Глава 13 Рассказ Марка Истербрука Я с величайшей неохотой готовился к беседе с миссис Такертон. Но Джинджер меня подгоняла, хотя я все еще был далеко не убежден в мудрости такого шага. Начать с того, что я не чувствовал себя пригодным к выполнению этой задачи. Я сомневался в своей способности вызвать нужную реакцию и остро сознавал, что играю нечто вроде маскарадной роли. Джинджер, с почти ужасающей деловитостью, которую она умела демонстрировать в нужных случаях, дала мне по телефону краткие наставления: – Все будет проще простого. Ее дом – это дом Нэша[49]. Не обычный для него стиль, один из его псевдоготических полетов фантазии. – И с какой стати мне должно приспичить осмотреть этот дом? – Вы подумываете написать статью или книгу о факторах, которые влияют на такое изменение свойственного автору архитектурного стиля. Что-нибудь эдакое. – Мне такой предлог кажется фальшивым, – сказал я. – Чепуха, – уверенно заявила Джинджер. – Когда принимаешься изучать научный объект или предмет искусства, выдвигаются самые невероятные теории, о которых пишут на полном серьезе самые неожиданные люди. Я могла бы процитировать целые главы полной ерунды. – Вот почему вы подходите для такого визита куда лучше, чем я. – Тут вы ошибаетесь, – сказала Джинджер. – Миссис Т. может отыскать вас в справочнике «Кто есть кто», и это произведет на нее должное впечатление. Меня она там не найдет. Я остался при своем мнении, но временно сложил оружие. Когда я вернулся после того невообразимого разговора с мистером Брэдли, мы с Джинджер устроили совещание. Ей разговор показался менее невообразимым, чем мне. На самом деле он даже доставил ей определенное удовлетворение. – Это окончательно разрешило вопрос – мерещится нам всякая дичь или нет, – заметила она. – Теперь стало ясно, что и в самом деле существует организация, которая устраняет неугодных людей. – При помощи сверхъестественных сил! – У вас очень ограниченный кругозор. Вас отпугивают туманные нашептывания и скарабеи, которые носит Сибил. Если б мистер Брэдли оказался знахарем или выдавал себя за астролога, он бы тоже вас не убедил. Но поскольку он оказался мерзким расчетливым мелким узаконенным пройдохой – во всяком случае, такое впечатление у меня сложилось по вашему рассказу… – Близко к истине. – То все это дело принимает определенные очертания. Каким бы фальшивым все это ни казалось, те три женщины с виллы «Белый конь» владеют чем-то, что дает нужные результаты. – Если вы так уверены, зачем тогда идти к миссис Такертон? – Лишняя проверка, – сказала Джинджер. – Мы знаем – по словам Тирзы Грей, – на что она способна. Мы знаем, как у них налажена финансовая сторона дела. Нам кое-что известно о трех жертвах. Нужно разузнать побольше и о клиентах. – Но, предположим, миссис Такертон ничем не выдаст, что была их клиенткой? – Тогда придется поискать других. – Конечно, я что-нибудь ляпну и все испорчу, – мрачно сказал я. Джинджер ответила, что я должен быть о себе лучшего мнения. И вот я стою у дверей «Кэрруэй-парк». Дом был совершенно не похож на те дома, которые, по моим представлениям, строил Нэш. Он во многом напоминал небольшой замок. Джинджер пообещала снабдить меня недавно изданной книгой по архитектуре Нэша, но книга не прибыла вовремя, поэтому я появился здесь недостаточно подкованным. Я позвонил, и дверь открыл довольно потрепанный дворецкий в сюртуке из альпаки. – Мистер Истербрук? – спросил он. – Миссис Такертон вас ждет. Он провел меня в богато обставленную гостиную. Комната произвела на меня мрачное впечатление. Все здесь было дорогим, но безвкусным. Если б над ней не потрудились, это была бы мило спроектированная комната. Тут имелись одна-две хорошие картины и множество плохих. И целое море желтой парчи. Мои размышления прервало появление самой миссис Такертон, и