Он встал во весь рост и, взявшись за ветку боярышника, потянул к себе. — Нет, нет, — забеспокоилась она, — пожалуйста, не трогай дерево. — Да почему? — спросил Мико. — Это не простое дерево, — сказала она. — Опять волшебницы? — спросил, смирившись, Мико. — Все здесь говорят, что если его тронуть, то с тобой случится несчастье, — ответила она. — Может, все-таки они на нас не рассердятся, если мы сломаем несколько веточек, — сказал Мико. — Нет, не трогай его, — настаивала она, — у меня в книге есть одна или две чистые странички, сейчас я тебе дам. И она нагнулась, чтобы вырвать их. В темноте Мико отчетливо представил себе, как ее тоненькие пальцы шарят в книге. Он снова встал на колени и протянул руку. Ее пальцы коснулись его руки, и он взял смятые странички. Когда подошли остальные, костер уже пылал. У Мико на такие дела были золотые руки. В его набитых всякой всячиной карманах, среди рыболовных крючков, веревочек, медных монет и прочей ерунды, всегда хранились одна-две спички. Что касается топлива для костра, то вклад Питера и Томми оказался до крайности ничтожным. — Такая темень стоит, — сказал беспечно Питер, — надо иметь глаза, как у мухи, чтобы что-нибудь разглядеть при таком освещении. — Слава Богу, ты, кажется, не очень надрывался и не портил себе зрение, — сказал Мико, — а то страшно подумать, что бы стало с миром, если б он лишился твоих глаз? С тем, что у нас есть, мы и десяти минут не протянем. — Друг мой, — сказал Питер, вытаскивая из кармана отцовский рыболовный нож (это был всем ножам нож. Он мог выпотрошить любую рыбу и отрубить ей голову, в случае крайней необходимости мог выполнять роль остроги, а также открыть лимонад или, что еще существеннее, вытащить пробку из бутылки с пивом — необходимой принадлежности каждой рыбалки), — вот тебе дерево и вот тебе нож. — И он дотянулся до ветки и повис на ней. — Нет, нет! — закричала девочка, вскакивая на ноги и протягивая к нему руки. — Не делай этого. Ты сам не знаешь, что может случиться. — Да чего ты? — спросил Питер, и тут ветка обломилась с каким-то рыдающим звуком. — Ну вот, добился! — воскликнула девочка. — Чего? — поинтересовался Питер. — Ужасного, — сказала девочка, — себя ты погубил, вот что! — Послушайте, — обратился Питер к остальным. — Она что, не в себе? — Вот увидишь, — сказала девочка. При свете костра глаза ее казались огромными. Она все смотрела на него, как будто ждала, что его тут же поразит громом небесным (или адским — по усмотрению волшебниц). — А, вот в чем дело! — сказал Питер, наступая на ветку. — Опять нечистая сила. — Черт возьми, — испуганно проговорил Туаки, — может, не надо было тебе этого делать. — Чепуха! — сказал Питер и с победоносным видом разломал ветку. — Нам нужен костер. Вот дерево, а ведьм святой Патрик изгнал из Ирландии вместе со змеями. Он швырнул ветку в костер, и оказалось, что она великолепно горит. Время от времени она вспыхивала, и пламя жадно лизало тоненькие веточки, и шипы, и начинавшие уже краснеть ягоды. — Вот видишь, — сказал ласково Мико девочке, — ничего и не случилось. — Я знаю, что с ней такое, — сказал Питер, садясь на камень, — нездоровое увлечение «Кельтскими сумерками»[15][«Кельтские сумерки» — сборник рассказов и эссе Уильяма Батлера Йейтса, основанных на фольклоре. В переносном смысле «кельтские сумерки» — время упадка национальной культуры Ирландии, поиски силы лишь в возрождении забытого наследия прошлого.]. Если она и дальше будет так витать в облаках, то погибнет, не дожив до семнадцати лет. Сколько тебе сейчас? — неожиданно спросил он. — Не твое дело, — ответила она. — Что бы нам пока придумать? — сказал Томми. — Про привидений, что ли, будем рассказывать? — Ой, нет, не надо, — взмолился Туаки, пододвигаясь поближе к Мико, — я про них уже довольно от бабки наслушался. — А почему бы тебе не почитать нам немного? — сказал Томми. — И время пройдет скорее, и мы отвлечемся от мыслей о том, что нас ждет дома. — Что ж, я, пожалуй, почитаю, если только он будет молчать, — сказала она. — Это я беру на себя, — проговорил Мико, подняв большущий кулак так, что на него упал свет от костра. — Вот я его чем успокою, если он только попробует разинуть пасть. Питер рассмеялся: — Ладно, я буду молчать. Ей-ей, буду. Книга называлась «В стране юности». Она открыла ее и начала читать, и вскоре слушатели совсем притихли, а еще немного погодя девочка и сама начала запинаться и в конце концов тоже умолкла. И