— Ударить? — прошипел я аки змей, стремительно шагнул вплотную к девушке и, схватив ее за горло, чуть приподнял. Изящная фигура и птичий вес позволяли мне сделать это без особых усилий. Теперь наши глаза находились на одном уровне, и мне было удобно ковыряться своим взглядом где-то в глубинах ее маленького мозга: — О, бить я тебя не стану. Если еще раз разозлишь меня, попросту убью. Вскрою глотку от уха до уха, а тело спрячу в болоте. В этом случае ты станешь третьей тварью в женском обличье, которую я упокою собственными руками. Спроси у своих друзей, кто такой бесноватый Ловец, и тебя ждет интересная и очень страшная сказка. Резким движением я забросил помятую красавицу на кровать, где она тут же театрально разрыдалась. Нужно отдать должное, как актриса она просто великолепна. Приступ ярости прошел, и мне даже стало немного стыдно за свое поведение. Нет, не потому что повел себя грубо с женщиной, а потому что вообще поддался эмоциям. И с этим надо что-то делать. Может, заняться йогой? Даву я вытащил из номера буквально за шиворот на глазах у шокированной обслуги отеля. В паромобиль он сел сам, надувшись как сыч. Весь путь во дворец прошел в молчании, потому что и мне нечего было сказать своему другу, и Дава то ли обижался, то ли с похмелья чувствовал себя не очень хорошо. Я понимал, что обошелся с другом слишком уж резко, но при этом осознавал, что вскрыл довольно опасный нарыв, грозящий нам в будущем серьезными неприятностями как личного, так и финансового плана. А на фоне траурного раздрая в верхах корпорации все может закончиться даже крахом зарождающегося бизнеса. Так что оздоровительный пинок генеральному директору как раз к месту. В этот раз ворота в усадьбу Скоцци окрылись сразу, а старый мажордом и Василий встречали нас у подъездной дорожки. — Как ее высочество? — с ходу спросил я у старика. — Почивают, — ответил слуга с явной просьбой в глазах не беспокоить хозяйку. Да я и не собирался. — Вот и чудненько. Сон пойдет ей на пользу. А к вам у меня просьба разместить этого молодого человека в гостевой комнате. Мы ведь можем организовать это без ведома ее высочества? — Госпожа еще в прошлый ваш приезд велела выполнять ваши прихоти в границах приличий, — поклонился слуга и добавил с хитрецой в голосе: — Думаю, эта просьба никак не нарушает указанных границ. — Благодарю, — позволил я себе легкий кивок, но тут же раздраженно поморщился. — Пива мне принеси, — барским тоном приказал Дава подбежавшей служанке. — Хмельного не давать, — жестко сказал я, обращаясь ко всем присутствующим. — Василий, проследите, чтобы Давид Аронович не покинул гостевых комнат без моего разрешения. — Что вы себе позволяете! — Давид попытался провести отчуждающую черту между нами. Но меня таким тоном не проймешь. — Вот честно, Дава, меня все больше одолевают сомнения в том, что я смогу хоть как-то тебе помочь. Пожалуй, моего жизненного опыта будет маловато. Думаю, Арон Моисеевич справится лучше. Да и негоже мне лезть в семейные дела. Хочешь, подвезу тебя в город, когда поеду на телеграф? Давид ожег меня злобным взглядом и с видом арестанта поплелся вслед за указующей путь служанкой. Свидетели сей сцены прилагали все усилия, чтобы сдержать улыбки. Когда моего друга, можно сказать, увели, потому что за уходящей парочкой тут же пристроился охранник, встал вопрос моих дальнейших действий. Забот было невпроворот, и не только вечером, когда состоится встреча с бандитами. К тому же дела киностудии тоже нужно как-то разгребать. Поэтому я дал Даве час, чтобы прийти в себя, а затем наведался в его комнату. — Нехорошо тебе, добрый молодец? — поинтересовался я, не сумев сдержать язвительности. — Да, знобит что-то, — без особого остервенения ответил Давид. — Сам, что ли, похмельным не бывал? — И до моего приезда ты решал эту проблему понюшкой бодрящего кокаинчика? — вкрадчиво спросил я. — А что, если и так? — с вызовом поинтересовался мой друг. — А то, что ни черта это не похмелье. Поверь, дальше будет только хуже. Понимания мои слова не нашли, но ничего — еще не вечер, а пока его не размотало окончательно, нужно решить кое-какие вопросы. — Сейчас ты обзвонишь всех управляющих и назначишь на завтра встречу руководства концерна здесь, во дворце. — А ты не забыл, что я все еще генеральный директор и изменить сие тебе не под силу? — Не забыл, как и то, что в качестве одного из главных акционеров имею право созывать подобные собрания. — Почему не сегодня? — решил Дава зайти с другой стороны. — Потому что через пару часов тебе будет не до ведения дел. В общем, иди, обзванивай управляющих, и на этом пока ограничим наше общение. Ничем, кроме ссоры, оно закончиться попросту не может. Как и ожидалось, на обед мучимый тошнотой Дава не вышел. О состоянии моего друга доложил Василий. Это и стало поводом для моего звонка доктору Беловицкому, с которым мы были знакомы по переписке. Именно он занимался лечением наркомании у «золотой молодежи» столицы и продвинулся в этом вопросе довольно далеко. Правда, подобную хворь пока стеснительно называли нервным расстройством. Сразу после звонка проблемы друга пришлось отодвинуть в сторону и заняться состоянием подруги. Даша