я с трудом выбрался из глубин обитого ярко-желтой парчой дивана. Не знаю, чего я ожидал, но я пережил полное крушение всех ожиданий. В миссис Такертон не было ничего зловещего – совершенно обычная женщина, приближающаяся к среднему возрасту. «Не очень интересная, – подумал я, – и не особо милая». Губы, несмотря на щедрый слой помады, были тонкими и выдавали дурной нрав. Подбородок слегка скошен. Бледно-голубые глаза создавали такое впечатление, будто она прикидывает цену всего, что видит. Миссис Такертон относилась к тем женщинам, которые скупятся на чаевые носильщикам и гардеробщикам. Таких женщин повсюду пруд пруди, хотя они по большей части не столь дорого одеты и не столь хорошо подкрашены. – Мистер Истербрук? – Она явно была в полном восторге от моего визита и почти тараторила: – Я так рада с вами познакомиться. Представить только: вас заинтересовал мой дом! Конечно, я знала, что его построил Джон Нэш, муж мне говорил, но я и не представляла, что дом заинтересует такого человека, как вы! – Ну, видите ли, миссис Такертон, это не совсем обычный для него стиль, потому я и заинтересовался… э… Она спасла меня от необходимости продолжать фразу: – Боюсь, я совершенно не разбираюсь в таких вещах – в смысле в архитектуре, в археологии и тому подобном. Но вы должны простить мое невежество. Я ничуть не возражал против невежества хозяйки дома. Оно меня полностью устраивало. – Конечно, все эти науки ужасно интересны, – сказала миссис Такертон. Я ответил, что мы, специалисты, наоборот, очень скучны и доводим людей до зевоты разговорами о предметах, по которым специализируемся. Миссис Такертон возразила, что это наверняка не так, и спросила, что бы я предпочел: сперва выпить чаю, а после осмотреть дом, или сперва осмотреть дом, а после выпить чаю. Я не рассчитывал распивать с ней чаи, у меня была назначена встреча на половину четвертого, но предложил сперва осмотреть дом. Миссис Такертон повела меня по комнатам, болтая почти без умолку и тем самым избавив меня от необходимости высказываться об архитектуре. Она сказала, что это очень удачно, что я приехал именно сейчас. Дом выставлен на продажу… – Он для меня слишком большой… теперь, после смерти мужа. И, кажется, уже есть покупатель, хотя агенты внесли дом в свои списки всего неделю тому назад. – Мне бы не хотелось, чтобы вы увидели его уже пустым. Думаю, дому нужно, чтобы в нем жили, если хозяин по-настоящему его ценит, не так ли, мистер Истербрук? Я бы предпочел увидеть этот дом необитаемым и без мебели, но, естественно, не мог такое сказать. Я спросил, собирается ли она остаться жить где-нибудь по соседству. – По правде говоря, я еще точно не знаю. Сперва хочу немного попутешествовать. Выбраться куда-нибудь, где солнце и хорошая погода. Ненавижу здешний несчастный климат. Подумываю уехать на зиму в Египет. Я была там два года назад. Такая изумительная страна… Но, думаю, вы-то все о ней знаете. Я ничего не знал о Египте, о чем прямо заявил. – Думаю, вы просто скромничаете, – весело и рассеянно отозвалась она. – Вот тут столовая. Октагональная[50]. Так, кажется, говорится, да? В ней нет углов. Я сказал, что она совершенно права, и похвалил пропорции. Вскоре осмотр был закончен, мы вернулись в гостиную, и миссис Такертон приказала подать чай. Чай подал тот же потрепанный слуга. Огромный викторианский серебряный чайник не мешало бы почистить. Когда слуга покинул комнату, миссис Такертон вздохнула. – После смерти мужа женатая пара, которая служила ему почти двадцать лет, настояла на увольнении. Они сказали, что уходят на покой, но после я слышала, что они нашли другое место, где больше платят. Я лично считаю просто абсурдной такую высокую плату. Как подумаешь, во сколько обходятся питание и жилье прислуги… Не говоря уж о том, сколько стоит обстирывать