тогда вокруг них воцарилась тишина, нарушаемая только порывами ветра, от которого уже начал тяжело вздыхать океан, да ударами волн о скалы, раздававшимися все чаще, становившимися все громче. В ушах у них продолжали звучать ее слова о человеке, покачивающемся на виселице на вершине горы, и о том, как был найден ход в подземелье, и о юноше, ушедшем в страну неведомых людей, которые появлялись молчаливыми тенями из своего призрачного царства, погребенного в недрах земли, появлялись затем, чтобы разграбить мир. Все были подавлены. При создавшихся обстоятельствах трудно было выбрать более неудачный сюжет. Хладнокровный Мико и тот приуныл. По наивности он принял все за чистую монету. Здесь, в мерцающем свете костра, когда кругом плясали колеблющиеся тени, казалось, что все это проходит прямо у тебя на глазах. Нарушил молчание Томми. — Лично я, — сказал он, — не люблю всех этих воспевателей эпохи заката кельтской культуры. Знаете, в чем тут было дело? По-моему, все эти господа, Йейтс и остальные, писавшие о духах и чародеях, Фионе Мак Кумэйле, Оссиане и фэнианах, о Дармэйде и Грэйни, о Дейрдре и Дерборгиль[16][Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — один из величайших поэтов Ирландии, в равной степени принадлежащий ирландской и английской литературе, драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе (1923). Фион Мак Кумэйль (Финн Мак Кул) — легендарный герой Ирландии, глава рода фэнианов, жил в III в. Фион и его воины славились своей силой, отвагой и благородством. Оссиан — легендарный герой кельтского народного эпоса, по имени которого был назван целый цикл поэтических произведений, так называемых поэм Оссиана. Фэнианы — ратники древних королей Ирландии. Дармэйд и Грэйни — легендарные герои ирландского эпоса. Похищению воином Дармэйдом прекрасной Грэйни посвящена одна из лучших саг цикла о Фионе Мак Кумэйле — «Преследование Дармэйда и Грэйни». Дейрдре — легендарная героиня кельтского народного эпоса, красивейшая девушка в Ирландии. Дерборгиль — героиня народного кельтского эпоса.] и прочих, — знаете, что это было такое? — Нет, — ответил Питер, — поделись с нами своим просвещенным мнением. — Они хотели уйти от действительности, — сказал Томми поучительно. — Ничего они для страны не делали, а были всего только кучкой паразитов, вообразивших себя гениями, потому что витали где-то в облаках. Потому-то им и хотелось уйти в прошлое. Но этого им было мало — они хотели увлечь за собой и других неудачников. У меня это еще не совсем разработано, — добавил он, склонив голову набок и покусывая травинку. — Да, хороши были, нечего сказать! — вздохнул Питер. Все снова замолчали. Но на этот раз молчание уже не было таким тягостным. Пока не появились крысы. Откуда они взялись и куда потом ушли, навсегда останется тайной. По-видимому, они уже некоторое время плыли к языку пламени, мерцавшему на островке в Атлантическом океане и освещавшему дерево на холме, так что издали оно было похоже на маяк. Как бы то ни было, они появились. Тысячи, десятки тысяч крыс, легионы крыс, больших темных крыс с мокрой, прилипшей к длинным юрким телам шерстью. Их полчища подтянулись к островку, а потом, бесшумно ступая скользящими лапками, они двинулись вверх по склону холма к свету. Тучи крыс в воде! Даже при дневном свете это зрелище казалось бы жутким. Интересно, что думали рыбы, когда эта неведомая туча проходила над ними? А что думали тюлени? Врывались ли они в самую толщу их и косили направо и налево или, может, недоверчиво отнеслись к столь непривычной пище? Кто знает? Они приплыли к островку и окружили его со всех сторон, а потом начали подбираться к костру. Зачем они появились? По чьему зову? Появлялись ли они и раньше, только никто их не видел? Первым заметил их Мико. Увидев множество поблескивавших где-то внизу, почти у самой земли, алмазов, он решил, что ему мерещится. Он даже зажмурился и потом снова открыл глаза — алмазы не исчезали. Они мерцали, передвигаясь с места на место, загорались то тут, то там. А потом раздался слабый писк, в поле зрения промелькнула крыса и скрылась по другую сторону костра. — Что это такое? — спросил Питер. Мико поднялся на ноги. — Просто не знаю, — сказал он тихо. — Может, мне только померещилось, или ты тоже что-нибудь видел? Остальные, почуяв тревогу в его голосе, вскочили на ноги, не спуская с него глаз. Мико почувствовал, как на затылке у него зашевелились волосы. Теперь пламя