– Анечка, ты только оставайся в сознании, девочка моя милая, – Валентина Степановна беспомощно всхлипнула. – Ой-ой-ой, что же делать. Она положила руку на громадный живот, ходивший ходуном, и растерянно оглядела комнату. Только сейчас заметила распахнутый сейф и бардак возле него: какие-то бумаги, папки… Что тут происходит вообще? Роженица заскулила собакой. Валентина Степановна нащупала, как ей казалось, попку плода и принялась подталкивать. Анечка вцепилась в круглые, похожие на маленькие лысые головы, колени и потянула их на себя. Живот, теперь квадратный, медленно избавлялся от ребенка, плоть между ног разошлась, и Валентина Степановна еле успела поймать младенца, похожего на кусок какого-нибудь камамбера в плесени. Уверенно, она это видела не раз в кино, шлепнула малыша по попе. Комнату заполнил сиплый плач. Собачонка, почуяв присутствие существа слабее себя, снова отчаянно затявкала. Валентина Степановна, как завороженная, положила ребенка вместе с пуповиной на грудь матери. – Держишь? – спросила сначала тихо, а потом громко приказала: – Держи крепко! – Мальчик? – Аня целовала макушку, будто измазанную жиденьким тестом. – Да мальчик, мальчик. Братик твоим девчонкам. Валентина Степановна резво вскочила, загремела дверцами шкафов в поисках чистого белья. Выудила два полотенца, одним накрыла малыша. – Надо родить послед, – прохрипела Аня. – Эм, так врачи едут уже, им и родишь, не? – Валентина Степановна оттирала руки вторым накрахмаленным полотенцем. Аня сморщила лоб, прикрыла глаза, со вздохом облегчения выпустила из себя чавкающую плаценту. Штуковина напоминала моллюска. Почти черная, вонючая, она сочилась кровью. Валентина не помнила, что делали с плацентой в фильмах, но на всякий случай побежала на кухню за ножом – перерезать пуповину. Правда, ножи все оказались тупыми, но в ящике со всякой мелочью нашлись маникюрные ножницы. Пока Валентина Степановна ставила чайник и обдавала инструмент кипятком, из спальни донесся пронзительный крик. – Убери эту суку! – кричала Аня, каракатицей отпинывая собачонку. Мася целилась круглыми зубками в лепешку плаценты, но каждый раз толстая нога оказывалась проворнее и позорно лягала собачонку в морду. – Скорая! – послышалось из коридора. – Здесь рожают? Женщины в один голос крикнули: «Да!» Пока врачи собирали Аню, запрашивая то паспорт, то обменную карту, потроша обнаруженную в коридоре дешевую сумку, Валентина Степановна молча сидела в стороне и смотрела в одну точку. Она до конца не верила, что это происходит наяву. Квартира противного, всегда злого Угаренко высасывала из нее жизнь. Так все же где он? И где девчонки? Как только дверь за врачами захлопнулась, она сползла со стула на ковер и принялась ощупывать ворс. В нос бил мерзкий запах акушерской крови, но некоторые пятна, уже заскорузлые, пахли иначе. Ковер залили дня два назад. Чем? Валентина Степановна растерла в пальцах вязкий бурый комочек. Тоже кровь, но засохшая? Ее чутье, подпитанное телевизионными сериалами, подсказывало: что-то здесь не так. Валентина Степановна подумала, что надо бы вызвать участкового. Но прежде решила бегло осмотреть квартиру. Перебрала папки возле сейфа, потом сложила аккуратной стопкой. Пооткрывала ящички туалетного столика, нашла там только флакончик из-под духов с желтой пленкой внутри. На углу зеркала висели пыльные янтарные бусики. Валентина Степановна захотела примерить, но вдруг почему-то побрезговала. Прошла на кухню. Шкафчики гарнитура были в разводах после плохой уборки. То же самое на дверцах хорошего холодильника. Валентина Степановна решила проверить, нет ли внутри загнивших продуктов. Тяжело груженная дверца, брякая бутылками, распахнулась. Внутри пахло моргом. Тут Валентина Степановна увидела торчавший из-под холодильника золоченый уголок. Выцарапала пыльную визитку: Людмила Александровна Маслякова, и внизу мелконько телефон. На всякий случай сунула визитку в карман. С этим холодильником уборки на полдня. Махнула рукой, напоследок решила заглянуть к девчонкам. Пусто и пыльно. Над кроватью криво висел, качаясь на одной клепке, самодельный плакат с трафаретной надписью «Свободу сестрам Хачатурян!». 