Ни один человек из всех, кого она встречала до обряда восшествия, не был похож на него. В нем была сталь, облаченная мехом, и рядом с ней Филипп показывал себя спокойным и мягким, в отличие от своего внешнего облика. Среди Вестников он вел себя расслабленно, был раскрепощен и весел, располагал к себе практически любого, и именно поэтому его дом, помимо близкого расположения к кругу, служил для совместных мероприятий и сборов перед обрядами. Наедине с Марго же Филипп становился иным — серьезность и внимательность по отношению к девушке выходили на первый план. Он позволял себе шутить и с ней, но ее натура не располагала ни к юмору, ни к его пониманию. И, все же, только с ним она чувствовала себя спокойно. Он был ее опорой и защитой, дарил тепло среди кромешной тьмы, окутывающей Вестников. Девушка медленно и осторожно подняла голову. Взгляд мужчины перешел на ее большие глаза — они сверкали, сияли, в них блистала жизнь и едва различимая надежда. Легкая, еле заметная улыбка проявилась на бледных губах, когда Филипп подошел к ней ближе, дотрагиваясь до щеки тыльной стороной ладони. *** Марго сидела на краю кровати в комнате Филиппа. Мужчина стоял у открытого окна и курил, чтобы до девушки не доходил запах табака. Они ни о чем не говорили, не обмолвились ни словом с тех пор, как остались наедине. Молчание являлось лучшим, что оба могли подарить друг другу сейчас. Тишина была громче звуков, громче мыслей и слов. Воспоминания прошлого года нахлынули на них потоком, который уже нельзя было остановить. При первой их встрече мужчина казался суровым, даже диким. Необузданный зверь, напоминающий льва — с отросшей бородой и длинными рыжими волосами. Высокий, крупный. Он каждый раз отводил взгляд, когда она смотрела на него, почти не общался, избегал, но вскоре сдался. Через несколько дней девушка заметила его в гостиной, черная футболка облегала тело, и было видно каждую выпирающую мышцу. — Ты тренируешься здесь? — не удержавшись, поинтересовалась Марго. — В основном на улице. Каждый день, если получается. Больше Филипп ничего не сказал. Их скомканное общение, состоящее из коротких диалогов, продолжалось с неделю, пока, наконец, не произошел обряд восшествия Марго. После этого он начал проявлять к ней больше внимания, а она не отказывала ему. Забота об этой юной Вестнице не препятствовала хорошему отношению с Марией, Принцесса понимала и была рада, что есть человек, который готов на все ради ее дочери. Девушке по наследству от матери перешел дар, о котором не должны были знать другие. Марго слышала Луну, но не могла общаться с ней также, как мама. Богиня появлялась в ее голове только тогда, когда сама того хотела или же когда это было необходимо. Только Мария знала об особенности своей дочери. Луна сообщила им обеим про то, когда именно она примет Марго в круг и рассказала новенькой, как это будет проходить, поддерживала ее морально. Самым сложным периодом оказался отъезд Марго в свой новый дом. Филипп убеждал остаться жить с ним, но девушка отказалась. Она хотела побыть наедине с собой и с Гекатой, разобраться с «новым» телом, а уже потом думать о чем-то другом. Она должна была оставить его, и молила, чтобы он не пытался ее остановить. — Прошу, отпусти меня. Он пристально смотрел на нее и молчал, но в его глазах Вестница видела смятение, смешанное с тоской. Вся их темнота, глубина были пропитаны этими чувствами. И пусть мужчина ничего не говорил, его взгляд показывал все. И это было то, чем он не мог управлять и что не контролировал. Единственный путь к его истинным мыслям и эмоциям в такие моменты. Он был подавлен. Готов был сам уехать с ней, но просто стоял, смотря на Марго, на ее волосы, лицо, руки, шею, которая сейчас была открыта из-за высокой прически. Девушка отказывалась идти за ним, к нему, бежала, испарялась на глазах, словно