— Наверняка. Фраза мамы так царапнула меня, что я уже готова была расплакаться. За родителей было стыдно, и я сдавленным голосом добавила: — Паш, прости, они у меня обычно добрые. — Не парься, вали всё на меня, это же мой косяк! Но меня в принципе все матери недолюбливают, даже собственная. — В смысле? — подняла глаза на Пашу, но он был серьёзен. — В прямом! Она меня ненавидит и после развода бросила с отцом. Так что забей! — хмыкнул Паша. — Неужели так бывает?! — уставилась я на Пашу. — Чтобы мамы бросали детей — такое редкость, обычно наоборот. — Если это я, то бывает, — усмехнулся Паша. — Забей, это было давно и неправда! Пошли съедим по мороженому! Дома меня действительно ждал выговор. Тим даже предложил зайти со мной, чтобы мои родители отчитывали его, а не меня. А я надеялась, что к вечеру они уже успокоятся, но мама негодовала. И если сначала она отчитывала за то, что я позволила Паше подкидывать Соню, а это опасно, то потом её понесло: — Одни мальчики у тебя на уме! Дома вообще не живёшь! Надо тебе запретить эти прогулки, у тебя экзамены скоро, а ты совсем про учёбу забыла! Я молчаливо сносила все упрёки. Сидела за столом, уткнувшись в тарелку с тушёной картошкой. Обида подступала к горлу, поэтому аппетит пропал напрочь. Мама впервые так сильно на меня ругалась, обвиняла, отчитывала. Я мысленно готовила оправдания, но, когда мама высказалась и остановилась передо мной, снова промолчала. — И? — не выдержала мама. — Ничего не скажешь? — Если лекция о моём пагубном влиянии на Соню закончена, то я пойду, — подняла глаза на маму и, встав из-за стола, ушла в свою комнату. До боли было обидно. Я хотела, чтобы мама отдохнула от Сони, чтобы родители побыли вдвоём, да и сестру хотелось уберечь от дальних поездок — дорога в другой город стала бы для неё мучением. Может, я и не идеальная сестра, но забочусь о Соне, как могу. Ни Паша, ни Тим никогда бы не навредили Соне, но родители почему-то были уверены в обратном и отказывались меня слушать. — Ян, ты не поела ничего! — заглянула в комнату мама, говорила уже обыденно, будто не отчитывала меня двадцать минут назад. Я резко открыла первый попавшийся под руку учебник: — Не хочу! Уроки нужно делать! А то на учёбу я совсем забила! — обиженно повторила я слова мамы. Она заглядывала ко мне ещё раза три. Я пряталась за учебником, но на самом деле переписывалась с Тимом, делилась с ним своей обидой, и он меня поддерживал. Когда мама с Соней пришли укладываться спать, сестра привычно притащила мне книгу: — Яна, читять! — Мне, Соня, мама не разрешает теперь, — погладила её по голове и бросила маме, выходя из комнаты. — Я купаться! Закрылась в ванной, слыша, как плачет Соня. Её пытался уговорить на сказку папа, но она убежала и начала подвывать у меня под дверью. Я ещё даже не залезла в ванну, лишь набирала воду, открыла дверь и впустила сестру, обняла, вытерла с пухлых щёк слёзы и улыбнулась: — Не плачь! Я сейчас помою голову и приду к тебе читать! Иди пока к папе, подожди меня. Соня кивнула и затихла. В конце концов, она не виновата, что родители больше мне не доверяют. А Соня мой самый родной человек, нам нужно быть заодно. Глава 49. Псих Я надеялась, что отсутствие Тима в гимназии и каникулы сотрут из памяти школьников его драку с Ковалёвым. Но нет, благодаря общему чату, за Тимом закрепилось прозвище Псих, и даже одноклассники теперь косились на него с подозрением. Ещё история с вылазкой физиков в Москву обросла слухами и дошла до общего чата в виде очередной драки Ковалёва с Тимом на вокзале. А лангетка на руке Тима лишь подливала масла в котёл красочных слухов. Правда, подробности я узнала уже от Инги на большой перемене. Подруга смеялась, зачитывая мне обсуждение из общего чата, приподнимала брови и качала головой. Я знала, что Тим тоже читает чат, но он никогда мне ничего не рассказывал. Да и не показывал, что его это как-то задевает. — С такой фантазией им нужно книги писать, — усмехнулась я. Про меня не писали ничего нового. То, что я шлюха и сплю со всеми подряд, читала ещё месяц назад. — Хотя оригинальности им явно не хватает. — Ты прикинь, насколько им скучно, что они тебя мусолят изо дня в день, — вздохнула Инга. — ЕГЭ на них нет! Илья больше не подходил, но постоянно косился на нас с Тимом. Мы по-прежнему на переменах были всё время вместе, держались за руки. Но уже в среду Ковалёв подошёл, глянул на травмированную руку Тима, но заговорил со мной: — Яночка, я не врубаюсь, что ты нашла в этом недомерке? — Может, то, чего нет у тебя! — я нахмурилась, появление Ковалёва не сулило ничего хорошего. — Илюх, свали, а?! — устало проговорил Тим. — Я не с тобой, Псих, разговариваю! — резко ответил