– Я тоже не понимаю, что происходит с тобой, но могу догадываться. Похоже, это у тебя появились какие-то намерения в отношении госпожи Бабич. – Да, – упрямо мотнул головой Леха, – и если это тебя задевает, я готов дать сатисфакцию. – Ты же вроде выпил не так уж много? – настороженно уточнил я. – Какая к чертям сатисфакция? – Значит, ты не возражаешь против наших с ней отношений? – поняв, что взвинтил себя слишком резко и без повода, начал остывать Леха. – Каким боком? У меня нет к ней никаких чувств… – Заметив изменения в лице друга, я все же решил чуть подправить заявление. – Ну, может, что-то и было, но оказалось лишь сиюминутным увлечением. Елизавета Викторовна барышня красивая и все такое, а мне в столь романтическом возрасте положено увлекаться. Как и тебе. – Это не увлечение! – опять вспыхнул Леха. Да что же ты такой впечатлительный! Меня настораживает подобный пыл. Не дай бог это внешняя накрутка. – Да ради бога, совет вам да любовь. С удовольствием погуляю на вашей свадьбе. – Ну, до свадьбы еще далеко… – стушевался Леха и немного покраснел. Вот и ладушки, а то наш разговор начал меня серьезно напрягать. Закончив наши разборки на вполне дружеской ноте, мы вернулись к остальным, и вечерника продолжилась с еще большим размахом. Драки так и не случилось, зато возникло дружное желание посетить «Русалку». Влюбленный Леха конечно же откололся от коллектива, но я не стал ему пенять и притормозил возмущение остальных, не вдаваясь в подробности. Если наш Ромео захочет, сам все расскажет. Чем мне нравится Топинск – так это своей стабильностью. Будь то извечное и какое-то равнодушное отношение к перманентной угрозе со стороны Стылой Топи или же неизменность уклада увеселительных заведений. Как и в «Старом охотнике», в «Русалке» все было по-прежнему – псевдовосточная атмосфера и одетые как гурии вполне славянские девушки. Изменилось только отношение моих друзей к подобным развлечениям. Дава и без того был человеком с ослабленными моральными устоями, а Боря из скромника превратился в записного ловеласа. Нужно не забыть проконтролировать, чтобы эта его развязность не перешла в манию. И так чуть не проворонил момент, когда одна из девиц хотела познакомить парня с миром грез. У Бори хватило ума не нюхать опиумную пыльцу и к тому же рассказать о случившемся мне. На следующий же день я навестил заведение и устроил там утро стрелецкой казни. Теперь все в этом заведении немного побаивались меня, за исключением Глаши. И это было хорошо. Очень хорошо. Глава 8 Если сравнивать со вчерашним утром, этот рассвет я встретил просто в чудесном настроении. Из сна выплыл мягко и, увидев на своей груди русую головку спящей Глаши, прижмурился как сытый кот. Конечно, то, что у меня было с княжной, имеет свои плюсы, но и вот такое постельное блаженство дарило большую радость. Я вообще любитель разнообразия во всем. Возникал закономерный вопрос: что же делает любитель этих самых разнообразий на посту полицейского видока в провинциальном городе? И если учитывать сумму на моем банковском счету, вопрос становился очень злободневным. Можно было бы привести весомый довод, что в этот мир я попал во искупление своего греха в родной реальности. Я соврал на суде, и смерть юной девушки сошла с рук насильникам. Соврал из страха за жизнь близких мне людей, да и чего греха таить, за свою жизнь тоже, но дело не только в этом. Прожив достаточно долгую жизнь, я понял, что много человеку для счастья не нужно. В смысле денег, да и развлечений тоже. Без них, конечно, будет уныло и пусто, но, если нет того, что делает тебя человеком, а не живущей в банановой роще обезьяной, ни кругосветные круизы, ни утонченная еда на дорогущем фарфоре радости не принесут. Свое место в жизни я нашел, и даже тот факт, что в любой момент меня могут прирезать злопыхатели, лишь добавляет остроты. А счет в банке дает возможность не думать о рутине быта и позволять себе такие маленькие радости, как вот это уснувшее на моей груди чудо. Словно