— Ну, голубь мой, и что ты натворил в этот раз? А глаза такие ласковые-ласковые, но почему-то от взгляда Гудкова становилось не по себе. — Краткий отчет перед вами, ваше высокоблагородие! — отчеканил я, даже не подумав совершать каких-либо движений. Беролаки хоть и выглядят эдакими увальнями, но действуют молниеносно, а стреляют быстрее, чем думают. Гудков недовольно поморщился. Чтение документов явно не самое любимое его занятие. Ну ничего, перетопчется. Я уже давно понял, что с начальством лучше всего общаться через бумажки. Изложенная сухим, канцелярским слогом информация вызывает меньше эмоций, да и усваивается намного легче. Вот уж в чем я стал виртуозом за двадцать лет работы статистиком — так это в составлении отчетов. Во первы?х строках своего опуса я отметил, как прозорливо напал на след энергетических вампиров и храбро бросился в погоню. Описал бой в доме и короткую беседу с царским сыночком, подробно изложив его слова. Там же я выдвинул предположение, что улучшение здоровья великого князя напрямую связано с убийствами московских бандитов. Явно в этом месте подполковник нахмурился и повернулся к своим подчиненным: — Проверь, как там обыск в подвале. Беролак лениво кивнул и вышел за дверь, а подполковник недовольно пошевелил бровями и уставился на меня, получив в ответ вежливую улыбку и предложение: — Хотите кофе с бутербродом, ваше высокоблагородие? Сыр особенно хорош. С минуту беролак сверлил меня колючим взглядом, а затем фыркнул как кот: — А давай. По твоей милости с ночи ношусь как угорелый, а на дирижабле кормежка не предусмотрена. Быстро соорудив бутерброд, я принялся готовить кофе с корицей по рецепту Яна Нигульсовича. В это время подполковник продолжал чтение. Получив кофе, он взялся перечитывать мой отчет еще раз, а затем к моему неудовольствию достал зажигалку и предал бумагу огню. Уверен, и зажигалка у него именно для таких дел, потому что мало кто из оборотней балуется курением. Ну а еще он ею поджигает дома с телами тех, кто умудрился наступить на любимую мозоль императора. — Ну и что прикажешь мне делать с тобой? — угрюмо уставился на меня подполковник, все же отпив из чашки. О том, почему меня нельзя убивать прямо здесь и сейчас, я уже написал в отчете, но, видно, придется проговорить это вслух: — Уж точно не решать дело радикальным способом, как вы наверняка любите. Сохранить тайну всех проказ княжича не выйдет, даже если удавите меня прямо тут. Как вы понимаете, столько трупов я наделал не в одиночку, так что тайна хоть пока и сокрыта, но ее носителей слишком много. Одним больше, одним меньше — делу это не поможет. Кстати, телеграмма Дарье Петровне о том, в чьих руках я окажусь в ближайшее время, наверняка уже дошла. И проблема не в том, что, пропади я без вести, ее высочество крайне расстроится, — хуже, если это событие станет причиной донесения сей неприятной истории до мировой общественности. — Угрожаешь, сопляк? — как-то без особой злобы спросил беролак. — Страшно мне, — не стал я реагировать не его подначку, — и не только за себя. Дело в том, что есть человек, способный избавить Дарью Петровну от ее темной ипостаси и сделать обычной женщиной, но боюсь, что в случае моей смерти… Договорить мне подполковник не дал. Вот вам и увальни. Беролак, проведя частичную трансформацию, в мгновение ока оказался вплотную ко мне. Мохнатая, когтистая лапа ухватила меня за оба лацкана пиджака и приподняла в воздух. Подполковник прорычал что-то неразборчивое, затем, чтобы донести до меня свою мысль, провел обратную трансформацию лица, ставшего наполовину медвежьим: — Я из тебя за княжну душу вытрясу! Похоже, этот косолапый решил, что является членом царской семьи, и воспринимает Дашу как собственного ребенка. Такое с телохранителями бывает довольно часто. — Не надо из меня ничего трясти, — ответил я со спокойствием, которого и близко не ощущал, — мне и самому очень хочется помочь Дарье Петровне, но, если угробите меня, не уверен, что тот, кто может провести операцию, станет это делать. — Ну и кто это такой умелый? — мгновенно успокоившись и полностью вернув себе человеческое обличье, спросил подполковник. — Это не моя тайна, и услышит ее только император. — Да кто тебя допустит к хозяину?! — опять нахмурился беролак. — Вопрос не ко мне, — парировал я, пытаясь привести одежду в нормальное состояние, — ибо кто я такой, чтобы решать за государя, кого ему захочется видеть, а кого нет. В этом заявлении скрывалась шпилька в сторону царского телохранителя, и он явно ее оценил. Но выразить свое отношение к моим словам подполковник не успел, потому что явился его посыльный: — Он уже на корабле, — прогудел беролак, опять встав на свой пост у двери. — Ругался? — поинтересовался Гудков. — Само собой, — ехидно оскалился сибиряк. Жаль, что мне не удалось стать свидетелем того, как эти ребята перемещали великого князя на корабль. Боюсь, почтительностью там и не пахло. Гудков на пару минут задумался, а потом посмотрел на меня, но уже без прежней злости: — Ладно, подвезем мы тебя до столицы. — Затем, обратив внимание на собственный костюм, пострадавший в процессе трансформации, беролак удрученно вздохнул. — Вот, испортил из-за тебя дорогую вещь. — Говорят, — нейтральным тоном произнес я, — от расстройства нервов хорошо помогает настойка валерианы. В ответ подполковник выдал улыбку, от которой неподготовленный человек мог заработать пожизненное заикание, но того, кто делил кров с волколаком и вампиром, подобными глупостями не проймешь, да и настоящей ярости в той