9 Руки Нюкты, казалось, навсегда приклеились к рулю. Эта трасса не освещалась. Слева, отражая свет фар, текли столбики ограждения, справа мятным пунктиром бежала дорожная разметка. Вспыхнул предупреждающий знак «Дорожные работы». Человечек с лопатой соскочил на проезжую часть и принялся миниатюрными движениями копать асфальт. Нюкта моргнула несколько раз, наваждение исчезло. Сбавила скорость до шестидесяти. В салоне было душно, калорифер гнал теплый воздух, от которого лицо стягивалось будто паутиной и сохли глаза. Впереди над трассой показался крытый переход, пластик его напоминал сброшенную кожу гигантской змеи. Начался слабенький дождь. Ветровое стекло покрылось дрожащим мелким бисером, вбирающим свет и нестерпимым для глаз. Нюкта приоткрыла окно. Интересно, как знак «Искусственная неровность» похож на живот беременной. Какая-то другая вселенная – материнство и все, что с этим связано. Она думала иногда, а если забеременеет от папки, то что? Какая из нее вышла бы мать? Она вспомнила, как четыре года назад в тот черный выходной затрещал домашний телефон. Папа снял трубку, улыбнулся широко, тут же переменился в лице и плюхнулся на пуф. Слушал и все крутил спираль провода, точно хотел его выпрямить или вовсе вырвать. Нюкта поняла, что звонит мама и сообщает что-то плохое. Наверное, опять скандалит, что папа недостаточно зарабатывает. Потом отец поднялся на ноги, минуту стоял как истукан, шарахнул телефонный аппарат об стену, что-то сдернул с вешалки и ушел, хлопнув дверью. Они с Изи еще, наивные, решили, что в автосалон покупать маме автомобиль. Отца не было больше суток. Пришел он весь черный, со страшно заросшей щетиной, и пахло от него перегаром и бедой. Тогда Нюкта лишилась и мамы, и того любимого папки, которого знала всю жизнь. Впервые он пришел к ней в спальню в ночь, когда исполнился год с маминого отъезда в Париж. Он запер верещавшую Изи в кабинете, а Нюкту за волосы затащил в свою кровать. Кричал: «Ты бросила меня, тварь» – и вдалбливал в дочь всего себя. Наутро Нюкта ползла по стенке в туалет, ноги ее дрожали и точно сделались кривыми, вся она казалась себе странно низкорослой. Тогда она подумала, что это пьяная выходка, какая-то ошибка. В школу Нюкта не пошла, таскалась по квартире как старуха, мысленно пыталась поговорить с матерью, но та молчала. Захотелось просто на нее посмотреть. Нюкта села к маминому туалетному столику, придвинула золоченую рамку с портретом: фото молодой Анны Петровской, заключенное в овал, в точности повторяло черты Нюкты, отраженные в овальном зеркале. Разве что волосы у мамы крашеные и не такие длинные. Вечером история повторилась. Волосы на кулак, и в постель. Было еще больнее, чем в прошлый раз. Отец приказал: «Не смотри на меня». И Нюкта отвернулась. Ей попадались в журналах для взрослых фотографии женщин, чьи лица с целомудренно прикрытыми глазами светились глянцевым удовольствием. Поэтому она не закрывала глаза. Сжимала зубы до боли. И, задыхаясь от запаха теплой курицы, смотрела вбок на тумбочку, на мамину фотографию. Мама на снимке казалась очень грустной, и это было уместно на похоронах дочкиного детства. Нюкту закапывали в землистую постель. На нее наваливались тяжкие смертные пласты. Нюкта уже не чувствовала собственного тела. Из бедер больно вытягивали жилы. Казалось, отец на живую делает ей какую-то хирургическую операцию. Затылок больно бьется о дерево кроватной спинки. Наконец тяжелый зверь, который недавно был родным и любимым папкой, отваливается и спихивает Нюкту на пол. Через минуту раздается густой, пропитанный перегаром храп. Нюкта отползает на четвереньках от кровати. Ищет что-нибудь длинное, пояс от материнского халата либо ремень отцовских брюк. За Нюктой надменно следит люстра на мощном крюке. Ну ничего, удавиться можно и сидя, на дверной ручке. Но нужен ремень. Может, стоит посмотреть в шкафу. Нюкта медленно встает, тихо, чтобы не скрипнуть, откатывает створку, видит плечики с маминой одеждой: пиджак в елочку, платье «золотой песок», бархатная юбка, шелковые сорочки. Прикладывает к себе старое платье из креп-сатина в мелкий цветочек. Из зеркала на Нюкту смотрит вернувшаяся мама. Вдруг Нюкта понимает, что должна делать. Она и станет мамой. Временно. А когда мама вернется, а она обязательно вернется, Нюкта продолжит жить. Папка вдруг застонал и тоненько