почувствовав мой взгляд, Глаша заворочалась и подняла заспанное личико. Она выглядела как взъерошенный после сна котенок. – Вы уже проснулись? Поначалу обращение практически постоянной любовницы на «вы» меня немного сбивало, а затем привык – Глаша переучиваться не собиралась. У нас вообще сложились странные для этого времени и места отношения. Мадам заведения сразу получила достаточную сумму, дабы не предлагать больше девушку другим клиентам. К тому же я настоял на том, чтобы днем Глаша посещала курсы кройки и шитья с претензией на моделирование. Не скажу, что мне не давали покоя лавры главного героя фильма «Красотка», я не собирался спасать проститутку от ее порочной жизни. Просто захотелось, чтобы у девушки была бы хоть какая-то перспектива, когда ее красота начнет увядать. – Да, проснулся, – улыбнулся я. – Хотите еще? – мило покраснев, предложила Глаша. – Нет, нужно уходить по делам. – Может, кофе и пирожных? – с надеждой спросила она. В «Русалке» работал неплохой повар-турок, специализирующийся на кондитерке. Для работниц сладости были под запретом по вполне объяснимой причине, и в основном зале за этим следили строго. Единственной лазейкой оставался кофе со сладостями, которые мог заказать оставшийся до утра ловелас. – Хорошо, – кивнул я, – но пирожных закажи всего парочку. – Я толстая? – тут же насторожилась Глаша. Худышкой я бы ее не назвал, но и до пышки миниатюрной девушке было далеко. Впрочем, склонность к полноте у нее имелась. – Нет, ты просто глупенькая. Странно, но это заявление ее не обидело. Позавтракав и мило попрощавшись с Глашей, я вышел на улицы утреннего Топинска. Этот город нравился мне все больше и больше. Благодаря близости места Силы Топинск богател и хорошел. Уже сейчас его центр выглядел довольно презентабельно. Три года назад здесь был открыт театр, в котором, по слухам, вскоре пройдет первый сеанс синематографа. Нужно сходить и посмотреть местную киношку, а то, кроме книг, борделя и трактира, никакого личного развлечения. Театралом я никогда не был, так что из массовых развлечений остались только народные гуляния. Горожане любили и умели хорошо проводить досуг, так что временами здесь бывало весело. К тому же наличие неплохой компании делало мою жизнь вполне приемлемой. Увы, из-за конфликта с семьей судьи светские рауты были мне недоступны, но, если честно, жалел я об этом только по причине запретности сего плода. Погода выдалась великолепной, так что я прогулялся по центральному парку, изредка раскланиваясь со смутно знакомыми личностями. Мелькнула мысль зайти в кафе – очень захотелось мороженого, но я сам себе напомнил, что недавно общался с дамой, которая любила пользоваться духами. Я уже принюхался, а вот окружающие не замечают исходящего от меня амбре только потому, что мы находимся на открытом воздухе. Так что, поймав извозчика, я направился домой. Так, мне это уже начинает надоедать. Словно дежавю какое-то. Опять никто не встречает начальство, да и дом выглядит как-то безрадостно. При наличии домового такие неуловимые особенности экстерьера говорят о многом. В общем, в собственный дом я входил с некой опаской, нащупав в кармане двуствольник. Надеюсь, подобное возвращение домой не войдет в привычку. Первое, что я увидел, войдя в столовую, – это совершенно незнакомый и очень колоритный персонаж. Казалось, непрошеный гость шагнул прямо с картины Репина. Прямо на моем месте во главе стола сидел самый настоящий запорожский казак. Причем, что называется, хрестоматийный – от оселедца на голове до жупана с шароварами. Ну и без изогнутой сабли-карабелы не обошлось. А вот из-за широкого шелкового кушака вместо пистолей выглядывали рукояти револьверов. Ну что же. Кажется, я понимаю, почему спрятались не только Василич с Чижом, но и Евсей, по чью душу явился характерник. Да и домовой решился только на создание мрачной атмосферы. С этими запорожскими ведьмаками шутки плохи как для существ из плоти, так и для свободных энергентов. Я с минуту