— И это его хорошо характеризует, — развел руками Герман. — Хотел сам оплатить расходы, которые обычно лежат на женихе. М-да. Пусто! — А кто деньги Хельге начал переводить? Может, это таинственный демон? — предположила Оля. — Во-первых, мы можем узнать из нашего банка, кто отправитель, но не более — повода посылать официальный запрос в израильский банк у нас нет. Во-вторых, какая тут связь с демоном? Даже если дело там нечисто, это уж дела налоговой, но связи с убийством Анатолия не вижу. Могла, конечно, бежать с этим израильским благодетелем. И снова вопрос — Толя тут причем. Замуж за него идти никто не принуждал, опять же, убивать ради этого слишком сильная мера. Проще просто развестись, если уж замуж вышла. — Ты цепляешься за единственный, относительно странный момент, — поддержал коллегу Серега. — И он странный только для проверяющих органов. А и для них вряд ли интересен: выяснится, что родственник по доброте душевной переводит. Поди докажи обратное. — Ладно, странность есть, пусть и ни о чем. Запрошу, какой такой условный «Ливенсон» переводил деньги, — решил добить эту непонятно куда ведущую ниточку Герман. — Узнаем только фамилию, имя и номер счета. Дальше не продвинемся. — Сам говорил, обращай внимание на то, что выпадает из общей картины, — обиженно ответила Оля. — Больше ведь ничего не выпадает… Да, я еще про нож подумала, — заметив ехидные взгляды коллег, Оля насупилась. — Говори уж. Прости. Мы реально не продвигаемся, стоим на месте. Тут не Израиль странный, а само дело. — Короче, ребят, а почему мы решили, что нож брали с кухни кафе? *** Ввалившись в третью комнату, он увидел перед собой хоромы или палаты… Ох, давно не попадал во времена правления князя Владимира, подзабыл, как там у них это называется… Светлица? Наверное. Перед зеркалом сидела красна девица с длинной русой косой, в ярко-желтом сарафане. И эта тоже с виду производила самое положительное впечатление. Ему стало обидно: вот так, выберешь правый путь, пойдешь за женой, а тебе подсовывают сплошной брак. И тут девица увидела его в зеркале. Замахала руками, закричала: — Ох, ты ж, старик упрямый! Не видать тебе Людмилы! К собственному изумлению он заметил, как уменьшился в росте, превратившись в карлика. Пол теперь подметала длиннющая, седая бородища. Вот же напасть! Кто же за такого замуж пойдет. — Девица, я ж не претендую. Не хочешь за меня идти, не надо. Только не серчай! Откуда ни возьмись, появились наложницы в прозрачных шароварах и блестящих топиках, едва прикрывавших грудь. Они принялись танцевать, и при каждом взмахе их рук на огромном столе, материализовавшемся посреди комнаты, возникали блюда с яствами. — Ага! Уже и свадебный стол накрываешь! — девица уперла руки в боки. — Лгун! Ты себя в зеркало видел? Уродец! Старикан проклятый! Ему стало обидно: он-то чем провинился? Причем, сказал же, не настаивает. Вполне обойдется без этого ежедневного крика над ухом. Выход бы найти. Нащупать, где портальчик притаился. А вот ничего пока похожего не видать. Пока суть да дело, стол весь уставили едой, и наложницы потащили к нему Людмилу и его самого. За бороду постоянно дергали, наступали на нее — короче, никакого уважения к сединам. Наконец, усадили Люду, рядом на стул положили несколько подушек, на них взгромоздили Сущность. Так хоть он над столом возвышался, а то с его новым росточком ни поесть толком, ни невесту приобнять. — Какой приобнять, недомерок! — опять заголосила Людмила. — Руки убери, сказала! — Все-все, это я случайно. Вот они, ручки, — он потряс ладошками над тарелкой. — На виду. Ничего дурного. Перед ним плюхнули миску с черной икрой. Рядом поставили блины. Эх, вкусно! Любил он икру красную и черную поболе баклажанной, хотя в разные людские эпохи пользовались они различным спросом. А стоит ли вкушать? В иных миражах вся еда — сплошь яд. Да и знал он, что пока остается бестелесным. В миражах эта подлость чуть ни самая большая: навредить ему могут, могут боль причинить, заставить страдать. Но доброго ничегошеньки от них не дождешься: ни вкуса пищи не почувствуешь, если она не отрава, ни радости какой-никакой. Одно хорошо — где-то прячется портал. Замиражируют его как следует, а он, раз, и в дамках! Куда судьбинушка вертанет, куда выкинет — тайна за семью замками. А все ж веселее, чем по пустыне бродить или в мираже врагов вычислять. Вот, возьмем Людмилу. Сидит пока тихо, только ругается, а настоящего зла не делает. С другой стороны, пока не делает. Кто ее знает. Никто. И это нервирует. Хоть у него нет нервов, а неприятно, говорят, не восстанавливаются… Тут вдруг снега намело, еду посдувало, а Людка шапку с него сдернула, на себя надела и