заплакал, обняв подушку. Нюкта, стараясь не шуметь, собрала в охапку всю одежду матери и тихо унесла ворох себе. С тех пор отец регулярно спал с Нюктой как с женой. Родить от него еще одно беззащитное существо? Хватит и того, что надо заботиться об Изи, которая сейчас убаюкивает ее монотонным отцовским храпом. Вдруг ей кажется, что все это сон, и Нюкта отпускает руль. Да, ничего не происходит, машина едет сама по себе. И тут же в зеркале заднего вида какое-то темное движение. «Лексус» виляет, Нюкта вздрагивает и подхватывает руль. Наперегонки с «лексусом» скачет крупный олень, из мощной шеи его торчит топорик. Тот самый, что Изи откопала в багажнике и всадила в горло бедному сбитому животному. Нюкта пугается и смотрит только вперед. Вдруг на встречной полосе фары, фары, целый караван. Ослепленная Нюкта притормаживает еще. Вот наконец и блаженная тьма. Стоп! Впереди на полосе гигантский квадрат, габариты пылают как уголья. Фура! Нюкта отчаянно жмет на тормоз. В каком-то трансе читает номер М123УК. Мук, маленький Мук из толстой книги сказок. Зеркала заднего вида заливает слепящий свет, сзади гудят, обходят слева. Впереди никакой фуры. Кажется, ее размыло дождем. Еще бы секунда – и авария. До Мары по навигатору всего-то двести шестьдесят километров. Нюкта собиралась ехать всю ночь, но теперь понимает, что беда просвистела над самым ухом и снова караулит где-то в темноте. Нюкта медленно минует стихийную стоянку огромных машин. Зачем-то ищет пригрезившийся номер. Но механические чудовища, некоторые с откинутыми кабинами, погружены в усталый сон. Вот наконец и спасение. Справа внизу какой-то городок. Нюкта находит съезд. Осторожно катит по спящей улице и видит горящую вывеску: «Гостевой дом "Гармония"». Поворачивает на мокрый гравий. «Гармония» оказалась длинным сараем со множеством хлипких белых дверей и мерцающих желтым окон. Нюкта заглушила двигатель, Изи всхрапнула и открыла глаза, сонные и детские. – Это что, тот самый центр? Выглядит не очень. – Нет, мы не доехали, придется здесь заночевать, не могу больше рулить. За стойкой притулился парнишка, на вид одноклассник Изи. Даже за ноутбуком сидит так же, как сестренка, весь ссутулился, точно молится на монитор, на котором бегает с топором обезумевший Николсон из «Сияния». Изи заинтересованно покосилась на парня, при этом глаза ее потемнели, сверкнули и снова стали взрослыми. – Привет! – поздоровалась Изи, сощурившись на бейджик. – Федерико? Какое интересное имя! – И, усмехнувшись, добавила: – Нашей маме бы понравилось. – Привет, – кивнула аккуратно стриженная голова, быстрые изящно татуированные пальцы заблокировали экран ноутбука. – Спасибо! И мне нравится. Надолго к нам? Левый глаз парня сильно косил, поэтому Нюкта старалась смотреть только в правый. – На одну ночь, пожалуйста. – Оке-ей, – чуть растягивая гласные, сказал юный администратор и обернулся к стене, на которой висела дощатая, явно самодельная ключница. Гавайская рубашка Федерико, странно летняя при промозглой погоде, рифмовалась с постером, на котором из-за джунглей вставало оранжевое солнце и крупными буквами было написано Apocalypse Now. Все это выглядело так экзотично, что Нюкта на миг представила, что приехала с сестрой на курорт. – Паспорт? – парень выложил на стойку простенький ключ. – А можно без документов как-то оформить? – спросила Нюкта, понизив голос, прозвучавший неестественно. – Оу! Деньги украли и скрываетесь? – Федерико оживился. – Ну, как в «Психо». – Если как в «Психо», тогда нам точно не стоит останавливаться в отеле, где консьерж молодой мужчина. – Оу, вы в теме, – парень подмигнул здоровым глазом, и симпатичное его лицо расплылось в улыбке, предназначенной, должно быть, только для своих. – Две пятьсот за номер с двуспальной кроватью. Нюкта отсчитала несколько купюр и быстро сунула деньги киноману. Интересно, его настоящее имя Федя? – Ну нет, бери два номера! – встряла Изи. – Надо же выспаться нормально, а то в гостях у этой алкоголички я как будто йогой занималась всю ночь на кресле. Федерико догадался, кто победит в этом споре: положил деньги на стойку и полез за вторым ключом. Нюкта почувствовала, что нет сил сопротивляться. Непослушными пальцами достала пятитысячную купюру и обменяла ее на пару ключей, на