— Эгей! — крикнул дядя Джеймс. Его голос гулко разнесся над водой, а потом затих и замер где-то позади. Гребцы во второй лодке не отозвались. — Эгей! — снова крикнул дядя Джеймс. Они слышали, как прокатился над водой его голос. — Да гребите вы, — сказал дядя Джеймс, не поворачивая головы. Мико почувствовал, что у него на затылке волосы встали дыбом. На ладонях выступил холодный пот. Он навалился на весла, подняв тучу брызг, и легкая лодчонка рванулась вперед. Они, не отрываясь, смотрели. Лодка шла за ними. Шесть весел работали бесперебойно. Без малейшего всплеска. Теперь Мико видел кормового. Он был в кепке; в лунном свете лицо его казалось белым. Они были совсем близко, всего в нескольких метрах, но разглядеть как следует его лицо он никак не мог. Мико был уверен, что знает его, вот только видно сейчас плохо. Так бывает, когда стукнут тебя по глазу, и он начинает слезиться, и видишь все через какую-то пленку. Вот именно так. — Берите теперь влево, — сказал дядя Джеймс сдавленным голосом. Они затабанили правыми веслами, и байдарка свернула в сторону. Тут произошло нечто совсем уж странное: лодка все так же шла позади них, на расстоянии в три корпуса. — Теперь берите вправо, — скомандовал дядя Джеймс, и голос у него стал еще более сдавленным. Они затабанили левыми веслами и свернули вправо. Теперь они гребли с невероятной силой, потому что им было страшно. Гребцы позади них не табанили ни левыми веслами, ни правыми, но когда они посмотрели назад, оказалось, что она отстоит от них ровно на три корпуса и идет с той же скоростью, что и они. — Комин, — сказал тогда дядя Джеймс, и голос его прозвучал как-то странно, — протяни-ка руку, там на носу лодки у меня бутылка со святой водой привязана. Сними ее с гвоздя и дай мне. А ты, Мико, греби что есть сил. — Эгей! — заорал снова дядя Джеймс. — Как у вас, хорошо ли ловится? Это ты, Тиг? Ты, Майкл Том? Ты, Падар Каванаг? Мико продолжал грести изо всех сил. Он почувствовал, как тихонько качнулась лодка, когда Комин, нагнувшись, протянул руку и передал маленький пузырек дяде Джеймсу. Дядя Джеймс взял его, не спуская глаз со следовавшей за ними лодки. Они услышали, как тихонько стрельнула пробка. Увидели, как дядя Джеймс снял кепку, заметили белый ободок у него на голове, там, куда солнце никогда не попадало, увидели, как рукой с бутылкой он осенил себя крестным знамением и затем, поднявшись на корме на колени, лицом к незнакомой лодке, и наливая в пригоршню воду, покропил море, выкрикивая при этом: — Во имя Отца и Сына и Святого Духа отвечайте мне! Затаив дыхание, они ждали, и сердца у них уже не колотились, а стучали тихо-тихо. Ответа не последовало. Слышно было только, как поскрипывают их собственные весла. — Поворачивайте к берегу, — сказал тогда дядя Джеймс, и в голосе его зазвучал настоящий страх, — и гребите что есть сил, пока не пристанете. Никогда, до самой смерти, не забыть им этой гонки. От нечеловеческих усилий тела их покрылись потом. Пот был везде — на груди, под мышками, стекал по ногам. И это было тем неприятнее оттого, что их пробирала холодная дрожь. Так бывает перед началом гриппа, прежде чем окончательно свалишься, — вот так же начнет вдруг тебя трясти. «Вот оно что, — думал Мико, — может, у меня грипп. Может, я лежу дома в постели, у нас в Кладдахе, и это все бред». Приблизительно в полумиле от берега они оглянулись. Никакой лодки сзади не было. Тогда немного погодя они остановились. — Эгей! — крикнул дядя Джэймс. — Вы там, ребята? Ответа не было. Слышны были только всплеск весел и голоса рыбаков. Они как раз прошли сейчас залив и выходили в открытое море. — А ну, послушайте-ка, — сказал дядя Джеймс. — Эти-то хоть настоящие? — Эти-то да, — сказал Мико, внимательно приглядываясь к лодке, которая была к ним ближе остальных. Он разглядел возвышавшуюся над всеми фигуру отца, сидевшего на второй паре весел. — Померещилось нам это, что ли, дядя Джеймс? — спросил Комин. — Нет, — сказал дядя Джеймс. — Это нам было предупреждение. Больше мы в море не пойдем. Гребите-ка к ним, надо им сказать. — А поверят они нам? — усомнился Мико. Ему уже самому не верилось, что это с ними произошло. — Ну и дураки будут, если не поверят, — сказал дядя Джеймс. — Идите им навстречу. Они стали грести к приближавшейся лодке и скоро подошли к ней спереди. У Мико снова мороз пошел по коже, когда он увидел ее вблизи: совершенно то же самое, та же знакомая лодка, те же шесть весел, те же сгибающиеся и разгибающиеся спины. Только с этой лодки доносились голоса, и всплеск весел, и веселая перебранка. — Поворачивайте домой! — крикнул дядя Джеймс, когда лодки поравнялись. — Ради всего святого, поворачивайте домой! И