Русалочка, превращающаяся в пену. Филипп дождался. Весь этот год он не думал ни о чем, кроме своих собственных забот и забот круга. Держался, отвлекался, курил. Пил, ведь знал, что его телу ничего не будет, хоть рассудок и страдал от этого. И сейчас перед ним сидела худая, бледная, с ресницами, на которых словно застыл снег, с губами, столь несуразными, сколь и походка, но делающими ее той, кем она является. Высокая, будто рожденная не от Марии, а от самой Луны. Застывшая мраморная статуя, смотрящая на мужчину все же живым, притягательным взглядом. Шелковое платье нежно касалось кожи, слегка вьющиеся волосы упали на грудь, спину и плечи, а на шее висела тонкая цепочка с серебряным кулоном в виде маленькой веточки. Мужчина подошел к ней, дотронулся до лица, и Марго вздрогнула, будто пробуждаясь ото сна. Она посмотрела на него, ощущая тепло, исходящее от тела. Невозможное, другое. То, что было скрыто в прошлом, по ту сторону от облика Вестника. Тепло самого его естества. Глава 18 Ева Все самое ужасное, что происходит в мире — следствие душевной пустоты. Когда Ева была маленькой, ей было очень тяжело просыпаться рано. Она любила поваляться в теплой постели, не слушая слов мамы о красоте восходящего над туманным городом солнца. Лишь однажды, один-единственный раз Лукерья все же разбудила ее очень рано и показала, как пробуждается это безлюдное, прекрасное место. Мир за окном постепенно освещали лучи восходящей звезды, становилось все светлее, и в месте с тем туман, опустившийся на землю, казался еще более темным и тягучим. Ей тогда казалось, что, дотронувшись до него руками, можно почувствовать его дыхание, внутреннюю пульсацию, словно он был живым. Девушка распахнула глаза, и ей стало по-настоящему страшно. В горле застрял ком, на теле выступил холодный пот. От того, что не получалось сделать глубокий вдох, она сжала пальцами простынь, а после попыталась встать, но тут же почувствовала головокружение. Марк приблизился к ней, помогая, и Вестница опустила взгляд, осматривая собственные руки. Она потеряла себя. Чувствовала всем своим нутром, что больше не принадлежит самой себе. Голоса ушедших Вестников гудели в голове, не давая до конца очнуться. В глазах мелькали леса и не живые, словно миражи, деревья, что даже не качались от холодного ветра. Появилось острое ощущение, что девушка уже видела это где-то, что места ей знакомы, но в то же время ничего не могла точно вспомнить. То, что мужчина зовет ее, Ева осознала лишь через какое-то время, когда он провел ладонью по бледной щеке, убирая скатывающиеся слезы и заставляя посмотреть на него. — Ева, Ева, очнись… — шепот, от которого мурашки пробежали по коже. Темнота заполнила все вокруг. Только застывшие озера, незнакомые, почти безликие люди, блуждающие босиком по устланной туманом земле, с сухими ветвями, вплетенными в волосы. Луна возвышалась над ними, отражаясь от замерзшей воды. Так четко, словно наяву. — Ева, — Марк встряхнул ее, говоря уже более громко, но она не слышала его. Сознание наполнялось неизвестными ранее образами, голосами тех, кто был похоронен в этом кругу. Девушка чувствовала Ее присутствие. Она снова попыталась сделать глубокий вдох, но сразу же закашляла. Ей нужен был воздух, нужно было выйти на улицу, нужно было выйти… Ева попыталась отойти, но ощутила на себе крепкую мужскую хватку, все также ничего толком не видя. Смятение, замешательство, полный переполох в голове. Легкие забились чем-то густым, грудь болела, словно душа была закована внутри нее, а глаза еще сильнее наполнились слезами. — Дай мне выйти. Мне нужен воздух… — Вестница дернулась к двери, но в ответ услышала лишь неразборчивый гул и снова почувствовала руки, крепко держащие ее, — дай мне выйти! Не хватает воздуха. Тело дрожит. С ней сделали что-то. Что-то, изменившее все. — Я не могу, я не могу здесь находиться! — голос