вид ничем не отличавшихся друг от друга. Изи тут же выхватила один, ускакала первой и исчезла в номере. Нюкта провозилась с ключиком, который упорно не попадал в скважину. Казалось, она отпирает не комнату, а шкаф. Наконец вошла. Пахнет чистящим средством, уже неплохо. Не стала зажигать свет, побоялась, что неприятная обстановка помешает заснуть, и тут же поплатилась за это – ударилась бедром об угол какой-то мебели. Чертыхнулась, взвыла и, найдя на ощупь кровать, рухнула. Сны ее были хлипкими, как двери гостевого дома. Нюкта вроде бы просыпалась, стягивала одежду и, замерзнув, заворачивалась в скользкий искусственный шелк покрывала. Потом вольно раскидывалась, наслаждаясь, что спит одна на большой кровати, и проваливалась в новый сон. Раскрывалась, мерзла. И все время ей казалось, что дверь этой фанерной комнаты вот-вот распахнется, и на пороге встанет то ли отец, то ли киношный маньяк. Она бы, конечно, спряталась под кроватью и, зажимая крик ладонью, следила за его ботинками. Почему они шуршат, как бахилы? Кажется, завелся «лексус». Нюкта вскочила, потрясла головой, натянула джинсы, набросила валявшееся на полу пальто. Чертов пацан, почему не следит за тачкой? Хотя Нюкта даже не спросила, охраняется ли парковка. Облегчение. Машина там же, где Нюкта ее оставила. Где-то за углом удаляется рокот чужого двигателя. Холодный ветер пробрался под пальто, рванул волосы ледяным гребнем. Нюкта, стуча зубами, побежала обратно в номер, только сейчас осознав, что под пальто у нее только не очень свежий лифчик. Соседняя дверь не заперта, неужели Изи тоже встала? Хорошо бы, тогда они могут быстро позавтракать и выехать к Маре. Заглянула внутрь: тихо, никого. Решив, что спросонья перепутала комнаты, Нюкта попятилась, но тут заметила на полу дурацкий мохнатый брелок сестры. – Изи?! – крикнула Нюкта и теперь уже уверенно распахнула дверь, легкую, будто картонка. Скомканное полотенце на кровати, какой-то мусор в пластиковой корзине. И куда она делась? Может, с Федерико где любезничает, хотя почему тогда вещи забрала из номера? Вернувшись к себе, Нюкта решила быстро умыться и пуститься на поиски сестры. Из-за плотных штор еле просачивался бледный свет. Стало тревожно, как в сегодняшнем сне. Она включила свет и осмотрелась. Сумка с вещами лежит расстегнутая и перерытая, нижнее белье, где она прятала все свои сбережения и что удалось стащить у отца, торчит комом. Нюкта дрожащими руками перетрясла все свои штопаные трусы. Ни жалких рублей, ни пятидесяти тысяч долларов, извлеченных из сейфа. Под трусами обнаружилась открытка с черной кошкой. Сначала Нюкте показалось, что это их Мина, но она пригляделась и поняла, что это постер какого-то фильма-хоррора. Точно Федерико услужил. Нюкта перевернула открытку и сразу узнала волнистый, нитяной почерк Изи: «Нюкта! Не ищи меня, я уехала с Вадиком. Как сбежим за границу, дам большое интервью, расскажу нашу историю. А пока не переживай, Вадик обо всем позаботился и спрятал труп». Перечитала несколько раз. При чем здесь Вадик и, главное, чей труп он спрятал? Рванула на рецепцию – никого. В сарайчике для завтраков Федерико возился с кофеваркой. Заметив Нюкту, выпрямился и радостно улыбнулся. – А я думал, вы уехали! Хотите кофе? – Можно позвонить с вашего мобильного? Федерико подмигнул косящим глазом, зачем-то посмотрел по сторонам, будто за ними могли следить, и протянул Нюкте кнопочный телефон. – Не люблю айфоны, – произнес он, как бы оправдываясь. Нюкта несколько раз набрала номер сестры. Звучали длинные гудки и тут же прерывались: негодяйка сбрасывала вызов. Вот дрянь! Не избавилась от телефона все-таки. А ведь Нюкта заметила на той заправке, что Изи что-то прячет в рюкзак. Зря не проверила. – Мы вчера заселились вдвоем, а сегодня кто-то еще приехал к моей сестре? – спросила Нюкта, точно вела следствие о пропаже человека. – Вчера же и прибыл какой-то, часа через три вас нагнал. Изи сказала, ваш друг. Все в порядке? – Да, – Нюкта хотела было набрать Маре, но подумала, что и так зря звонила с телефона этого Федерико, и вернула мобильник. – Спасибо. – Останетесь на завтрак? – спросил юный администратор и тихо добавил, не уверенный в уместности шутки. – У Тиффани. – Спасибо, Федерико, вы очень добры. Но я поеду.