исчезла, поганка. Его кто-то хвать за бороду и давай таскать за нее. Пригляделся — точно, богатырь. Нет чтобы пойти прямо и сгинуть. Не-ет! Сюда пошел. Тоже, дурак, жену ищет. Стало совсем неприятно, затошнило от такой болтанки. Не в космонавты, чай, готовится, зачем так за бороду мотылять! В глазах помутилось, голова закружилась, и бросил его богатырь в какое-то адское никуда. «Неужто в портал попал?» — успел подумать и очутился напротив женщины в теле, но весьма привлекательной. «Нешто четвертая?» — мелькнуло и погасло, вытесненное новым человеческим мозгом. — Я все сделала, как мы договорились, — сказала она. *** — А где его брали по-твоему? — хором спросили Герман и Серега. — Принесли с собой, вот где, — гордо парировала Оля. — Почему мы решили, что взяли с кухни? Потому что мясницкий тесак? Так его можно купить и принести в кафе. А все подумают, что он с кухни. И тогда решается вопрос с тем, как взяли нож так, что повара не заметили. А пронести в кафе нет проблем. Это вам не аэропорт. — И точно! Лоханулись мы, — признал Герман, — повар нож не опознавал. Надо его вызвать, пусть поглядит. Повар приехал быстро. Посмотрев на тесак, он почесал в голове и задумался. — Задачка! Набор ножей наш, но такие везде продаются. Никаких меток на нем нет. Хм, знаете, определю точно! А то даже боюсь подвести вас. Сейчас вернусь в кафе и ножи пересчитаю. У нас несколько наборов, но все они учтены у Зарины. Мы, если что закупаем, оставляем счета, квитанции. Если что ломается, списываем. То есть, на балансе все ножи, какие есть. Сверю с реальным положением дел и перезвоню. Буквально через час повар доложил, что все ножи на месте, вообще все, до единого. Получается, ножик пронес кто-то из гостей. Убийца, запланировавший свое черное дело заранее. И опять всплыл вопрос о мотиве. Вопрос, на который никто не мог ответить. — Собираем консилиум. Мозговой штурм, — объявил Герман, позвав Серегу и Олю в свой небольшой кабинет. Обычно заказывалась доставка пиццы — тут не до обеда, и большие стаканы с кофе. Традицию нарушать не стали. — Так, проверим, пишут ли нам что-то о таинственном израильтянине. Ага, есть. Только это баба. Прости, Оль. Женщина. Наталья… ого-го! — Что??? — На него смотрели четыре вытаращенных глаза. — Фамилия у Натальи Семакова. — Это ж фамилия Толи… — прошептала Оля. — Вот именно! Сверим-ка кое-что. — Он зашелестел распечатками. — Есть! Переводы начались до знакомства Хельги с Анатолием. Пока я ничего не понимаю, но твоя, Оля, зацепочка сработала, потому что сейчас — это уже не маленькая странность, а большое совпадение! И есть повод запросить коллег из славного Израиля. Некоторое время Герман печатал письмо руководству с просьбой выяснить, кто такая Наталья Семакова и почему она переводила деньги Хельге. Конечно, Наталья могла оказаться лишь однофамилицей Толи, но в такое совпадение Герман не верил. — Пока мы ждем ответа, а ждать мы его можем долго, к сожалению, давайте еще что-то, варианты, за что еще дергать? — Герман протянул руку за куском Маргариты. Оля взяла карточки из библиотечного каталога, которые использовала иногда в работе, и подписала на каждой имя всех участников произошедшего, а также тех, кто косвенно им встречался по ходу расследования. Разложив их перед собой, Оля прочитала вслух имена: — Анатолий, Семен, Хельга, Елена Федоровна, Кира и Егор. Это положим в одну сторону. Отец Хельгиных детей, Наталья, демон. Положим их в середину. С другой стороны положим работников ресторана. Я никого не потеряла? — Оля внимательно смотрела на карточки. — Ну, если всех перечислять, еще была подруга Хельги, у которой ротавирус, — сказал Серега с набитым ртом. — Ага, — Оля подписала карточку и положила ее в середину. — Получается, мы не отработали отца детей и подругу. По Наталье запрос отправлен, демона мы не знаем, поэтому пока по нему отправлять запрос некуда, если только к дьяволу. — Так, по батюшке нерадивому, на самом деле, я запрашивал, — Герман вытер руки о салфетку и вытащил очередную бумажку. — Спился окончательно. Квартиру свою продал, купил комнату в коммуналке. Живет на остатки денег с продажи квартиры. Детей спрашивал — отец с ними вообще не общается уже много лет. Они его даже не помнят. Подруга. Я уточнил в отеле: она, действительно, вызывала врача, жаловалась на рвоту. Сами знаете, у нас тут ротавирус у приезжих — святое дело. Лежит до сих пор в номере. Я ее набирал. Она в шоке от произошедшего. К ней Елена Федоровна заходила вчера вечером, рассказала, что случилось. На компьютере пискнуло оповещение о пришедшем письме. Израильские коллеги долго тянуть не стали и скинули россиянам из своей электронной базы информацию о