улыбке не было. Кухню я покинул под конвоем беролаков, и только когда мы вышли в холл, стал понятен масштаб операции. Дом буквально кишел людьми. В основном это были невзрачные мужчины, сновавшие туда-сюда с крайне озабоченным видом. Я попытался помочь и упомянул о дневниках директора, но от меня лишь отмахнулись. Впрочем, было понятно, что они справятся и без моих советов. Уверен, даже сейф они вскроют как скорлупу ореха. О Леонарде я вспомнил только у лифтовой корзины дирижабля, но он-то обо мне и не забывал. Так что осталось лишь поднять на руки тут же подскочившего кота и загрузиться в угрожающе поскрипывающую конструкцию. Это, конечно, не курьерский дирижабль министерства иностранных дел «Стремительный», но обстановка очень похожа. Беролак в компании с матросом отвел меня в каюту и запер в ней. Буквально через пару минут дирижабль, взвыв винтами, отправился в путь. Солнце поднялось над горизонтом, как по заказу освещая окрестности. Увы, из иллюминатора многого не увидишь — это вам не смотровая площадка. И все же почти весь полет я рассматривал окрестности. Когда еще удастся поглядеть на мир свысока? Кстати, нужно узнать, как в Империи обстоят дела с летательными аппаратами тяжелее воздуха. Личный дирижабль мне не светит, так, может, удастся отхватить хотя бы аэроплан? Границ столицы мы пересекать не стали и пошли на снижение у большого загородного особняка. Скорее всего, это был какой-то охотничий дом в дебрях подмосковных лесов. Надеюсь, меня не прикопают прямо здесь под сенью какого-нибудь векового дуба. Спуск на грешную землю я произвел точно так же, как и подъем, — имея из оружия только кота на руках. Леонард хорошо прочувствовал ситуацию и вел себя тише воды ниже травы. Правда, последнее лишь фигура речи — в коротко подстриженной траве вокруг небольшого дворца здоровенный кот не смог бы спрятаться при всем своем желании. Пара беролаков уже не в полевой форме, а в дорогущих мундирах с толстенными золотыми цепями вместо аксельбантов провела нас в небольшую комнату. Кровати там не было, зато имелись удобный диван и пуфик, которые мы с Леонардом Силычем и заняли. Ни он, ни я не сомневались, что придется подождать. К моему удивлению, ожидание затянулось всего на пару часов, а затем меня провели в уютный, при этом дорого обставленный кабинет. Коту пришлось остаться в гостевой комнате. Если судить по отсутствию на стене за креслом у письменного стола портрета императора, оный император и является хозяином кабинета. Как и положено в подобных случаях, я остался стоять в буквальном смысле на начальственном ковре, под цепкими взорами замерших у двери беролаков. Еще минут через пять в кабинет стремительно ворвался сам император. Правда, царственности в нем сейчас было не так уж много. Он быстро обошел стол и устало рухнул в кресло. Некоторое время Петр Третий массировал пальцами виски над пышными бакенбардами, а затем посмотрел на меня: — Вы, господин Силаев, все никак не угомонитесь? Неожиданный вопрос, но если он думал смутить меня этим заявлением, то просчитался. Я уже находился на той стадии фатализма, что мне было пофиг, кем является мой собеседник. — Мне следовало оставить все как есть? — вопросом на вопрос ответил я и все же добавил: — Ваше императорское величество. — Из-за тебя мой сын вынужден будет уйти в монастырь, — зло процедил император, позволив себе несвойственную ему фамильярность. — А было бы лучше, если бы лет через пять вам пришлось посылать за его головой беролаков и ведьмаков, потому что другие просто не сдюжили бы? — опять спросил я, явно перегибая палку. Ну вот не чувствую я благоговения, особенно после переселения в этот мир. Мне что полицмейстер, что генерал-губернатор, что император. Замучить и убить меня может любой шатун, а на большее не способен даже повелитель огромной Империи. — Молчать! — заорал император, и я спиной ощутил звериную ярость, исходящую от удивленных вспышкой хозяина беролаков. Еще секунда — и они даже без приказа разорвут меня на куски. Как ни странно, мне даже стало немного легче. Князь Шуйский точно так же орал, но я-то понимал, что это признак снижения накала обстановки. Император, конечно, не генерал-губернатор, но тот же принцип сработал и сейчас. Еще раз устало помассировав виски, он откинулся на спинку кресла и произнес: — Рассказывайте все. От начала до конца. Ну вот на кой черт этот косолапый Гудков спалил мой отчет? Все было бы намного проще. Что же, придется поупражняться в риторике. Я, конечно, опустил сам факт существования Мыколы и переписки с Нартовым, так же как и аферу с княгиней Голицыной и ее любовником, но в остальном выложил все без утайки. Даже рассказал о конфликте с бубновыми. Когда дошел до вмешательства профессора и боя в подвале, император недовольно поморщился: — И вы все это время покрывали кровавого убийцу невинных девиц? — Когда-то именно я поймал оного убийцу невинных девиц и сдал его властям. Они его благополучно прошляпили, а исправлять оплошности разных неумех — не моя работа. Оба раза, когда мы виделись после его ареста, за спиной профессора находились высшие вампиры господаря Дракулы. Может, я и бесноватый Ловец, но точно не идиот. Мое откровение император оставил без комментария и сменил тему: — Ту помощь Дарье, о которой вы говорили Гудкову, может предоставить Нартов? — Да, ваше императорское величество. — И вы хотите, чтобы я отдал свою дочь в руки омскому Мяснику? — Сейчас в нем говорил не властитель огромного государства, а простой отец, потому-то мне и был задан этот вопрос.