девушки срывался на крик, — мне нечем дышать… Ее будто схватили за горло, сжимали ребра, уничтожали прежнюю Бросковски. Полным отчаяния взглядом Ева посмотрела на Марка, который пытался что-то сказать, и начала вырываться еще сильнее. — Что вы со мной сделали? Я хочу выйти! Почему я не могу выйти? В памяти вспыхнула мама, подруги, прогулки по парку по выходным, безмятежная жизнь в неведении. Ощущение свободы утекало в пол, просачивалось сквозь него и скрывалось в недрах, откуда его уже невозможно было достать. Девушку охватывала паника, хотелось убежать, уехать, скрыться, забыть обо всем, выбросить из головы этот шум. Кто-то сильнее схватил Еву, поворачивая к себе и пытаясь встряхнуть, но она не видела из-за слез. — Ева! — это был Филипп. Его голос невозможно было не узнать, но девушка упорно продолжала биться, крича о свободе, о притеснении, о маме. Только острая боль на щеке от удара ладонью заставила прийти в себя. Вестница посмотрела на дядю, чуть шипя и прислоняя собственную руку к горящему месту, отчетливо видя только лишь темноту вокруг. Марк выглядел взволнованным, и нельзя было сказать точно, из-за поведения Евы или удара, что та получила от Филиппа, но при этом не вмешивался. — Что происходит, Ева? Мужчина стоял почти вплотную к покрывшейся холодным потом девушке, чьи ноги предательски дрожали. Он прожигал ее суровым взглядом. В дверном проеме появилась Марго, которая следила за происходящим, молча, тихо, безучастно, но явно не без интереса. Когда их взгляды с Филиппом встретились, Вестница тут же скрылась в тени коридора. — Что ты здесь устроила? Что с тобой? — Филипп внимательно смотрел на племянницу. — Ее обращение. Оно закончилось, — Марк вступил в разговор резко, чуть обняв Вестницу за талию и плечи, — ей нужно время, чтобы прийти в себя. — Мне нужно уйти отсюда… — все мысли о принятии неизбежного, о смирении, о спокойствии рухнули ровно в тот момент, когда голоса культа всех времен прошли сквозь хрупкое тело, проникая в каждую еще живую клеточку, пропитывая сознание. — Оставьте нас. Мария вошла в комнату, окинув взглядом мужчин и одним своим присутствием заставив их отойти. Странная вибрация, исходившая от Принцессы, передавалась и Еве. Она медленно и неосознанно опустилась на край кровати. Вестники вышли, закрыв за собой дверь, а Мария присела рядом. — Ты ведь и сама понимаешь, что не можешь уже уйти отсюда. Как не могла и с того самого дня, когда впервые почувствовала присутствие Луны внутри себя. Ты уже тогда, где-то в глубине души, знала о своей судьбе, — женщина сделала вдох, прежде чем продолжить, словно подбирая нужные слова, — Сложно понять неразвитому уму всю серьезность и ответственность нашего служения Богине. Только что подошло к концу твое телесное посвящение, в последнюю ночь Великого Йоля мы проведем духовное. В этом нет ничего страшного, отвратительного или пугающего. Это твое предназначение. Ева слушала ее, не смея перебивать, и чувствовала, что все понемногу затихало, голоса переставали бить по перепонкам, затмевая собственные мысли, а образы рассеивались, от чего в помещении становилось все светлее. — Представь, если земля вдруг решит, что она не будет плодородной, или солнце не захочет больше освещать планеты. Все погибнет. Погибнут люди. Наше предназначение не менее значимо, чем у почвы и звезд, — Мария взяла руки Евы в свои, мягко улыбнувшись ей, и встала, — ты должна знать, что твое сердце остановилось, а легкие более не нуждаются в воздухе так, как раньше. Мы поможем тебе справиться с новым образом жизни. Это не сложно, каждый здесь прошел то же, что и ты. На этом разговор был закончен, и Принцесса покинула комнату. Девушка поднялась с постели и подошла к окну, вытирая слезы с глаз. Снег стелился на бесцветную, покрытую туманом местность, и было так тихо, словно все омертвело. Глава 19 Алиса