Наталье. — Переехала в Израиль в 1990 году, — читал с экрана Герман, — вышла замуж за владельца ювелирной фабрики. Тот умер год назад. Она унаследовала все его состояние, а оно огромно. Миллионер! Еще прислали ее телефон и мейл. — Я же говорила, наследство! — Оля захлопала в ладоши. — Не дедушка нашелся, а бабушка или тетя, короче, Толе крупно повезло! — Толе крупно не повезло, — заметил Серега, — но его потенциальной родственнице я бы позвонил. — Попробуем, — Герман начал вбивать номер в телефон. — Алло, простите, из России беспокоят. Вы знакомы с Анатолием Семаковым? Ага, ага… Понимаете, я из полиции, его убили вчера, а у его невесты переводы от вас, — тараторил Герман, стараясь быстро выложить важную информацию до того, как Наталья с испугу положит трубку. — Мы запрашивали израильских коллег, они нам прислали ваши координаты… Так, ага… Почему? Угу… Записываю. Спасибо… Да, конечно. Я вам вышлю все подробности. Мы можем рассчитывать, что вы дадите показания? Ага… Да, это мой номер. Звоните. Примите соболезнования. — Он положил телефон и посмотрел на Олю. — Фильм говоришь. Кино. — Что она сказала? — испуганно спросила Оля. — У Натальи рак. Несколько лет уже тянется. После смерти мужа ей стало хуже. А главное она поняла, что совершенно одинока: детей своих не было, а с сестрой она не общалась с момента отъезда в Израиль — та это сильно не одобряла и прервала все контакты. Но позже Наталье сообщили родители о гибели сестры и мужа. Родители давно умерли, но Наталья знала о существовании племянника. Толю нашла ее подруга, которая по делам ездила постоянно в Россию. Оставила ему мейл Натальи, и тот начал писать тетке. По состоянию здоровья Наталья лететь в Питер не могла, но переписка завязалась, и она начала переводить племяннику крупные суммы денег на карточку. Карточка, как он сказал, жены, потому что своей у него нет — бедствует. Наталья не была здесь с момента отъезда, и не знает, что у нас даже бомжи подаяние на карточки принимают. Поверила и переводила. Собралась оформить на него наследство. Хотела сюда приехать, чтобы напоследок познакомиться, несмотря на болезнь — все равно недолго осталось. Вот такая история. Женщина в шоке! Но приехать обещала. Показания заверит там. — Б-р-р! — потряс головой Серега. — Вообще ничего не понял. Кому она в итоге-то деньги переводила? — Хороший вопрос. Не Хельге ли? — Ей, понятное дело, — Оля посмотрела на свои карточки. — Получается, Хельга узнала о Наталье. Дела у нее шли все хуже, и она прикинулась Толей, до которого, почему-то информация о тетке не дошла, а дошла до Хельги. Писала от его имени. Получала денежки. Но потом Наталья решила приехать. Хельга нашла Толю, женила его на себе. Убила. Теперь наследство получит она. — Наталья ей его не завещает. — Почему нет? Она та самая несчастная жена, которая и так получала переводы, а теперь она еще более несчастная. Кстати, на Толика дом свой в Израиле Наталья уже успела переписать. И квартиру родителей в Питере. Она чувствовала дикую вину перед парнем, которого лишила в свое время наследства, воспользовавшись тем, что он находился в детдоме, — и Герман замолчал, начав крутить ручку. — Ребят, правда, мы ведь убийцу не поймали. У Хельги появился мотив. Но поди докажи, что это она вместо Толи писала — Толя-то убит, а мейл — это не письмо от руки. Наталья, как я поняла, понятия не имела, кто ей пишет. И ее показания, по большому счету ничего не доказывают. Лишь махинации с деньгами. — Оля явно расстроилась, ведь дело разваливалось на глазах. — Так, завтра поутру всех причастных вызываем на место убийства. На десять назначайте. Я с Зариной договорюсь, — постановил Герман. — Всех приводите, включая больную подругу. Нам, сами знаете, чем больше бумаг и показаний, тем лучше — отчет писать придется. Поэтому тоже пусть расскажет чего-нибудь. Утром все собрались в кафе. Зарина предложила чай и кофе, но Герман решил сначала оформить бумаги, получив показания, основанные на последней информации. Кто знает, может, чего проявится случайно. — У нас нет только ваших паспортных данных, — обратился он к подруге Хельги. — Давайте, Ольга перепишет. Женщина протянула Оле паспорт. — Какой он у вас странный, — повертела документ Оля. — Загран? Мне внутренний нужен, с регистрацией. — Я не местная, — несколько неуместно захохотала подруга. — У меня гражданство Израиля. А таким как я наше консульство дает, да, аналог вашего заграна. И регистрации тут у меня нет. Могу израильский дать, но там тем более не принято ставить прописку. — И она снисходительно посмотрела на окружающих. Силой воли Герман сдерживал эмоции и показывал, как мог, взглядом, чтобы Оля и Серега молчали.