– А мать? – Она, видимо, сыну помогала. Разберёмся, Олег Денисович. Теперь уже почти всё ясно. Вот только Оксану Владимировну найдём. 50 Запиликал мобильник. Звонила Шахова: – Александр Прохорович, я нашла бабульку, которая со стопроцентной уверенностью говорит, что Оксана (по описанию это была она) входила в дом Ларионова. И видела, как ОМОН приехал. Так вот она утверждает, что до приезда ОМОНа никто из дома не выходил. – Всё ясно, – ответил Спектор. – Занимайтесь домом. Она там. Я уверен в этом. Я сейчас приеду. Есть свидетель, – обратился он к Макарову, – Олег Денисович, что Оксана входила в дом. Обратно не возвращалась. Всё. Нужно принимать меры. – Что ты хочешь делать? – спросил Макаров. – А что ещё делать? – развёл руками Спектор. – Возьму ребят с собой. Будем по кирпичу разбирать весь дом. Я уверен, что и Оксана, и Кислов, и Брызгалов – все они там. – Давай действуй…Или погоди, едем вместе. Спектор позвонил дежурному, попросил организовать в Булгаково бригаду строителей. По дороге Макаров словно сам с собой заговорил, но Спектор сразу понял, что это приглашение к диалогу. – Вот никак не могу понять, почему близкие люди друг друга предают? Дети родителей, а есть, наоборот, и те, кого предали родители. И то, и другое, конечно, отвратительно. Как они живут после этого? И можно ли это потом как-то исправить? – Мне кажется, Олег Денисович, исправить уже ничего нельзя. – А как же жить с этим? – воскликнул Макаров и сжал кулаки. – Наверное, нужно понять причины случившегося, во всяком случае, постараться это сделать, и, если не получается исправить, просто нужно забыть, смириться и продолжать жить, как бы не было горько и печально, – тяжело вздохнув, сказал Спектор. – Думаешь, такое возможно? – уныло улыбнулся Макаров. – Психологи говорят, что время все сглаживает, – ответил Спектор, – да и боль со временем утихает, острота затупляется. Вы знаете, многие родители прощают своим детям даже самые страшные грехи. – Не думаю, что простить можно всё, – не согласился Макаров – Но тут, конечно, надежда только на то, что не возникнет ситуация, при которой нельзя ни понять, ни забыть поступок. Жизнь она ведь не останавливается, она продолжается, и ей плевать на любые события. Она идёт вперёд, независимо от наших воспоминаний и желаний. – Эх, Саня, – продолжил Макаров, – тут вот какое дело: само предательство родителей своими детьми – это что-то само по себе невероятное, нелепость, несообразность. Ведь человек должен же отдавать себе отчёт, что эта жизнь подарена ему этими людьми. Тем более, если родители жили ради тебя, старались для тебя, растили, воспитывали… Разве это можно забыть? И вдруг они плюют тебе в душу, поступают по отношению к родителям плохо. Почему они так поступают? Почему они способны на такие поступки? Вероятно, в этом есть и вина родителей? Пихали им всё живым и мёртвым, поощряя в своих детях эгоизм и надменность – дескать, родили, заботьтесь. Я и такое слышал от некоторых своих знакомых. Прямо так сын и сказал: а зачем вы меня родили? Хотели ребёночка? Ну, так вот и заботьтесь теперь. Какие ко мне претензии. Вот как бывает! – Макаров развёл руками. – Тут есть обратная сторона медали, Олег Денисович! Некоторые родители, скорее всего, хотят, чтобы дети свои жизни посвятили их старости и чтобы больше заботились не о своих семьях и детях, а о стариках. Хотят вернуть от детей всё, что они вложили в них – весь свой труд, любовь, заботу… – Сомневаюсь, что это возможно! – воскликнул Макаров. – Выходит, тут включается механизм обратного эгоизма? – Можно и так сказать, – согласился Спектор. – Ну, тогда, Александр, тут нужно разбираться в причинах происшедшего и не торопиться обвинять детей в предательстве. Может просто нужно набраться сил, терпения и спокойно поговорить на эту тему? Без обвинений, криков, истерик, упрёков постараться понять друг друга. Какое-то время коллеги ехали молча, вдруг Спектор неожиданно продолжил тему: – Конечно, любое предательство – вещь отвратительная и страшная. Но иногда человек склонен называть предательством то, что ну, никак не попадает под эту категорию. А со временем проблема раздувается так, что человек, которого первоначально обвинили в предательстве уже по всем пунктам априори считается мерзавцем и предателем. Мне вот интересно, почему Брызгалов-младший пошёл на преступление против отца? – Мне кажется, – сказал Макаров, – тут главная вина в маменьке, Елизавете Фотеевне, она могла всё это остановить. Хотя картина ещё не до конца ясна. Но тем не менее… – Признаюсь, я не представляю, – вздохнул Спектор, – как люди переживают такую трагедию, когда родители растят, воспитывают