ему Илья, но потом опять повернулся ко мне. — Яночка, надо одну тему перетереть, давай отойдём. Но я покачала головой. — Говори при мне, — добавил Тим. — Да пошёл ты! — и Илья ушёл. Обида на родителей чуть ослабла, и вроде бы всё вернулось в привычный ритм, но вечером я подошла к папе, когда он купал Соню: — Пап, ты же ещё не брал билеты на Алтай? — Мы на машине поедем. — Это хорошо, что не брал. В общем, я не поеду, — виновато поджала губы. — Почему? Причина крылась в Тиме, на праздниках как раз должен был состояться чемпионат Европы, куда собирался поехать Тим. Из-за травмы он оставался дома, а если мы с Пашей уедем, я боялась, что Тим опять скиснет. Не хотела оставлять его одного. — Это из-за Тима, — замялась я. — В общем, он же руку повредил и грустит теперь без спорта, а я не хочу оставлять его одного. — Так предложи ему поехать с нами. В машине все разместимся, а палатка у нас четырёхместная. — А это идея! Спасибо! — обрадовалась я, обняла папу и убежала написать Тиму. Тот сначала колебался, написал, что подумает, но уже через десять минут ответил, что готов сорваться хоть завтра, и не на пять-шесть дней, а на целый месяц. Последние дни Тим сидел у меня после занятий и, хоть ещё был травмирован, всё равно ездил на тренировки, как он выразился, «хотя бы поделать растяжку», но зато в его глазах загорелся энтузиазм, ему этого явно не хватало, а Паша выкладывал ТикТоки, где Тим подтягивался и отжимался на одной руке, с подписью: «Калека тренируется». Я уже уложила Соню спать и думала ещё доделать английский к пятнице перед сном, как мне написала Инга: «Ян, можешь прямо сейчас прийти? Ты очень мне нужна!» Глава 50. Целитель Последние две недели Инга почти каждый день оставалась у Дождика. Я в шутку уже предлагала ей перевозить к нему вещи. А сейчас, в десять вечера, сообщение от подруги меня напугало. Я предупредила родителей, схватила сумку и форму и убежала к ней. По виду заплаканной и несчастной Инги сразу стало ясно, что с Дождиком она рассталась. Но это не походило на обычные страдания — Инга кусала губы, заламывала пальцы, что-то было не так. — У Дождика есть дочь! Я не успела разуться, так и подвисла в одном кроссовке, уставилась на Ингу. — Ты разувайся, сейчас всё расскажу, — всхлипнула она. Инга теребила платок, а когда я его отобрала, начала грызть ногти, и я схватила её за руки, чтобы она и их не сгрызла. Подруга избегала взгляда, но слёзы всё текли по её щекам, рассказывала она сбивчиво, постоянно всхлипывая. Платок пришлось ей вернуть, и она вновь начала его теребить. Оказалось, что, когда Дождику кто-то позвонил, он вдруг ушёл поговорить на балкон, хотя почти всегда разговаривал при Инге. А она стала невидимкой и прошмыгнула вслед за ним. О том, что он был женат, она знала. И в этот раз как раз звонила бывшая жена и настаивала, чтобы он поговорил с дочерью хотя бы по видеосвязи. На что он отмахнулся и грубо отказался общаться с девочкой. И после этого разговора Инга и ушла от него. Под конец рассказа на Ингу напало такое отчаяние, что она подтянула к себе колени и, раскачиваясь, смотрела куда-то поверх меня, заливалась слезами и рыдала в голос. Мне было так больно смотреть на Ингу, хотелось хоть как-то облегчить её боль. Я прекрасно понимала, что эта ситуация её просто убивала. Она до сих пор думала, что отец бросил их с мамой из-за неё, и не простила ему предательства, а теперь Джордж на глазах Инги отказался от своей дочки. Мне так хотелось как-то помочь Инге. Если бы было в моей власти забрать часть её боли себе, я бы это сделала. Обняла подругу, прижала к себе, пытаясь мысленно вобрать в себя её страдания, искренне хотелось освободить Ингу от этого. И вдруг я почувствовала странный трепет в груди и разом переместилась в незнакомое место. Тёмная квартира, балкон, а могучую спину Джорджа сложно не узнать. Он ходит, раздражённо разговаривает по телефону и смотрит сквозь меня: — И не звони мне больше! Это не моя дочь! — отключает он вызов, открывает балкон. Я проскальзываю впереди него, убегаю на кухню и появляюсь из ниоткуда, смотрю на дрожащие руки, обхватываю себя за плечи и до боли закусываю губу. Меня трясёт, в голове сумбур, и, когда за спиной вырастает Джордж, он улыбается как ни в чём не бывало, а мой мир рушится на части. Ему на телефон приходит фото маленькой девочки, такой же мулатки, как и он. Джордж не успевает спрятать от меня смартфон. И когда я слышу вместо своего голоса голос Инги, вдруг понимаю, что стала ею в этом воспоминании, но вижу, слышу, чувствую всё, как это было с ней. Но осознаю себя как зрителя, который смотрит на мир глазами Инги. — У тебя есть дочь! — Инга вскрикивает, но её голос дрожит.