их. «Да, – подумал я, – ну и стерва». Бледные глаза, поджатые губы… Скупость и алчность – вот они. Было нетрудно вызвать миссис Такертон на разговор. Поговорить она любила. Особенно о себе. И вскоре, внимательно слушая и вставляя время от времени ободряющее словцо, я уже многое знал о хозяйке дома. Она и не сознавала, как много я узнал из ее болтовни. Я узнал, что она вышла замуж за Томаса Такертона, вдовца, пять лет тому назад. Она была «намного, намного моложе его». Они познакомились в большом приморском отеле, где она работала дежурной по этажу. Она и сама не заметила, как выболтала последний факт. Его дочка училась в школе неподалеку – «мужчине так нелегко решить, что делать с девочкой, когда он берет ее с собой». – Бедный Томас, он был так одинок… Его первая жена умерла несколько лет назад, и он очень по ней скучал. Миссис Такертон продолжала набрасывать свой портрет. Милосердная добросердечная женщина сжалилась над стареющим одиноким мужчиной. Его ухудшающееся здоровье, ее безраздельное служение его интересам… – Хотя, конечно, на последних стадиях его болезни я даже не могла иметь никаких собственных друзей. Я задумался – может, ее друзья были мужчинами, которых Томас Такертон счел подозрительными? Это могло бы объяснить условия его завещания. Джинджер навела справки о завещании Такер-тона в Сомерсет-Хаус[51]. Посмертные дары старым слугам, паре крестников, потом пункт, касающийся содержания жены – содержания достаточного, но не чрезмерно щедрого. Суммы, оставленной в руках доверенного лица, хватило бы, чтобы до конца дней наслаждаться безбедной жизнью. А все остальное – капитал, исчисляемый шестизначной цифрой, – отходило в полное и безраздельное владение дочери, Томазины Энн, либо по достижении ею двадцати одного года, либо когда она выйдет замуж. Если она умрет до двадцати одного года и незамужней, деньги должны были перейти к мачехе. Похоже, другой родни у Такертона не было. «Большой куш», – подумал я. А миссис Такертон любит деньги… Это просто бросалось в глаза. Я не сомневался – собственных денег она никогда не имела, пока не вышла замуж за своего пожилого вдовца. Может, тогда ей это и пришло в голову? Живя с помехой – больным мужем, – она мечтала о тех временах, когда станет свободной, все еще молодой и такой богатой, какой ей не приснилось бы в самых смелых снах. Возможно, завещание стало для нее разочарованием. Она предвкушала дорогостоящие путешествия, роскошные круизы, наряды, драгоценности – а может, просто удовольствие владеть деньгами, наращивая на них проценты по банковским вкладам. А вместо этого все деньги должны были отойти девчонке! Именно ей суждено было стать богатой наследницей. Девчонке, которая, скорее всего, не любила мачеху и демонстрировала это с беспечной безжалостностью, свойственной юности. Девчонка должна была стать богачкой… если только не… Если не… Неужели такой причины оказалось достаточно? Мог ли я всерьез поверить, что эта мишурная блондинка, так бойко изрекающая банальности, сумела отыскать виллу «Белый конь» и организовать смерть юной девушки? Нет, я не мог в такое поверить. Тем не менее надо было выполнить то, за чем я сюда пришел. И я сказал – довольно резко: – Между прочим, я как-то раз встречался с вашей дочерью… то есть с падчерицей. Миссис Такертон взглянула на меня с легким удивлением, но без особого интереса. – С Томазиной? В самом деле? – Да, в Челси. – А, в Челси… Да, такое весьма вероятно… – Она вздохнула. – Эти нынешние девушки! С ними так трудно. На них как будто никто не в силах повлиять. Это очень расстраивало ее отца. Конечно, я ничего не могла тут поделать. Она всегда отмахивалась от всех моих слов. – Снова вздохнула. – Понимаете, она была почти взрослой, когда мы с ее отцом поженились. Быть мачехой… Миссис Такертон покачала головой.