ребёнка, обеспечивают его и образованием, и материально, отказывают себе во всём, а этот самый ребёнок вырос и бац, предал их. Тяжело всё это, даже представить не могу, какая это боль. – Часто в первую очередь винят родителей, мол, неправильно воспитали и так далее. Но, Саня, согласись, ты же, наверное, тоже встречал такое, когда смотришь, семья неблагополучная, родители пьянствуют, ведут разгульный образ жизни, никто никаким воспитанием не занимается, а ребёнок вырастает добропорядочным человеком. И напротив, другая семья – благополучная мама и папа интеллигенты, а дитё вырастает моральным уродом. – У меня есть знакомый философ, у него очень интересная теория, – продолжил Спектор, – так вот он рассуждает так: родители занимаются производством биороботов, а потом душу в него вселяют высшие силы, то есть организм человека – это компьютер, а душа – это программное обеспечение. И вот мы знаем, что программное обеспечение разное. Иногда происходят сбои, вирусы там всякие вселяются и прочее. – Ну, это уже нас куда-то в другие дебри занесло, – рассмеялся Макаров. – До Булгаково далеко ещё? – Минут пятнадцать ещё, – взглянув на часы, ответил Спектор и продолжил: – Ну, а если серьёзно, то в наше время очень много случаев предательства детьми своих родителей. У меня одни знакомые купили и оформили квартиру на детей, когда им было лет по семь-восемь, а те выросли и продали квартиру за спиной у матери. В результате женщина осталась без жилья на улице, вся в долгах как в шелках – свадьбу старшей дочери сыграла, залезла в кредит. Жила без мужа, всю жизнь посвятила детям. И вот результат, а на руках ещё сын десятилетний остался. Снимают сейчас комнату, женщина начала в сорок лет с нуля. Но зато сын сказал: «Мама, пусть мы даже на улице будем жить, зато я буду всегда рядом с тобой!». – Не дай бог таких детей. О! – Воскликнул Макаров, указывая на знак. – Вот и Булгаково. Приехали… 51 Шахова и Самохин уже второй час осматривали каждый сантиметр дома. – А ну дай мне вон ту табуретку, – попросила Мария. – Окошко осмотрю. – Лови, – Самохин подбросил пластмассовый стульчик. Мария взобралась на стул и, пошатнувшись, ухватилась за подоконник. Вдруг что-то загудело и стена стала отодвигаться. – Есть!!! – что есть мочи, закричал Костя. – Маша, вот она стена. Оксана, ты здесь? – Костя нырнул в проём и кинулся вниз по лестнице. – Стойте! Стойте! – донёсся откуда-то снизу голос Рюминой, не входите сюда. Не входите! Но Костя уже стоял напротив неё. Он кинулся обнимать Рюмину и стал целовать её. – Маша, оставайся наверху, – вырвавшись из объятий, закричала Рюмина. – Не входи сюда. Не входи! Шахова ступив на верхнюю ступеньку, тут же попятилась назад. – А что такое, Оксана? – крикнула она в подземелье. – Там под подоконником микрик стоит. Если дверь сейчас закроется, нажмёшь его, и мы выйдем. – Хорошо, поняла, – ты там одна? – Нет, – ответила Рюмина. – Здесь Фёдор Степанович, Кислов и труп Капкова. – Ничего себе, – ойкнула Мария, и в этот момент дверь стала закрываться. Мария схватила табуретку и вставила в щель. Дверь, словно и не почувствовала препятствия. Зажевала стул так, что в руках Марии остались только искорёженные пластмассовые ножки. Она мигом сбегала наверх, принесла стул покрепче и дотянувшись до микровыключателя, нажала на него. Но… стена не шелохнулась. Шахова до хруста в пальцах жала на проклятую кнопку, но стена замерла и не хотела открываться. – Твою мать! – не сдержавшись, выругалась Мария. – Да что ж это такое? Она вынула мобильник и попыталась позвонить Спектору, но связи в подвале не было. Шахова стремительно побежала наверх, уже на самом верху она подвернула ногу и вскрикнула то ли от боли, то ли оттого, что телефон выскользнул из рук и покатился вниз по ступеням. Мария кое-как дохромала до самого низа, снова поднялась наверх и, сев на верхнюю ступеньку, расплакалась – телефон умер. 52 Пленников в подземелье теперь уже было три человека. Плюс труп Капкова. – Оксана, ну как вы тут? Замёрзли, небось? – спрашивал Самохин. – Ты представляешь, еле нашли мы эту открывашку. Сейчас Маша откроет нас. Но стена стояла, как вкопанная. – Я так понимаю, телефон здесь не берёт? – спросил Самохин. – Ой, Костя, какой ты догадливый, – рассмеялась Рюмина. – Это ж надо, такой бункер отгрохали. Вот сволочи, – возмущался Константин. Прошло десять минут – Ну, где же она есть? – взволнованно спросила Рюмина. – Ничего там с ней не случилось? – Там же никого не было, – прошептал Костя. – Ну и что? Ты видишь, тут какие в доме приспособления? Может, ещё какие примочки есть. Прошло полчаса. Стена не открывалась. Прошло два часа… 53