отражалось не только в алмазах — оно поблескивало на мокрых шкурках крыс, подкравшихся к ним. Он стремительно нагнулся и, вытащив из костра горящую головешку, швырнул ее в сторону кишащей массы. Крысы, запищав, прыснули в разные стороны. — Вот же черт, Мико! — сказал Туаки, и голос его задрожал. — Крысы! — сказал Мико. — Смотрите, ребята, их сотни, их прямо миллионы! Он услышал за спиной шорох и обернулся. За деревом все пространство покрывала расплывчатая бурая пелена. Он снова нагнулся и подобрал еще одну головню, на этот раз поменьше. Головня жгла ему пальцы, и он чуть не закричал от боли. Он кинул ее в крыс, и опять они отступили. — Полезай на дерево, Джозефин! — крикнул он. — Питер, подсади ее на дерево, ради Бога! Я не знаю, в чем дело, только этот остров полон крыс. Да оторвись ты от дерева, Томми! Пригни его! Подбрасывайте в костер! Туаки, ломай ветки! Повинуясь его властному голосу, они вышли из оцепенения. Питер дотронулся до плеча девочки и почувствовал, что она дрожит. — Не бойся! — сказал он. — Попробуй-ка дотянуться до ветки. Девочка встала на цыпочки и нащупала рукой сук, а Питер нагнулся, подставив ей плечо, и затем с трудом приподнялся под ее тяжестью. Мгновение она сидела у него на плече, потом подтянулась и вскарабкалась наверх. Томми не шелохнулся. Он сидел под деревом, в глазах у него поблескивали слезы, нижняя губа отвисла. Туаки подпрыгнул и ухватился за низко растущую ветку. Шипы вонзились в ладонь, но все-таки ему удалось своим ничтожным весом пригнуть ветку книзу. Потом он попробовал отломать ее, но она не поддавалась. — Не могу, Мико, не ломается. Мико выхватил еще одну головню и запустил ею в крыс, потом сделал барьер из тлеющих углей у себя за спиной и повис на ветке Туаки. Она треснула. Он повернулся, ухватил ее и стал изо всех сил тянуть к себе, пока она не обломилась с пронзительным скрипом под его тяжестью. Потом он переломил ее еще раз через колено, не обращая внимания на острые шипы, и бросил в костер. Костер запылал. Ему пришлось пробраться к еще одной низко растущей ветке, которую он заметил с той стороны дерева, что была подальше от костра. Один момент Мико колебался. Потом пошел. Он почувствовал, как что-то зашевелилось под босой ногой, наступил крепче и услышал, как пискнула раздавленная крыса. По животу у него поползли мурашки. Он нагнулся, подобрал один из двенадцати камней причудливой формы и метнул его. Снова раздался писк и отвратительный хлюпающий звук. Он добрался до ветки и потянул ее к себе. Она с треском обломилась, и он, пятясь, вернулся на свое место и бросил ее в костер. Питер и Туаки как одержимые хватали все, что под руку попадется, и, когда у Питера в руках оказался здоровенный сук, он нагнулся вперед и стал размахивать им, с омерзением прислушиваясь к начавшейся возне и писку. Все это время Томми сидел как изваяние. — Ну-ка, — сказал Мико, улучив свободную минутку, — полезай ты на дерево, ради Бога! Он нагнулся, обхватил совершенно одеревеневшего брата за ноги, приподнял, и Томми достаточно пришел в себя, чтобы ухватиться за ветку и влезть на дерево. Девочка оказалась рядом. Его горячая рука встретила ее холодную как лед руку и сжала ее. Трое оставшихся внизу раздобыли еще топлива, подложили его в костер, и пламя высоко взметнулось. Тогда Мико поднял Туаки и почти закинул его на дерево. — Полезай, Питер, твоя очередь, — распорядился он. Питер послушался, и тогда Мико, словно в припадке безумия, принялся швырять один за другим остальные камни, и снова поднялись возня и писк, и всего камней было одиннадцать, и на последнем он почувствовал, что сердце у него вот-вот разорвется, и тогда он повернулся и полез на дерево, и со всех сторон к нему протянулись руки и подхватили его. Он посмотрел вниз. Костер ярко горел. Крысы окружили его кольцом. Мико смотрел и глазам своим не верил. Он все ждал, что сейчас услышит голос матери: «Это что еще за соня такая! Вставай поживей, в школу пора, а то получишь от Папаши палкой как следует!» Там, куда падал свет от костра, видна была колышущаяся бурая масса тел, а иногда, когда две крысы вдруг сталкивались, вспыхивала белая полоска зубов, вонзаясь в чужой бок. «Умирать буду, — сказал себе Мико, — а не поверю, что это и впрямь было». Питер дотянулся до девочки, примостившейся на ветке у него над головой, и тихонько пожал ей ногу у щиколотки. — Это все из-за меня, — прошептал он, — ты была права, не стоило трогать дерево.