наконец-то проснулась, и меня позвали на второй обед. Не скажу, что расстроился, потому что поесть я люблю, а повара во дворце великолепные. При таком подходе главное не разжиреть. Ни особым аппетитом, ни приподнятым настроением Даша похвастаться не могла, но выглядела уже лучше, и ее психическое состояние казалось намного ровнее. За столом присутствовали только мы двое и Леонард в качестве дежурного доктора скорой психологической помощи. Но Даша уже пришла в себя, и помощь кота не понадобилась. Правда, она не удержалась от того, чтобы потискать Силыча, страдальчески закатившего печальные глаза. Сначала мне не хотелось нагружать княжну чужими проблемами, но любые попытки поднять ей настроение простыми шутками ни чему не привели. Зато когда я сначала коснулся темы Давы и киноконцерна, а затем еще и поведал о недавнем переполохе в Топинске, Даша оживилась. Мало того, она огорошила меня совершенно неожиданным вопросом: — А хочешь, я расскажу тебе, кто стоит за всем этим делом? Неужели все так просто? — Изволь. — Моя маменька. Вот это номер! — Да уж, теперь понятно, почему князь так всполошился и настрого запретил мне ворошить это дело в столице, — задумчиво проворчал я. — И правильно сделал, — строго нахмурилась Даша. — С мамой лучше не связываться. Она… как бы это сказать… бывает немного неадекватна, особенно когда дело касается Николеньки. — Не понял, а при чем здесь великий князь? Нетрудно было догадаться, что речь идет о втором сыне императора. — Так маменьке все эти интриги не интереснее, чем появление на свет потомства ее любимой собачки. Это Николя решил поиграть в политику и дергает маменьку в качестве всепобивающего козыря. Хотя я по-прежнему не понимаю, зачем ему сдался ваш медвежий угол. Уничижительное упоминание любимого города я пропустил мимо ушей, потому что были вопросы и поважнее: — Раньше за ним такого не наблюдалось? — Да, моему худосочному братцу хватало проблем со своими болячками. Но теперь, когда ему полегчало, все изменилось. — Заметив мой удивленный взгляд, Даша сокрушенно покачала головой. — Ты совсем одичал в своем болоте. В Новгороде нашли действенное лечение, и Николя? пошел на поправку. Правда, от этого его характер лучше не стал, как бы не наоборот. Так что действительно не лезь в эту свару. Там даже мне делать нечего. — И что же нам теперь, до скончания веков спать с револьвером под подушкой? — недовольно заворчал я. — Успокойся ты, — мило улыбнулась княжна, и ее улыбка меня неимоверно порадовала. — Уверена, отец сделает необходимое внушение мама?н и столь грубо никто действовать не будет. Но вам все равно нужно держать ухо востро. Не знаю, зачем Николя понадобился Топинск, но они точно не успокоятся, возможно, просто из принципа. — Ну и ладно, — с неожиданным равнодушием пожал я плечами, — пусть приезжают. Болота у нас глубокие. Места хватит всем. — Ты неисправим, — улыбнулась Даша, и в этот раз улыбка далась ей легче. Оттаивает потихоньку наша Снежная королева. — Расскажи лучше, чем там закончилась вся эта история с Рыжим и Ведьмой. — Да что там рассказывать. Матюхина, конечно, растрясти не получилось. Калач оказался тертым. От дачи показаний под судебным артефактом он отказался. Так что все списали на его самодеятельность и законопатили на каторгу. Сдается мне, что там его и прирежут для сохранения тайны и в назидание другим. Незадачливые любовники-сектанты, конечно, огребут года по два, но это меньше, чем боялись их родители. А все благодаря говорливой ведьме. Фурсова вообще напела на два пожизненных срока, и ее забрали жандармы. Но при этом рыжая ведьма несчастной не выглядела. Очень уж ей не хотелось в тот чудный монастырь. Вторая половина дня прошла за легкими, ничего не значащими разговорами. Прервались, только когда явился посыльный с бандеролью от доктора Беловицкого. Посещать Даву прямо сейчас я посчитал преждевременным, поэтому попросил отнести коробку в свою комнату. Но проведать болящего все же пришлось раньше, чем предполагалось. Уже ближе к вечеру, когда я собирался сворачивать посиделки, дабы успеть подготовиться к переговорам с бандитами, в кабинет Даши осторожно постучали. После разрешения войти в приоткрывшуюся дверь заглянул Василий: — Ваше сиятельство, мне нужно переговорить с Игнатом Дормидонтовичем. — Что-то случилось? — нахмурилась Даша. — Его друг буянит. — Ладно, — вздохнула княжна, — идите. И этого рыжего наглеца я видеть не хочу еще как минимум пару дней. Так что пусть на глаза мне не попадается. — Извините, ваше высочество, — встав со стула, церемонно поклонился я, — но не выйдет. Завтра у нас собрание руководства киноконцерна, и вам необходимо там присутствовать. — Ладно, иди, но я все равно им недовольна, — отмахнувшись, проворчала княжна. — Такой вечер испортил. Ага, это она еще не знает подоплеки появления в ее доме сего гостя. К тому же моя предстоящая отлучка из дворца и ее причина вряд ли добавят Даше хорошего настроения. — Что там у вас случилось? — спросил я Василия, когда мы быстро шли по коридору. — Он словно повредился рассудком. Ударил служанку. — Даже так? — удивился я и решил сменить траекторию движения, дабы заглянуть в свою комнату.