другим скажите, чтобы тоже возвращались. Загорелые руки вцепились в борта, и лодки столкнулись. — Чего это с тобой опять, Джеймс? — спросил Тиг, отец Комина, возившийся с сетями на корме. — Мы такое видели, не приведи Бог! — сказал дядя Джеймс. — Мы видели какую-то чудную лодку. Это предупреждение. Верьте моему слову. Быть беде сегодня на море. Гребите домой, ради Бога. — Вот так так! — сказал Майкл Том. Он сидел тут же в лодке, опираясь на весла. — Дядя-то Джеймс опять за самогон принялся. А ну, ребята, не скупитесь, дайте и нам приложиться. — Слушайте, это не шутки, — сказал Комин. — Он верно говорит, слушайте. Мы видели лодку, она шла за нами, а потом смотрим, нет ее. — Комин, — сказал Тиг с задумчивым видом, — уж не хочешь ли ты отомстить отцу родному за прежнее? Ну-ка, выкладывай нам свою историю. — Дураки вы, — сказал Мико. — Вам правду говорят. Знаете, как мы перепугались, у меня прямо волосы дыбом встали, как у собаки какой. Послушай, отец, хоть ты им втолкуй. Поворачивайте домой. — Да иди ты, Мико! — сказал Микиль со смехом. — Спятил ты в самом деле или привидений насмотрелся? Очнись, парень, перестань околесицу нести. Напились вы, что ли? — А-а, вот оно что! — сказал Тиг. — Это Большой Микиль с Мико нарочно решили нас разыграть, чтобы увильнуть от работы. Вы только посмотрите на него! Куда ему грести, он же совсем уморился. Его раздуло, как жеребца на сухой соломе. Знал, что не сдюжит, ну и договорился с Мико, поручил ему придумать какую-то лодку с привидениями, чтобы можно было домой улизнуть. Рыбаки в лодке расхохотались. Их было пятеро. Микиль тоже хохотал. — Ну, Мико! — сказал он. — Видал? Ты отца трусом каким-то выставляешь. Проваливай-ка со своим пьяным бредом и не мешай честным рыбакам трудиться. И Микиль уперся ногами и навалился на весла так, что лодка заскрипела, и другие тоже налегли на весла, а Мико обозлился и не выпускал борт, стараясь остановить их, но дядя Джеймс поймал его за руку и сказал: — Оставь, Мико, пускай их идут. Лодка ушла, и до них еще долго долетал смех, а они сидели в тихонько покачивавшейся байдарке и чего-то ждали. «Привидения… призраки!» — слышалось издалека, и до них доносился голос Тига: — Эй, дядя Джеймс, здесь я главный сочинитель! Тебе что, слава моя покоя не дает? Они потихоньку добрались до мыса, и вытащили байдарку на берег, и сели на камни, и утерли лбы подкладкой кепок. Все молчали. Они сидели там как на иголках, до того нервы у них были натянуты, и не спускали глаз с вереницы лодок, растянувшихся тоненькой цепочкой в море, пока наконец в небе не забрезжил бледный рассвет и они не увидели, как лодки повернули домой, и ничего не случилось, совершенно ничего. И тогда они посмотрели друг на друга, и лица у них были осунувшиеся, и глаза воспаленные. — Померещилось нам это, что ли? — спросил Мико. — Нет, не померещилось, — сказал дядя Джеймс. — А не выйдет ли так, что утром мы сами себе дураками покажемся, когда они раззвонят повсюду эту историю? Ведь нам после этого проходу не дадут. Жди теперь, когда все это уляжется. — Не думаю, — сказал дядя Джеймс, поднимаясь устало на ноги. — Ведь случилось же это. Или, может, нет? Они снова переглянулись. — Пожалуй что, — сказал Мико. — Не знаю, что и думать, — сказал Комин, отряхивая брюки. — Знаю только, что еще никогда в жизни не было мне так страшно, так что, наверно, это все-таки случилось, а то с чего бы меня вдруг так разобрало? Пойду-ка я пока что домой. Вот доберусь до дому, улягусь в постель рядом с Мэйв, тогда и поверю, что ничего этого, может, вовсе и не было и что все это нам просто померещилось. Мико стоял у ворот, пока дядя Джеймс отпирал входную дверь, и смотрел, как постепенно исчезает в отдалении спина Комина. «Что ж, наслаждайся своим счастьем, Комин, — мысленно сказал он ему. — Иди к своей Мэйв». Он так и представил, как она проснется, откроет заспанные глаза и взглянет на своего мужа, увидит склоненное над ней доброе, мужественное лицо Комина с белыми, поблескивающими зубами и теплым светом в глазах. «Радуйся, Комин, коли выпало тебе такое счастье», — думал он, точно кидал эти слова ему вслед. И были они, между прочим, от всего сердца. Ему вдруг захотелось догнать Комина и втолковать ему это. Комин обернулся и помахал. Мико помахал в ответ. Потом Комин скрылся за поворотом дороги. Позднее они с дядей Джеймсом и так и эдак обсуждали случившееся за чаем, поджидая Большого Микиля, который еще не вернулся из Клеггана. — Дядя Джеймс, — сказал Мико. — Помните, вы еще звали тех, кто сзади нас в лодке был, по именам? Помните, какие вы имена называли? — Помню, — сказал дядя Джеймс. — А почему вы как раз эти имена называли? — спросил он.