал глаза, но лицо его было напряжено. И за весь день он почти ни разу не улыбнулся, пару раз уголки губ едва заметно дрогнули в улыбке и всё. — Какой книги? — Героя, кстати, тоже звали Тим, — улыбнулась я.— В пятом классе папа принёс мне из библиотеки книгу «Тим Таллер и проданный смех». Там мальчик очень заливисто смеялся, и его все любили за весёлый нрав, а потом он заключил сделку с дьяволом и продал ему смех. И ты мне его очень напоминаешь. Признавайся, кому ты продал свою улыбку? Тим хмыкнул, чуть улыбнулся, всего на мгновение, потом вздохнул и снова прикрыл глаза. — И чем там всё закончилось? — Тиму Таллеру удалось вернуть свой смех. Тимка, Тимка, где твоя улыбка? — попыталась песней развеселить его я. Он снова хмыкнул: — Не называй меня Тимкой, плиз. — Почему? — Это звучит как кличка для собаки или кота. — А Тимошей можно? — Нет! — Тим снова хмыкнул. — Так меня мама и систер называют, чувствую себя пятилетним, но не могу их отучить от этой дурацкой привычки. — А мне нравится, — улыбалась я и протянула: — Тимо-о-оша мой. — Ян, не надо, пожалуйста! — но зато Тим заулыбался. А вечером проводил меня домой, а сам уехал на каникулы с Ликой в Москву. Я очень хотела его чем-то подбодрить и ко вторнику купила несколько больших пачек эмэндэмс, выбрала все оранжевые драже и упаковала их в одну маленькую пачку, осторожно заклеила, будто фабричная упаковка. В Москву я поехала вместе с физиками, они как раз ехали туда на два дня. Мы забились все в один вагон электрички. Я села рядом с Ингой и Степашкой, напротив расположились ещё девчонки. Хорошо, что Ковалёв был где-то в начале вагона, откуда доносились громкие голоса и смех. Инга не планировала ночевать с одноклассниками в квартире Ильи, после дневных прогулок она собиралась поехать к матери познакомиться с «новым батей» и остаться у них на ночь. Тима я предупредила, что приеду. Он обещал меня встретить, и мы бы пошли гулять. Тим и сам собирался ко мне приехать, так что вечером, сказал, вернётся со мной, но переночует у Паши. На перроне я сразу его заметила, он стоял у здания вокзала, как всегда, закрывшись оранжевым капюшоном. Я попрощалась с Ингой и физиками, и, когда двинулась в сторону Тима, меня остановил Илья: — Яночка, а ты куда? — У меня свои дела, я с вами и не собиралась, — поджала губы. — Нет, мы так не договаривались! Я покосилась на Тима, он заметил нас, отделился от стены и шёл прямиком к нам. — Мы никак не договаривались! Я сама по себе, просто так совпало, что нам по пути. Всё, Илья. Я очень спешу! Иди уже к своим. Хотела развернуться к Тиму, но Илья схватил меня за запястье и вернул к себе: — Что у тебя за вечные отмазки?! Рассказывай давай, какие у тебя дела? — Такие! — подал голос Тим. А я почувствовала на талии крепкую руку и чуть улыбнулась. Но голос у Тима был злой, я покосилась на него. Он нахмурено выглядывал из-под капюшона. — Так что вали, Илюх. Илья тоже напрягся, отступил от меня, прищурился, и его губы дрогнули в ухмылке: — Недомерок, и ты тут?! Значит, сегодня твой черёд развлекать Яночку? Так уж и быть, погуляйте, пока мы с одноклассниками тусанём. Яночка, прости, не смогу тебе сегодня днём уделить время, но ночью тогда у меня, как договаривались, за тобой должок! — и Илья подмигнул мне, а потом с довольной улыбкой обратился к Тиму: — Ты же в курсе, Недомерок, чем мне Яночка обязана за то, что тебя не вышибли из гимназии?! — Илья, что ты несёшь?! — я уставилась на него во все глаза и на всякий случай схватилась за руку Тима, чтобы он опять не ударил Илью. — А это секрет был?! — Илья сделал виноватое лицо и поджал губы, цокнул. — Зря я, наверное, разболтал. — Илья, беру свои слова назад, ты всё-таки козёл! — Не дразни меня, Яночка. До встречи ночью! Адресок тебе скину. Илья усмехнулся и пошёл к своим одноклассникам, которые уставились на нас и уже пару раз окликали Ковалёва. Тим стоял как каменный, я заглянула в его лицо: сжатые губы, напряжённые скулы. Он бросил на меня хмурый взгляд. — Тим, ну ты что, не знаешь Илюху?! Всё он врёт, ни о чём мы с ним не договаривались, и ничем я ему не обязана! — Откуда тогда узнала, что меня не вышибли? — Тим хмурился и, похоже, не верил мне. — От Екатерины Сергеевны! Тим, ты рили веришь Илье?! И Тим отвёл взгляд: — Ему я не верю. — Помолчал и добавил: — Но я верю своим глазам и фактам. — Каким фактам?! — Между вами что-то есть, и стоит мне исчезнуть, ты сразу начинаешь с ним общаться, танцевать, гулять. Разговор про «начать с чистого листа» я сам слышал. Он вечно мелькает между нами.