смотрел в серые глаза казака, который ухмылялся в седые, висящие чуть ли не до стола усы, а затем подошел ближе. Под его оценивающим взглядом я чувствовал себя неуютно. Даже порадовался, что успел обзавестись свежим шрамом, который делал мое юношеское лицо более брутальным. – Чиж, почему гость сидит за пустым столом? – крикнул я в пространство и тут же услышал над потолком дробный топот мальчишеских ног. Парень скатился по лестнице и юркнул к печи. Я же остановился рядом с гостем и постарался скопировать его ухмылку. – Пересядь-ка, гость дорогой, не по чину место занял. Улыбка казака стала шире и теперь напоминала оскал, но он все же пересел на лавку справа от почетного места, которое я тут же занял. Ситуация аховая, но марку держать просто необходимо. Одно хорошо: предупрежден – значит, вооружен. Еще когда Евсей впервые сказал, что казачий круг может приговорить его и вершить волю донцов явится запорожский характерник, я поинтересовался, что об этом всем говорится в законах империи. Когда-то мой земляк, уходивший на дембель, по доброте душевной поделился с салагой солдатской премудростью – если знаешь устав, то можешь позволить себе очень многое. Служба показала всю правоту его слов. Порой удавалось доводить командиров до белого каления, тыкая их в статьи устава. Особенно это работало против молодых лейтенантов, решивших, что для солдат они теперь и цари, и боги. Конечно, это была игра на грани фола, и огребать приходилось неслабо, но оно того стоило – у выдрессированного в военном училище офицера нарушение устава вызывает дискомфорт на грани подсознания. Характерник – это, конечно, не армейский сапог, но чтить писаные и неписаные правила он обязан. Уже одно то, что сидит за столом и ждет меня, а не пластает оборотня на тонкие ломти, говорит в пользу этой версии. Пока благодаря своей репутации и неожиданности появления запорожец отыграл несколько очков. К тому же созданная домовым мрачная атмосфера поддерживала имидж моего оппонента. – Кузьмич, – тихо сказал я, покосившись в сторону печи, – хватит нагонять жуть. Мы, чай, не в склепе сидим. В физическом плане ничего особо не изменилось, разве что сквозь окна в комнату начало поступать немного больше света, но общая атмосфера стала намного легче. Ухмылка казака стала чуть менее кривой, и он уважительно поднял бровь. Очко отыграли, но до победы далеко. Чиж оперативно накрыл на стол, но скудность трапезы вызвала у меня кислую мину. – Сбегаю к бабе Марфе, – тихо шепнул он и выскочил через дверь. Я взял со стола квадратный штоф и разлил водку по граненым рюмкам. – За встречу. Водка ушла внутрь легко, как песня над гладью реки. Характерник хмыкнул и, огладив усы, принял свою порцию. Затем мы на пару захрустели огурцами. – Отдай перевертня, – дожевав огурец, перешел казак с места в карьер. – С какого лиха? – спросил я, изобразив удивление. – Самому нужен. – Он должен повиниться перед кругом, – заявил казак с жутким украинским произношением, но слова из родного языка характерник вставлял редко. – Сейчас он никому ничего не должен, кроме царя. Ну и мне немножко. Знание того, что еще по договору с Андреем Великим царская служба на время выводила казака из-под юрисдикции казачьего круга, очень помогало мне в данной непростой ситуации. – Прогони его. – Лицо характерника растеряло едва проступившее благодушие, и в голосе зазвенела сталь. – Никого я увольнять не буду, и ты мне приказать не можешь. Есть, конечно, другой вариант. Ты убиваешь чиновника по особым поручениям генерал-губернатора Западной Сибири, и Евсей теряет службу. После этого забираешь его и режешь прямо на глазах донских старшин. А затем весело бегаешь по степям от хлопцев из седьмого отдела жандармерии. Сам знаешь, стаей они загрызут даже такого матерого зверя, как ты. Характерник погладил большим пальцем глубокий шрам на шее и качнул головой. – Смерти не боится только дурень, – сделал совсем не тонкий намек характерник. – Или тот, кто знает, что ее не нужно бояться.